Леонид Мацих - Скачущий на льве Страница 12

Акива садится.

Знаешь, что самое тягостное в обязанностях императора? То, что ты должен постоянно вести себя как на параде. Нельзя и на минуту стать самим собой. Единственный человек, который не видит во мне императора — это мой врач Гермоген. Я для него лишь пациент, то есть мешок потрохов, пораженных разными болезнями. У тебя есть свой врач, Акива?

Акива. Есть, цезарь. Его зовут Эвполем.

Адриан. Грек?

Акива. Нет, еврей, но носит греческое имя. Он родом из Антиохии, а там это не редкость. Думаю, я для него тоже не книжник Акива, а средоточие разных жидкостей, смесь крови, лимфы и желчи. Таково ремесло врача. Если он будет видеть в больном личность или должность, его уста скует страх, и он не сможет лечить болезни.

Адриан. До того, как нас оглушили эти трубы, я остановился на мгновение у дверей перевести дух. Я услышал, что вы изучали нечто на одной ноге. Что сказал этот ваш мудрец Гиллель?

Акива. Он по просьбе некоего язычника определил сущность нашей веры.

Адриан. В чем она?

Акива. Не делай другим того, что ненавистно тебе.

Адриан. Ты можешь также кратко определить сущность христианства?

Акива. Я попробую. Чем хуже тебе на этом свете, тем лучше будет на том. И наоборот.

Адриан. И какой из этого следует вывод?

Акива. Не огорчайся, если у тебя ничего нет, ты всеми унижен и презираем. Твоя награда ждет тебя на небесах. Не гордись и не радуйся, если у тебя все есть и ты высоко вознесен в этой жизни. Тебя могут ожидать мучения после смерти.

Адриан. Сущность греческой философии?

Акива. Богов не существует, но их следует чтить. Стремись к свободе, но без колебаний порабощай других. Будь хозяином своей судьбы, но помни, что всем управляет слепая сила рока.

Адриан. Сущность римской идеи?

Акива. Нам нужен мир. Точка. Весь.

Адриан. Очень интересно.

Хлопает в ладоши, появляются слуги, накрывают стол. Все слуги потом выходят, остается только секретарь Флегонт.

Давай выпьем вина, Акива. Наливай себе сам, какое тебе нравится. Здесь италийские вина — фалернское, цекубское, а это — греческие. Вот превосходное самосское. Вот вода, ты можешь разбавлять вино водой по эллинскому обычаю. Есть сушеные фрукты, угощайся без стеснения. Будь моим гостем.

Акива. Благодарю тебя, цезарь, но наш закон позволяет пить только еврейское вино.

Адриан. Вот как? Я думал, запреты касаются только мяса. Я слышал, что вы не едите свинью, зайца, коня и верблюда.

Акива. Есть и другое запрещенное мясо. Но на вино ограничения еще строже.

Адриан. Почему? Вы считаете ваши вина самыми лучшими, а вина других земель не стоящими внимания?

Акива. Нет, дело не в качестве. Просто еврею запрещено нееврейское вино.

Адриан. А кто запретил?

Акива. Бог.

Адриан. Я почему-то уверен, что никакой бог такого запрета бы не одобрил. Мне кажется, дело совсем в другом. Ни один народ, кроме арабов, не садится за стол без вина. Если евреям запретить пить чужое вино, это означает, что они не смогут разделить трапезу ни с кем. Мне кажется, этот запрет выдумали ваши предводители, мудрецы вроде тебя, чтобы отделить евреев от других народов.

Акива. Возможно, и так. Но закон есть закон, кому как не римлянину знать это. Я с удовольствием выпью воды и поем фруктов.

Адриан. Поступай, как знаешь.

Пьют.

Когда я служил в этих местах при моем великом предшественнике цезаре Траяне, недалеко от моего дома жил еврей-ювелир. Он все время пел одну и ту же песню про десять мер. Ты знаешь ее?

Акива. Да, знаю. Десять мер красоты было дано миру. Иерусалим взял девять, остальные взяли одну.

Адриан. Десять мер богатства было дано миру. Рим взял девять, остальные взяли одну.

Акива. Десять мер колдовства было дано миру. Египет взял девять, остальные взяли одну.

Адриан. Ты согласен с этим, Акива?

Акива. Египтяне сами любят поддерживать свою репутацию колдунов и чародеев. Их это нисколько не обижает, напротив, им это даже льстит.

Адриан. Десять мер низости было дано миру. Аравия взяла девять, остальные взяли одну.

Акива. Ты хочешь спеть всю песню? Она длинная.

Адриан. Нет, достаточно. Я хочу спросить: если миру дано было десять мер мудрости, кто взял девять? Израиль?

Акива. Я хотел бы так думать, но повседневный опыт учит, что это не так.

Адриан. Как, разве бывают неумные евреи?

Акива. Увы! Бывают неумные, и просто глупые.

Адриан. Ты — первый еврей, который мне об этом говорит.

Акива. Я слишком люблю свой народ, чтобы льстить ему.

Адриан. Так кто же взял девять мер мудрости, Акива?

Акива. Думаю, никто не взял все девять. Мудрость поровну досталась всем народам. Среди любого племени есть мудрецы.

Адриан. Я согласен с тобой. Мне тоже всегда казалось, что ум распределен между людьми справедливее всего. Никто не жалуется на его отсутствие.

Акива. Если человек чувствует, что ему недостает ума, это означает, что он далеко не так глуп.

Адриан. Какого ты мнения о христианстве?

Акива. Я полагаю, что это неудачная попытка совместить содержание еврейских священных книг с греческими философскими учениями. Первым это попытался сделать александрийский еврей Филон. У него это временами выходило довольно изящно. У Иисуса из Назарета и его последователей это получается очень неуклюже. Это напоминает мне строчку из Горация в его «Науке поэзии», где он пишет о картине, на которой изображена очаровательная женщина с мерзким рыбьим хвостом:

«Лик от красавицы-девы, а хвост от чешуйчатой рыбы —кто бы, по-вашему, мог, поглядев, удержаться от смеха?»

Адриан. Акива, твоя ученость делает тебе честь, но ничего не проясняет. Девять из каждого десятка людей на свете никогда не слышали о Филоне. Они понятия не имеют ни о ваших книгах, ни о греческой философии. Их влечет к христианам нечто совсем иное. В чем, по-твоему, их главная притягательная сила?

Акива. Возможно, в проповеди того, что все люди — братья и равны между собой.

Адриан. Ты веришь в это?

Акива. Нет. Люди, действительно, братья, ибо происходят от единого отца, прародителя нашего Адама. Но разве братья равны? Есть старший, есть младший, есть совсем малые. Я — за братство, но против равенства.

Адриан. Старшим братом ты видишь свой народ?

Акива. Да. Он возник в незапамятные времена, когда никто не слышал ни о Греции, ни о Риме. Когда Рим, который сейчас некоторым представляется вечным, исчезнет, мой народ все будет жить.

Адриан. (С усмешкой) Ты способен предвидеть будущее, Акива? Ты разве астролог? Давай вернемся к разуму и логике. У меня к тебе несколько вопросов. Это ведь евреи придумали христианство? Основатель секты был евреем? Почему же евреи отвергают их?

Акива. Иисус из Назарета, несомненно, был евреем. Это подтверждается его прекраснодушием и мечтательностью. Кто еще мог вообразить, что люди будут подставлять левую щеку, когда их ударят по правой? Кто еще мог поверить, что его мать — девственница?

Адриан. Ты не веришь в его учение?

Акива. Нет.

Адриан. Со стороны евреев мудростью было придумать христианство или отвергнуть его?

Акива. Отвергнуть.

Адриан. Тех из евреев, которые пошли за христианами, вы не считаете своими?

Акива. Нет. Мы скорбим об их заблуждениях, но мы вычеркнули их из своих сердец и отсидели по ним траур, как по покойникам.

Адриан. Христиан многие ненавидят. Но, возможно, именно поэтому их следует поддержать? Представь себе, с завтрашнего дня императорским указом я объявляю христианство государственной религией! Разрушены алтари римских богов, повержены статуи, снесены храмы. На всех зданиях водружаются кресты. Крест над Форумом, над Палатинским холмом, над сенатской курией! На значительные должности принимают только христиан. Все остальные должны им прислуживать, иначе их изгонят из пределов Империи. Все ходят с постными рожами, говорят только о грехах, смерти и загробной жизни. Сам я становлюсь аскетом, так ведь это у них называется, одеваюсь в тряпье, хожу босой и стою на коленях перед двумя скрещенными палочками, изображая смирение и уничижение! Какова картина! Триумф державной воли над скучной рутиной жизни!