Мерле Карусо - Вживленные в Эстонию

Мерле Карусо Вживленные в Эстонию

Перестройка — Поющая революция в Эстонии

Каур. Здравствуйте! Мы были тогда студентами последнего курса театрального факультета Эстонского Гуманитарного института, когда помогли детям из Хайбаского детского дома осуществить и представить зрителям проект «Кто я». Встретились мы осенью. Меня зовут Каур… В 1991 году мне было 11 лет.

Мария. Здравствуй! Я Мария. В 1991 году мне было 10 лет.

Анне. Здравствуй! Я Анне, и мне было 10 лет.

Кайа. Здравствуй! Я Кайа, и мне было 12 лет.

Эркки. Здравствуй! Я Эркки. В 1991 году мне было 10 лет.

Май. Здравствуй! Я Май, и мне было 13 лет.

Эва. Здравствуй! Я Эва, и мне было 11 лет.

Май. Когда, это самое, эстонское дело стало, как бы, снова вытанцовываться, был у нас в школе учитель по истории, директор школы, который потом был когда-то там еще избран в Рийгикогу, ну, парламент, значит, по-нашему. В какой-то там момент я намекала ему, что мой прадед тоже участвовал в восстании крестьян против помещиков в 1858.году, а зовется у нас это Махтраской войной, и был он там крупным деятелем, и с того самого момента я как бы поднялась на ступень выше, и мне показалось, что даже улучшились отметки моих контрольных по истории.

Кайа. У меня в детстве был постоянный конфликт, поскольку у меня русская фамилия. В сущности, я же эстонка, так ведь только вот постоянная головная боль оттого, что дед у меня русский. В то же время я этим очень даже гордилась, потому как, ну… красивый ведь человек.

Эва. В 1988 году с 10 по 14 июня на Певческом поле собралось более ста тысяч человек со всех концов страны. Старые и молодые стояли плечом к плечу, держались за руки и всю ночь пели столь милые сердцу песни о родине. Это и была наша поющая революция. Мне тоже страшно хотелось пойти на эти самые ночные певческие праздники — и ни разу не удалось, все время надо было заниматься музыкой. Да и малолеткой я была, вероятно, никто не хотел брать с собой.

Май. Я пела на этом Певческом поле. Помню, народу было страшно много. Мама была, бабушка была. Под конец пели «Эстонец я, и эстонцем я остаюсь», и все должны были держаться за руки, а мне как-то странно было, мол, как же так, чужая тетя стоит рядом — и как это я возьму ее за руку.

Каур. Мы по телеку смотрели, как члены Интерфронта приезжали на грузовике к зданию замка Тоомпеа, где находилось наше Эстонское правительство, и, пытаясь ворваться, решили машиной снести ворота. Все были взбудоражены, и я тоже был в страшной тревоге. Постоянно было такое чувство, что просто глупо сидеть дома. Что в натуре нужно куда-то пойти да совершить что-то этакое. А куда пойти и чего бы такого сделать, никто не объяснял. Я дико мучился.

Эркки. Мальчишки все воодушевлены до ужасу были, могло это быть в третьем, или четвертом, или даже во втором классе, нам без разницы было, с чем пойти; с мальчишками постарше тоже вот обсуждали, мол, если ничего другого не остается, так зимой со снежными комами пойдем. Что, хорошо бы, если война зимой, вот было бы здорово.

Анне. Наш класс был первым, кого в пионеры уже не принимали. Мы были желуди и страшно от этого несчастные.

Мария. Все это время было в нашей семье ужасно переломным. Одним из таких переломов было, когда мать стала жить с мужиком, который был чрезмерно политически активным. И зародилась у нас дома такая атмосфера, что кругом везде большая, в общем, опасность, и все так неустойчиво, в то же время мне старались показывать все в розовом цвете. Безумно вкусную еду стали готовить и вдруг начали проявлять страшную заботу обо мне, а мне это показалось как-то все смешно и фальшиво. И каждый вечер повторялась такая вот сцена, что приходит мужик домой, сменит костюм, плотно поужинает и уходит, а когда я спрашиваю, куда это он, то получаю в ответ, что строить Эстонское государство.

Эва. 23 августа 1989 года два миллиона человек, держась крепко за руки, встали в 600-километровую живую цепочку, соединив Таллинн с Вильнюсом. И когда все стояли в этой Балтийской цепочке, я ОПЯТЬ не смогла пойти, поскольку была в деревне у бабушки. Знаю, туда все пошли.

Май. Я где-то на Вильяндийском шоссе стояла, с места работы отчима нас туда на автобусе повезли, держались за руки, и довольно долго так.

Каур. Мы где-то меж порослей на шоссе в совершенно немыслимом месте стояли. Но я-то понимал, система такая, так и должно быть, это так все предусмотрено, что мы сейчас все здесь. И никак не сообразил, где же эта цепочка начинается или кончается, дико разозлился, что какие-то люди не держались за руки. Нет, ну, нельзя ведь так, правда же. Посреди цепочки вдруг пробоина, ведь так воздействия никакого не будет, да. Сплошного соединения так и не получилось, и я по этому поводу ужасно злился, нельзя же так, люди.

Анне. У смешанного хора Вигала был дружеский хор из Финляндии. Ночевали они в семьях и всегда приносили с собой всякой всячины. Помню, наш финн хотел выбросить пластиковые пакеты, а мы ему — что сами выбросим, а на самом-то деле припрятали в шкафу. И были ужасно рады, ведь я могла пойти в школу и похвастаться, что у меня вот привезенный из Финляндии пакетик.

Эва. Мы были в Нави, такая глухомань на юге Эстонии, я и мой брат и один наш семейный знакомый, они постарше меня были. И… тогда где-то раздобыли бананы. Ровно три банана — маленький такой, средний и самый большой. И дико спорили, что пусть, мол, самый маленький достанется самому малому, а большой — большому. Брат говорил, что ему нужно еще расти, значит, следует и больше кушать. А я говорила, что я же такая маленькая и тоже хочу вырасти большой, что вот мне и следует больше кушать. В общем, решили наконец тянуть жребий. И вышло, что мне достался самый крупный, среднему — средний, и самый старший получил самый маленький. И помню, как же они стали меня сразу уговаривать, чего только не наобещали. Но я ни в какую. Этот банан достался все-таки мне.

Май. В валютные магазины ходили, как в музей. Ходили, смотрели, какие там красивые пестрые упаковки да наклейки разные, и киви, мол, что это за диковинки такие — мохнатые, непонятные. Потом как-то в телеке показывали, как их нужно кушать. Один наш журналист известный, Ивар Вигла, прямо на своей передаче это всем и показал.

Эва. У нас тоже был один друг семьи, который мог все время ездить в Германию. И вот однажды мы были у него в гостях, и он привез как раз киви. Дали и мне тоже кусочек откусить. Но почему-то прямо перед самым отъездом, так что я взяла этот кусочек себе в РОТ, и мы сразу же садились в такси, и вот всю дорогу домой я держала этот кусочек во рту. Собственно, оно мне не очень-то и понравилось. Даже и не помню, как же я от него наконец-то избавилась.

Май. У соседки моей снизу был привезенный из Финляндии пенал и «Лего» тоже, я помню. Я завидовала ей ужасно и все норовила одолжить у нее этот пенал, мол, одолжи на денек! А она так и не дала мне его.

Мария. Моя мама работала в «Интуристе», и у нее было множество знакомых финнов. В какое-то время к нам домой приходило их пачками, я носила только привезенную мамиными знакомыми финнами старую одежду их детей. И в связи с этим у нас постоянно водилась дома валюта или же постоянно стояла валютная тема. Часто эта валюта пропадала — мама тщательно прятала ее везде и абсолютно всегда забывала, куда на сей раз припрятала. И абсолютно всегда я ее где-то находила. В корзине грязного белья, например, однажды нашла в завернутых носках.

Каур. У моей сестры была коллекция жестяных банок. И я ей дико завидовал. Все думал — не может такое быть, что у нее есть, а у меня не единой баночки, так ведь. Помню, я долго и нудно уговаривал ее составить завещание. Мол, все остальное — куда ни шло, а банки она должна оставить мне.

Эркки. 91-й — «Рок Суммер». Я и мой друг получили себе красивые желтые футболки и назывались мы санитарами на плацу. А означало это, что нам нужно было собрать все разбросанные старыми рок-пердунами бутылки, чтобы тарой не стали в них кидаться. Набегались мы с этими бутылками, отвозя их в прием тары, и заработали себе на этом мероприятии солидную копеечку. Гордились мы страшно, да и эти красивые желтые футболки мы тоже себе получили, спереди волк какой-то нарисован, а сзади — «91» и Певческое поле, и «Rock Summer», и все такое.

Кайа. С детства я проводила все свои каникулы и все лето в деревне на юге Эстонии, недалеко от маленького городка Выру. Оба мои дедушки и бабушки родом оттуда. Были. Мы говорили много о военном времени, о депортациях, бабушку мою тоже выслали, так ведь. Дедушка все про своё говорил, и про Сибирь тоже, и я страшно боялась, что будет война. А когда в августе 91-го эти русские танки пришли, то я стала бояться за дедушку, за деда своего. Ведь он же русский, только он-то ни в чем не виноват. Вдруг и его сошлют, такие вот были страхи.