Бен Элтон - Попкорн Страница 3

Скаут: И я тебя люблю, мой милый.

Уэйн: О-ой, я просто балдею, когда убиваю кого-нибудь, у меня такое желание появляется, ну воще! Я тебя так хочу, сахарная моя! Хочу тебя прямо щас, буду тебя трахать, пока зубы не заскрипят.

Задирает юбку Скаут, открывая все до самой талии.

Скаут: Ты что, Уэйн! Мы же в банке! Это общественное место! Люди вокруг!

Уэйн: Да ладно, подумаешь, малышка моя.

Уэйн стреляет из автомата наобум, в темноту. Слышны крики и рыдания. Наконец Уэйн прекращает стрельбу, и крики постепенно переходят в сдавленные всхлипы.

Скаут: Уэйн, мой милый, как же я люблю тебя.

Затемнение.

Уэйн и Скаут уходят.

Сцена исчезает.

Прожектор освещает другую часть сцены, там, где стоит Брюс. Он на высоком подиуме, в смокинге, с фигуркой Оскара в руках.

Брюс: Вы знаете, я так волнуюсь, у меня даже от волнения трясутся коленки. Я хочу поблагодарить всех вас. Ваша энергия, ваш дух дает мне вдохновение, и благодаря этому, я смог дотронуться рукой до звезд. Вы помогли мне добиться гораздо большего, чем я заслужил. Больше того, о чем могут мечтать лучшие из лучших. Я имею в виду вас, мои любимые. Мой любимый американский народ, чей необыкновенный, восхитительный, богом ниспосланный талант сделал из меня настоящего художника. Вы — это ветер, который наполняет мои крылья. И я расправляю свои крылья для вас.

Благослови вас всех Бог. Благослови Америку и весь мир. Спасибо вам.

Гром аплодисментов. Брюс исчезает, луч прожектора гаснет.

Из темноты появляются Уэйн и Скаут. Уэйн несет в руках большую сумку. Свет постепенно высвечивает всю сцену.

Уэйн: Да, ты знаешь, Скаут, все-таки нет на свете приятнее работы, чем убивать. Точно тебе говорю. Чем я только не занимался в жизни: гоночные машины угонял, лошадей перепродавал, в казино играл, воровал — все это ерунда по сравнению с волнением, которое испытываешь, когда шлепнешь кого-нибудь. Можешь мне поверить, я тебе говорю!

Сцена наконец освещена полностью, и мы видим, что это гостиная Брюса. В этот момент зрители как бы неожиданно осознают, что Уэйн и Скаут — это реальные люди, которые попали в дом Брюса. Скаут оглядывается вокруг в полном недоумении, как ребенок, который впервые видит новые игрушки.

Скаут: Уэйн, ты не можешь потише говорить. Так приятно — я наслаждаюсь утренней тишиной. И рассвет такой красивый. А дом-то какой красивый, правда?

Уэйн: Красивый домик, ничего не скажешь. В таких домах тут только настоящие короли этого города живут. Хозяин тут, наверное, такой же знаменитый, как и мы с тобой!

Скаут: Да, классно тут. Смотри — подушечки меховые, журнальный столик из стекла, да и все остальное тоже класс.

Уэйн: А ты знаешь, сладенькая моя, для чего у них такие прозрачные столики, а? Хочешь я тебе объясню, зачем они?

Скаут: А чего тут непонятного — чтобы ставить кофе и…

Уэйн: Не-е-е, лапонька. Не для этого. А для того, чтобы один на столе, а другой под столом. Один мочится, а другой смотрит, во, поняла, киска? Вот для чего, я читал про это.

Скаут: Да ты что, Уэйн! Нет, не может быть! Не может такого быть, и я не хочу даже слушать такие гадости. Здесь все так приятно, а ты хочешь все испортить своими рассказами про то, как люди делают пи-пи на журнальных столиках.

Уэйн: Что поделать, таков реальный мир, моя милая. Мы живем в странном мире. И люди в нем тоже странные. Вот мы с тобой нормальные, правда? Но не все же такие нормальные, понимаешь. Эх, хорошо тут все-таки. Тебе хорошо, моя малышка?

Скаут: Да, мне отлично, Уэйн.

Уэйн: У меня тоже всегда отличное настроение после того, как я шлепну пару-другую всяких говнюков. Знаешь, зайка, что сказал доктор Киссинджер по этому поводу?

Скаут: Ты мне не говорил, что ходил к доктору.

Уэйн садится на диван и кладет ноги на подушки.

Уэйн: Это не тот доктор, который лечит, это был такой Госсекретарь в правительстве. Большой был человек, огромную власть имел, убил столько народу, сколько нам с тобой за всю жизнь не убить. В общем, он сказал, что власть — это как сексуальный возбудитель, то есть, от одной только мысли, что ты обладаешь властью можно достичь оргазма.

Скаут: Я знаю, дорогой, что такое сексуальный возбудитель.

Уэйн: Так вот, самую большую власть над человеком ты имеешь, когда убиваешь его. Поэтому, я думаю, что убийство — тоже вроде как возбудитель.

Скаут: Может и так, мой милый. Только убери, пожалуйста, свои грязные ботинки с дивана, и не пачкай его кровью, которая у тебя на штанах. Это все-таки приличный дом, и мне кажется, что люди, которые здесь живут, тоже, наверное, приличные, поэтому не надо пачкать кровью их диван.

Уэйн: С чего это ты взяла, крошка, что они обязательно должны быть приличными. А кровь, кстати, уже высохла. Кровь быстро высыхает, потому как она свертывается. Ты знаешь, зайка, что если бы у тебя кровь не сворачивалась, ты бы могла умереть от одного укола пальчика.

Скаут: Знаю.

Уэйн: И такая болезнь, кстати, называется гомофобия.

Скаут: Дорогой мой, гомофобия — это когда человек не выносит интимных отношений между мужчинами. Мне кажется, что ты имеешь в виду гемофилию.

Уэйн встает. Неожиданно выражение его лица меняется — оно становится мрачным и злым.

Уэйн: Это правда?

Скаут: Да, мой милый, правда.

Уэйн: Нет, правда?

Скаут: Ну да, конечно, дорогой.

Уэйн в ярости хватает ее за руку и сжимает кулак, угрожая ударить.

Уэйн: А как называется девка, которая любит умно говорить, не знаешь? Она называется сучка с длинным языком, понятно?

Валит ее на пол. Скаут вскрикивает.

Скаут: Не надо! Уэйн, ну, пожалуйста, не надо!

Уэйн падает на колени, распластывается на ней, хватает Скаут за горло и заносит над ней кулак.

Уэйн: Ты думаешь, я дурак что ли? Думаешь, я козел? А может, посмотрим, как у тебя кровь сворачивается!

Скаут издает крики ужаса. В течение нескольких секунд кажется, что он готов ударить ее. Но вместо этого он начинает страстно целовать ее. Через некоторое время Скаут отвечает на его поцелуи и обнимает Уэйна.

Скаут: Ой, милый, как ты напугал меня.

Уэйн: Знаю, что напугал, пусечка ты моя. Мне нравится пугать тебя, ты сразу становишься похожа на маленькую птичку, когда боишься.

Лежат на полу некоторое время. Уэйн целует Скаут, продвигаясь вниз по ее телу.

Ты бы хотела жить в таком домике, моя сладенькая?

Скаут: Конечно, еще бы. Только выпадет ли мне когда-нибудь такое счастье?

Уэйн: А мы и так здесь сейчас живем, правда? Гадом буду, у них тут наверняка должна быть отличная двуспальная кровать наверху. Вверх по лестнице, ведущей в рай. Ты как насчет этого, а, мой пупсик? Не пойти ли нам туда и не пошуметь ли там немного?

Скаут: Уэйн, я не собираюсь заниматься всякой ерундой в чужих постелях. Еще не хватало нам подхватить СПИД или еще чего-нибудь.

Уэйн: Да ты что, как это можно подхватить СПИД от простыней…

Скаут: А если они грязные, тогда что? А если на них пятна?

Уэйн: Ласточка моя, здесь живут миллионеры, понимаешь. Даже не миллионеры, а миллиардеры. Ну, как у них могут быть пятна на простынях, сама подумай? Да даже если бы и были, все равно ты не можешь просто так подхватить СПИД. Для этого надо растворить эти простыни, а потом впрыснуть этот раствор прямо в твое тело. А кроме того, я готов с тобой поспорить, что у них там белье из шелка и атласа. Когда мне еще представится такой шанс — трахнуть мою маленькую девочку на шелковых простынях.

Скаут: Мы не… (старается сдержать себя) ТРАХАЕМСЯ, а занимаемся любовью, понял. Неважно, где мы этим занимаемся — пусть даже в сортире, где приходится стоять раком на грязном полу. Все равно, мы занимаемся любовью, а не трахаемся, как ты говоришь, или я больше никогда не буду с тобой…

Уэйн: Ты права, дорогая моя, правильно ты меня поправила. В общем, я готов прямо сейчас заняться с тобой любовью до полного изнеможения, пока из тебя мозги не полезут. Пошли, птичка моя, устроим себе праздник. Увидишь — у них там наверняка водяной матрас, зеркала на потолке и тому подобное. Куколка моя, ты знаешь, когда я держу тебя за задницу, я просто не могу оторваться, даже если мне предложат сто долларов или ящик холодного пива.