Артур Хейли - Менялы Страница 16

«Как же он упивается своей ролью», – подумала Эдвина; почему-то ей стало обидно за Майлза Истина.

– Как по-вашему, сколько времени он этим занимался? – спросила она.

– Судя по тому, что нам удалось обнаружить, – ответил Гейн, – где-то с год, а то и больше. Эдвина повернулась к Хэлу Бернсайду:

– Значит, во время прошлой проверки вы это прозевали. Разве ревизия «забытых» вкладов не входит в вашу компетенцию?

Она словно наступила Бернсайду на больную мозоль. Он сделался пунцовым и признал поражение.

– Выходит. Но искусному мошеннику иногда удается даже нас обвести вокруг пальца.

– Понятно. Хотя минуту назад вы утверждали, что почерк выдает его с головой.

Иннес прервал воцарившееся молчание:

– Однако это обстоятельство не проливает свет на то, куда делись пропавшие в среду деньги.

– Разве что теперь главным подозреваемым лицом становится Истин, – откликнулся Бернсайд. Он был рад сменить тему разговора. – Не ровен час, он сам признается в краже.

– Ни за что он не признается, – рявкнул Нолан Уэйнрайт. – Слишком уж он хитер. А потом, с какой стати? Мы так толком и не знаем, как он это обстряпал.

Хэл Бернсайд поднялся и закрыл «дипломат».

– Ревизоры свою миссию выполнили, теперь – очередь блюстителей закона.

– Нам понадобятся эти бумаги и подписанные вами показания, – сказал Иннес.

– Здесь остается мистер Гейн, он полностью переходит в ваше распоряжение.

– Еще один вопрос. Истин не мог заподозрить, что его разоблачили?

– Вряд ли. – Бернсайд взглянул на своего помощника, который отрицательно помотал головой.

– Уверен, что нет. Мы постарались скрыть от него истинный объект поиска и для отвода глаз задавали другие вопросы.

– Мне тоже кажется, что нет, – подтвердила Эдвина. Она с грустью вспомнила, с какой жизнерадостной неутомимостью Майлз Истин работал весь сегодняшний вечер. Зачем он это натворил? О Боже, зачем?

Иннес одобрительно кивнул:

– Тогда давайте поступим следующим образом. Как только закончим с формальностями, допросим Истина, но предупреждать его заранее нельзя. Он все ещё в банке?

– Да, – сказала Эдвина. – Уж нас-то он точно дождется, а кроме того, он всегда уходит одним из последних.

– Внесите в план поправку, – неожиданно вмешался Нолан Уэйнрайт. – Задержите его как можно дольше. А потом пусть отправляется домой, ничего не подозревая.

Присутствующие с недоумением и испугом взглянули на шефа службы безопасности. Особенно пристально смотрели на него оба агента ФБР. Похоже, они молча обменялись какой-то информацией.

После некоторых раздумий Иннес согласился:

– Хорошо. Пусть будет так. Через несколько минут Эдвина и Бернсайд спускались в лифте.

– Прежде чем вы начнете писать показания, – вежливо обратился к оставшемуся в комнате ревизору Иннес, – не могли бы вы ненадолго оставить нас одних?

– Разумеется. – И Гейн вышел.

Иннес в упор взглянул на Нолана Уэйнрайта:

– Вы что-то задумали?

– Да. – Уэйнрайт помолчал в нерешительности. Опыт подсказывал ему, что улики против Истина изобиловали пробелами, которые следовало заполнить. Это означало, что вопреки его же собственным принципам закон придется немного потеснить. – Вы уверены, что вам следует об этом знать?

Они смотрели друг другу в глаза. Агенты работали с Уэйнрайтом ни один год и питали к нему уважение.

– Добиться показаний в наше время – дело непростое, – сказал Иннес. – Мы не можем позволить себе того, что позволяли в прежние времена, иначе нам же и не поздоровится.

– Скажите только то, что считаете нужным, – произнес второй агент ФБР после некоторого молчания. Уэйнрайт нервно сцепил пальцы рук:

– Ну ладно. У нас достаточно улик, для того чтобы упрятать Истина за решетку по обвинению в воровстве. Допустим, общая сумма хищений составляет приблизительно восемь тысяч долларов. Сколько, по-вашему, ему присудят?

– За первое преступление ему вынесут приговор с отсрочкой исполнения, – ответил Иннес.

– Ясно. – Уэйнрайт сильнее сжал пальцы. – А если мы сумеем доказать, что исчезновение тех шести тысяч в среду – тоже его рук дело и что он преднамеренно пытался подставить девушку, и, черт побери, ему это почти удалось…

– Если вы действительно сумеете это доказать, любой здравомыслящий судья сразу отправит его за решетку. Но вот сумеете ли?

– Я намерен это сделать. Я лично заинтересован, чтобы этот сукин сын видел небо в клеточку.

– Вполне вас понимаю, – задумчиво произнес агент ФБР. – Я тоже был бы не против.

– В таком случае давайте поступим, как я предложил. Не трогайте Истина сегодня. Дайте мне время до утра.

– Я не уверен… – Иннес колебался. – Не уверен, что имею на это право.

Все трое молчали, раздираемые противоречивыми чувствами. Оба агента догадывались, что замыслил Нолан Уэйнрайт.

– Если мы отложим допрос до утра, – предостерег второй агент, – нельзя допустить, чтобы Истин сбежал. Тогда у нас будет полно неприятностей.

– Кроме того, он должен остаться цел и невредим, – добавил Иннес.

– Он не сбежит. И останется цел. Даю слово.

– Ну что ж, – сказал Иннес. – До утра так до утра. Но только запомните, Нолан: никакого разговора между нами не было. – Он встал и открыл дверь. – Можете войти, мистер Гейн. Мистер Уэйнрайт уходит, а мы готовы принять ваши показания.

Глава 14

На случай чрезвычайных обстоятельств в отделе безопасности имелся список телефонов и адресов служащих банка, в том числе и Майлза Истина. Нолан Уэйнрайт выписал и адрес и телефон.

Район был ему знаком. Находился он примерно в двух милях от центра, и жили там люди среднего достатка. Квартира 2Г.

Шеф службы безопасности подошел к телефону-автомату на Росселли-плаза и набрал номер – никто не ответил. Уэйнрайт уже знал, что Майлз Истин не был женат. И уповал на то, что Истин живет один.

Если бы в квартире Истина сняли трубку, Уэйнрайт извинился бы за ошибку и разработал другой план действий. Поскольку этого не потребовалось, он отправился к машине, оставленной в подземном гараже.

Прежде чем сесть за руль, он открыл багажник, достал маленький замшевый мешочек и спрятал его во внутренний карман пиджака. Затем поехал по нужному адресу.

С непринужденным видом подходя к крыльцу, он внимательно оглядел дом. Это было трехэтажное строение приблизительно сорокалетней давности, которое нуждалось в ремонте. Квартир двадцать, не больше. Привратника не видно. В вестибюле рядом с почтовыми ящиками – кнопки звонков. Входные двери двустворчатые, стеклянные, однако внутри дверь более массивная и, похоже, на замке.

Было 22.30 вечера. Улица почти пуста – ни машин, ни пешеходов. Он вошел.

Рядом с почтовыми ящиками расположены в три ряда кнопки звонков и микрофон. Уэйнрайт нашел фамилию Истин и нажал на кнопку. Как он и ожидал, ответа не последовало.

Догадавшись, что 2Г обозначает второй этаж, он наугад нажал на кнопку с цифрой 3. Раздался мужской голос: «Кто там?»

Рядом с кнопкой значилась фамилия Апплби.

– Телеграмма для Апплби, – сказал Уэйнрайт.

– Хорошо, поднимайтесь.

Раздался щелчок, означавший, что тяжелая внутренняя дверь открылась. Уэйнрайт быстро вошел в подъезд.

Прямо перед ним находился лифт, но он и не подумал им воспользоваться. Справа он увидел лестницу и взбежал по ней на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки.

Квартира 2Г находилась в конце коридора; дверной замок выглядел довольно простым. Уэйнрайт начал пробовать одно за другим тонкие лезвия из замшевого мешочка, и с четвертой попытки цилиндрический замок поддался. Уэйнрайт вошел и захлопнул дверь.

Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, затем подошел к окну и задернул шторы. Нащупал выключатель и включил свет.

Квартирка была небольшая, рассчитанная на одного человека – единственная комната была поделена на несколько уголков различного предназначения. Пространство, отведенное под гостиную, занимали диван, кресло, портативный телевизор и столик для еды. Кровать была отделена перегородкой, кухонька – раздвижной дверью. Еще одна дверь вела в ванную, другая – в кладовку. Все было чисто прибрано. Несколько книжных полок и репродукций в рамах создавали некую личностную атмосферу.

Не теряя времени, Уэйнрайт приступил к тщательному обыску.

За незаконные действия, которые он совершал в тот вечер одно за другим, Уэйнрайта мучили угрызения совести. Ему никак не удавалось от них освободиться. Нолан Уэйнрайт осознавал, что попирает собственные моральные принципы. Но его подстегивала ярость. Ярость и злость на себя за то, что четыре дня назад он поступил как подлец.

Даже сейчас он видел перед собой полные мольбы глаза девушки-пуэрториканки. Но он отринул от себя эту мольбу, отринул с презрением, а потом прочел презрение и в её взгляде.

Это воспоминание и досада на то, что он позволил Майлзу Истину одурачить себя, придавало Уэйнрайту решимости – он должен во что бы то ни стало вывести Истина на чистую воду, пусть даже преступая закон.