Искушение - Маруся Новка Страница 21

Гиви прожил на даче больше месяца.

Маруся молчаливо сносила его ласки, порой граничащие с садизмом. Гиви нравилось причинять ей боль во время секса. Он кусал девушку за плечи и за бедра, мог швырнуть её на пол, как куклу, и дико гогоча наваливался всем телом, словно стараясь пронзить, разорвать её лоно своим членом, который оказался немалых размеров. Маруся и не пыталась сопротивляться этим «ласкам» изначально, а вскоре, поняв, что лучше расслабиться и позволить любовнику делать все, что ему заблагорассудится, перестала испытывать боль при соитии. Но Гиви не была нужна молчаливая покорная кукла. Его заводило, когда девушка кричала от боли и извивалась под ним ужом, стараясь высвободиться. А потому, через месяц Гиви сообщил, что его ждут дела в Батуми и, велев Марусе не дурить, а молча и тихо ждать его, уехал.

На дачу её любовник заявился только через две недели. С собою он привез двоих товарищей и трёх девушек.

Маруся удивилась, но своего непонимания такого «расклада» постаралась не выказать. Но Гиви, внимательно взглянув на неё, все понял и без слов:

— Соскучилась, гогона? — усмехнулся, заглядывая Марусе в глаза и приподняв двумя пальцами её подбородок.

Маруся кивнула. Не потому что так уж истосковалась по грубым рукам и жестоким ласкам. Просто ей показалось, что так нужно.

Гиви потрепал её по щеке:

— Не переживай. Меня на вас двоих хватит.

Но, то ли девица в этот раз досталась Гиви уж больно охочая до секесу, то ли пылкий грузин успел поразвлечься еще до приезда на дачу в Батуми, но, ни в эту ночь, ни в следующую в комнату к Марусе он не пришел.

Спустя два дня компания с самого утра начала загружаться в машины, намереваясь уезжать.

Маруся вышла во двор, чтобы увидеть Гиви до его отъезда. Мужчина заметил её, подошел:

— Тебе чего?

— Ты уезжаешь?

— Да.

— А как же я?

— А что ты? Живи. Держи дом в чистоте. Принимай гостей и ни в чем им не отказывай. Поняла?

— Совсем ни в чем? — Маруся уже знала ответ, но хотела услышать его от любовника.

— А что? — удивился Гиви, — тебе не все равно кого в постели ублажать? Или может к бабке в деревню, коровам хвосты крутить, собралась? Если тебя что-то не устраивает — отвезу на вокзал и пять рублей дам за услуги. На большее ты не наработала.

Маруся быстро-быстро замотала головой:

— Нет-нет! Что ты! Меня все устраивает!

— Вот и хорошо! — ухмыльнулся Гиви, — и не беси меня! Поняла?!

Маруся часто-часто закивала, соглашаясь с услышанным.

Гиви хлопнул дверцей автомобиля и отбыл в одному ему известном направлении.

* * *

Когда ты родился и вырос в крохотном селе, где каждый шаг на виду, и каждый чих обсуждается любопытными кумушками. Когда ты, переехав в город к тётке, поступаешь в ПТУ и живешь в комнате с десятью такими же сельскими девчатами, которые с молоком матерей впитали страсть к обсуждению чужих жизней и неутолимое желание за жизнями этими наблюдать. Когда ты, поддавшись на уговоры подружаек, стараясь доказать им, что ты «своя в доску» идешь на кражу в универмаге, в результате которой попадаешь в колонию для малолеток и снова оказываешься в камере, где выживает и дожидается окончания срока еще больше количество особей, то одиночество тебя не гнетет от слова совсем.

Маруся мечтала, что когда-нибудь в её жизни настанет момент, и она останется совершено одна. Никто не будет заглядывать через плечо любопытным глазом. Никто не сунет нос в твою тарелку, дабы узнать, а что там в неё положено. Никто не скомандует, когда тебе ложиться спать, а когда подниматься. И при всем при этом не нужно заботиться о завтрашнем дне! Есть дом, в котором ей позволено жить. Есть погреб, в котором лежат остатки барана и стоят бочки с вином. Есть земля вокруг дачи. Столько ничейной земли, что аж дух захватывает! Только было бы желание что-то на этой земле выращивать!

Маруся покорно приняла навязанные ей условия и стала терпеливо дожидаться очередного приезда Гиви. Она спала почти до обеда. Перекусывала кое-как холодной бараниной и черствым лавашом. Запивала все это вином, и была счастлива и сыта.

Кто жил в этом доме до неё? Почему к их приезду дом оказался пустым? Этого Маруся не знала, и спрашивать об этом у своего любовника даже не собиралась. Еще будучи в колонии, она твердо усвоила, что «меньше знаешь — крепче спишь», а поспать Маруся очень любила. А может, просто отсыпалась за все те годы, когда не могла позволить себе подобной «роскоши».

Гиви приезжал не часто, но на даче почти каждую неделю появлялись новые гости. Иногда приезжали компании с девицами. После их отъезда оставался бардак в доме и горы грязного белья. Маруся набирала воду из колодца в глубине двора, наливала её в глубокое деревянное корыто и долго терла простыни мылом, отстирывая следы чужой страсти. Но после этих приездов оставалось много вкусной еды, которую женщина относила в погреб, чтобы ей было чем питаться до приезда следующих гостей. Иногда Гиви привозил с собой каких-то мужчин, имен которых Маруся даже не старалась запомнить. Просто знала, что этому гостю нужно пересидеть какое-то время в уединении и не попадаться кому-либо на глаза. Дача для этого была самым подходящим местом. Вокруг никого. Только горы, в которых по ночам воют шакалы.

Маруся жила на даче уже пять лет, когда Гиви привез собою сына. Кареглазый, худой, как жердь, мальчишка волком смотрел на неё исподлобья.

Гиви подтолкнул к Марусе парнишку:

— Это мой сын. Эму пора начинать! Сегодня придет к тебе!

Маруся оторопела:

— Что начинать?

— Дурочку из себя не строй! Вот то самое!

— Да сколько же ему лет?!

— Тринадцать! — гордо оповестил любовницу Гиви, — самое время начинать!

Маруся вздохнула, но спорить не стала. Да и что бы ей дали эти споры. За пять лет жизни на даче она повидала всякого и всяких. Скольким мужчинам она согревала постель — уж и сама со счёту сбилась.

Гиви-младший, робкий и ершистый поначалу, быстро вошел во вкус плотских утех, и оказался садистом похлеще папочки. Маруся еле выходила по утрам из своей комнаты, с трудом передвигая исцарапанные ноги, боясь притронуться к искусанной груди.

Этот ад продолжался два года, а потом Гиви-старший перестал