Непрожитая жизнь - "Nogaulitki" Страница 16

Она сказала мне тогда:

— Пожалуйста, не говори так. Не поступай так со мной. Тебе все известно, я никогда не пыталась тебя обмануть, я всегда была предельно честна с тобой. Не забывай, что я не тебе с ним изменяю. А ему с тобой.

Я тогда промолчала. Я знала, что не могу ставить ее перед выбором, потому что в этой "войне" я проиграю. Она рассказывала мне, как он помог ее отцу, когда у того были большие проблемы с бизнесом. Нужны были деньги, нужны были тендеры, которые его фирма сама никогда бы не получила. И в тот момент отец Петра очень помог. Я тогда возмутилась, что чувство долга — не лучшее основание для отношений. Это была наша первая ссора.

Когда наш совместный маленький уикенд подходил к концу и нам надо было утром уезжать обратно в город, мы лежали в гамаке, обнявшись, наблюдая за почти полной луной, которая ярко светила на черном ночном небе. Мне было так хорошо с ней, что я поняла, что просто не могу не спросить ее о том, что мучило меня все это время, о чем я задумывалась много раз.

— Наташа? — тихо проговорила я, прижимая ее к себе еще ближе.

— Да?

— Давай уедем? Куда-нибудь. Сбежим от всех. И будем вдвоем.

Я бы отдала все, что у меня было, если бы она ответила мне "да". Я была бы самым счастливым человеком на свете. Но я понимала, что мои шансы настолько ничтожны, что это можно представить только в самых смелых мечтах. Я ждала, что она скажет, затаив дыхание. Я слышала, как сильно бьется мое сердце.

— Я не могу, — прошептала Наташа и я услышала, как она всхлипнула.

— Но почему? Мы же любим друг друга. Мы же...

— Ира, я беременна, — сказала она так тихо, что мне поначалу показалось, что я ослышалась.

— Как давно? — спустя пару минут, еле вымолвила я.

— Около шести недель.

— И когда ты...

— Я узнала две недели назад. У меня и раньше были сбои в "женском графике", поэтому я не сразу поняла...

— Он знает?

— Да. Я сказала ему по телефону неделю назад, — она говорила, а голос ее дрожал.

— Рад? — я слышала себя будто со стороны. Не узнавала свой собственный голос.

— Да. Он переводится в местный филиал и больше не будет такого количества командировок. И... я выхожу замуж.

— Наташа, давай уедем, правда? — я подскочила на гамаке, чуть не перевернув нас. Я поняла, что я теряю ее. И мне необходимо было предпринять хоть что-нибудь, — я буду тебе помогать, буду работать. К черту эту учебу, на улице двадцать первый век, высшим образованием никого не удивишь. Я буду любить этого ребенка как своего, обещаю. Пожалуйста, — шептала я, хватая ее за руки и глядя в глаза. Слезы катились сами по себе, она тоже сидела и еле слышно всхлипывала.

— Я не могу позволить тебе "положить жизнь" из-за меня. Ты же сама меня потом возненавидишь. Ты хоть представляешь, какая это ответственность?

— Я представляю, и я знаю, что готова к этому. Ради тебя, ради нас.

— Прости, нет. Так нельзя. Ребенку нужен отец, нужна семья.

— Но ты же не любишь его! — воскликнула я, чувствуя, как мое счастье ускользает из моих рук. И ощущая, какое оно было хрупкое.

— Мы помолвлены. И у нас будет ребенок. Я ничего тебе не обещала, я не обманывала тебя, — твердо проговорила девушка.

Это тоже было правдой. Наташа в начале наших отношений говорила, и не раз, что в ее жизни есть Петр и что она поймет, если я не соглашусь на это. Но я согласилась. Я знала, на что иду. Хотя и не представляла, куда это все приведет.

— Ты... Ты специально привезла меня сюда? — осенило вдруг меня, — хотела повеселиться перед тем, как выкинуть меня из своей жизни? Промыла мне мозги словами о любви, а сама знала, что все это будет кончено уже через день?

— Я сказала тебе, что люблю, потому что я это чувствую. Я хотела быть честной. До конца. Я не хотела, чтобы получилось так. Меньшее, чего мне хотелось, это причинить тебе боль. Я люблю, тебя, Ира. Я правда хотела поступить правильно, но... тут нет правильного варианта.

Я молча качала головой, бездумно глядя в темноту.

— Значит, у тебя теперь будет счастливая семейная жизнь с мужем и ребенком, вы будете образцовой семьей, а я останусь просто воспоминанием? — горько усмехнулась я.

— Ты никогда не будешь просто воспоминанием. Ты это знаешь.

— Значит, это все? — пробормотала я, сама не веря в то, что говорю, — это правда все? — я перевела свои глаза, полные слез, на Наташу. Она выглядела не лучше, — а если бы я не начала этот разговор? Ты бы так и молчала?

— Ты же знаешь, что нет. Я просто хотела, чтобы у нас было как можно больше хороших моментов. И хотела провести с тобой время до того, как он приедет.

— Да, чтобы потом бросить меня.

— Не говори так, пожалуйста, — прошептала она, прижимаясь лбом к моей щеке, — ты же знаешь, что для меня это все серьезно. Ближе тебя у меня никого нет. Я никому не позволяла делать то, что позволяла тебе. Никому так не доверяла.

— Что мне делать, Наташа? — растерянно спросила я, — как мне жить потом? Когда тебя не будет рядом.

По моим щекам текли слезы. Мои и ее. Они смешивались, не знаю, где были чьи. Я не верила в то, что происходило. Оказывается, счастье бывает таким призрачным.

— Ты просто должна идти дальше. Ты самый замечательный человек из всех, что я знаю. У тебя будет все, что ты захочешь.

— Не все. Мне не надо ничего, кроме тебя. Не делай этого, Наташа, я прошу тебя. Не разрушай все это.

Наверное, я выглядела жалко. Но мне было плевать. Я знала, что мое счастье заключается в этой женщине, она была нужна мне.

— Я не могу. Прости меня. Прости, — шептала она, беспорядочно целуя мое уже мокрое от слез лицо, — я люблю тебя, помни это. Я очень сильно люблю тебя. Я просто не могу. Я теперь должна думать за двоих.

Я молча кивала, пытаясь запомнить ее губы. Впитать в себя каждое ощущение, каждое мгновение, проведенное с ней. Я поняла, что это конец. Что все рухнуло. Что осталось пепелище там, где, казалось, цвели цветы. Мы растоптали все это. Мы просто не смогли.

11

Я уехала в ту же ночь, не дожидаясь утра. Позвонила Радмиле, попросила меня забрать. Когда подруга услышала мой срывающийся от слез голос, она даже не стала спрашивать, что случилось, лишь коротко бросила "еду" и отключила звонок.

До приезда Радмилы был минимум час, мне безумно не хотелось бродить по ночному коттеджному поселку, поэтому я осталась с ней. Как она плакала. Я не подозревала, что в человеке может быть столько жидкости. Она трогала пальцами мое лицо, будто впитывая в себя его очертания, сжимала меня в объятиях, беспрерывно целовала и что-то шептала. А я сидела абсолютно безмолвно и не шевелясь. У меня не было сил. У меня их просто не осталось. Было ощущение, будто я наблюдаю за всем этим со стороны, будто это происходит не со мной.

Когда приехала Радмила, я взяла рюкзак и повернулась к Наташе, смотря на нее пустыми и красными глазами:

— Мне пора.

Я не знала, что мне сказать. Я не знала, надо ли мне вообще было что-то говорить. Было смешанное ощущение понимания и предательства. С одной стороны я осознавала слова, что она говорила. О семье, о ребенке. Черт, я сама еще ребенок, кого я могу воспитать?! Но с другой — она же любила меня. Она, наверное, действительно единственная, кто искренне меня любил. Семью и друзей я не считаю, это совершенно иное. И она отказалась от меня. От нас. Она отпустила меня, позволила мне уйти.