Пиркко Сайсио - Бесчувственность Страница 5

Туула: В Люксембурге на этот раз. Делает вид, что работает на какой-то конференции. Что-то там про «Цианиды и их опасное влияние на окружающую среду». Только что прислал сообщение: «Полная херня».

Марко: Верен своему стилю.

Туула: Это точно.

Марко: Как у него дела?

Туула: Да как тебе сказать? Особого ничего не замечала. Все как обычно. Разве что…

Марко: Что?

Туула: А почему ты спрашиваешь? И вообще, что это мы об отце? Ты ведь так редко заходишь…

Марко: Я был позавчера. А до этого во вторник.

Туула: А, так ты считаешь свои визиты? Все ясно. А что отец? Мне кажется, что у него в последнее время совершенно замечательное настроение.

Марко: Замечательное? Даже так?

Туула: Все бегает. Даже больше, чем раньше. Во сне стал разговаривать. В те редкие ночи, когда удается поспать.

Марко: И что же он говорит?

Туула: Да я не прислушивалась, очень надо.

Марко: Раньше слушала.

Туула: Он яхту хочет купить. Сидим теперь на диване с веревками и учимся узлы вязать. Я теперь тоже умею, прямой, восьмерки всякие…

Марко: Сочувствую.

Туула: Да брось ты. Не такой уж он плохой муж. Правда, отец…

Марко: Эрудит.

Туула: Я бы сказала, увлекающийся. Угадай, какое имя он уже придумал для своей будущей яхты?

Марко: «Пенелопа».

Туула: Нет, «Одиссей».

Марко: Ты моя отважная мамочка.

Туула: Перестань. Отважная, как поросята из детской сказки. «Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…»

Марко: Умный Наф-Наф построил свой дом из кирпичей, но большой серый волк дунул и кирпичи рассыпались. Так было дело?

Туула: Именно так оно и было.

Марко: Жалеешь?

Туула: Нет, ведь потом на свет появился отважный маленький поросенок.

Марко: Хрю-хрю.

Туула: Хрю-хрю. Чем это ты пахнешь? Чем-то необычным. Это что, «Кэльвин Кляйн»?

Марко: «Византия». Специально для мужчин.

Туула: Тяжелый запах. Немного мускусом отдает. Я сразу вспомнила рынок в Марракеше. Это тебе Милва выбирала?

Марко: Нет. Милва не покупает мне парфюма. Она вообще, мне ничего не дарит — не любит делать подарки.

Туула: Да? А мне она подарила твои фотографии.

Марко: Мои? Когда?

Туула: Да давно уже. Заходила как-то в гости и подарила.

Марко: Что за фотографии?

Туула: А что это ты краснеешь? Хорошие фотографии. Просто замечательные.

Марко: В стиле ню?

Туула: Не совсем… Портреты. Ты там такой задумчивый. Словно не ты. Она очень тонко чувствует свет. И тебя. А что, есть фотографии, где ты обнаженный?

Марко: Забудь.

Туула: Ты покраснел? Ты покраснел. Ого.

Марко достает ингалятор с лекарством от астмы.

Марко: Прекрати!

Туула: Прости. Прости, ради бога. Так значит «Византия». Тебе подходит. Кто же тогда подарил, если не Милва?

Марко: Сам купил.

Туула: Ничего себе, ты — и в парфюмерном отделе? Это что-то новенькое. Я, похоже, пропустила все самое интересное.

Марко: Ты что, боишься за меня?

Туула: Почему ты спрашиваешь? Нет, не боюсь. Чего мне бояться?

Сцена шестая

Начало лета. Поют птицы.

Тойни сидит на улице в инвалидном кресле.

Сеппо возвращается от Милвы. Рубашка немного порвана.

Тойни: Ты принес пальто?

Сеппо: Какое еще пальто?

Тойни: Мое пальто. Принес или нет?

Сеппо: Не принес.

Тойни: Тогда иди и принеси.

Сеппо: Не пойду.

Тойни: Ты чего, не слышал что ли, что я сказала?

Сеппо: Слышал, все равно не пойду.

Тойни: Ах так!

Сеппо: Слушай, я тебе не мальчик на побегушках. Я вкладываю в это заведение такие деньги не для того, чтобы ты мной понукала. Здесь работают эти хреновы эмигранты, вот пусть они тебя и одевают. Им за это деньги платят.

Тойни: Угу.

Сеппо: Хорошая погода.

Тойни: Зябко маленько.

Сеппо: Знаешь, почему тебе холодно?

Тойни: Знаю. Но не скажу.

Сеппо: Так я и думал. Просто тебе жить осточертело. А вот у меня все наоборот. Я хочу жить и буду жить. И не сяду в это кресло на колесиках никогда.

Тойни: Просто с жиру бесишься.

Сеппо: Кто?

Тойни: Ты.

Сеппо: Взбесишься тут… Нашли у меня в крови какую-то заразу. Но я так просто не сдамся. Слышишь, как кровь бурлит в моих жилах? Аж в висках стучит. Птицы поют, так что все в порядке, бабуля.

Тойни: Ишь ты, как красуются.

Сеппо: Кто?

Тойни: Самцы. Расфуфырились-то как.

Сеппо: А, ну да. Слушай, может уже пришел тот день, когда мы можем поговорить друг с другом на чистоту.

Тойни: Не хочу.

Сеппо: Почему не хочешь? Посмотри какой день.

Тойни: Кривляются, выпендриваются. Просто бесит.

Сеппо: Знаешь, что тебя на самом деле бесит? Сказать? Этот мир. Он такой красивый и такой живой. И птицы поют не от радости, тут ты права, а от желания. Они страстно хотят жить и размножаться. И ты все это прекрасно понимаешь. А еще ты понимаешь, что ты выпала из этой жизни. Ты уже вне ее.

Тойни: Вы с какой фирмы-то будете? Али с лесопилки?

Сеппо: С лесопилки, с лесопилки. А ты — гнилое дерево!

Тойни: Сам такой! Тьфу-тьфу-тьфу!

Сеппо: Нет такого дерева. А вот ты — дерево. Не калинка и не малинка, а гнилая осинка.

Тойни: Гнилыми бывают грибы. Но их никто не ест, они несъедобные. А здесь ни боровиков, ни лисичек не дают. Даже грибного соуса не бывает.

Сеппо: Грибы — это пища, которая плохо переваривается. А потому для старого гниющего организма она вредная.

Тойни: Ты что, доктор?

Сеппо: Да. Что вас беспокоит, сударыня?

Тойни: Нет. Это Марко — доктор. Мой внучек.

Сеппо: Да вы так боитесь, сударыня, что даже в голове просветлело?

Тойни: Пошли в дом.

Сеппо: Нетушки.

Тойни: Мне холодно.

Сеппо: Не пойду, пока не скажешь, чего человек может бояться перед смертью. Скажешь, я тебя отпущу. Отпущу навсегда.

Тойни: Так я и поверила.

Сеппо: Кто знает — может я умру еще раньше тебя.

Тойни: Все может быть.

Сеппо: Ну, говори. А то достану ремень.

Тойни: Я тебя никогда не порола.

Сеппо: Врешь.

Тойни: Чего-то не припомню.

Сеппо: Врешь. Почему у тебя руки такие маленькие? Прямо крошечные. В них кровь-то еще бегает? Ты не боишься, что они могут переломиться? А что, если я сожму их посильнее? Пальцы хрустнут и сломаются.

Тойни: А может у человека все-таки есть душа?

Сеппо: Что? Что ты сказала?

Тойни: Поздно уже. Пойдем в дом.

Сеппо: Что ты сказала? Кого ты имела в виду?

Тойни: Так, никого.

Сеппо: И этого ты боишься?

Тойни: А если все-таки есть?

Сеппо: Ну… это, наверное, был бы ужас. Так об этом ты думаешь? Ну, конечно, думаешь. Когда смерть с косой стоит у порога, начинаешь вспоминать все свои прегрешения. К вам ведь здесь священник каждый день приходит?

Тойни: Смотри-ка, ворона.

Сеппо: И правда, ворона. Она-то знает, как надо жить. Хорошо есть и хорошо каркать, предупреждать других об опасности — вот и все ее заботы. Ноги уносить, как только бабы и дети выходят на улицу. Что ж у нас-то все так запутано в этой жизни?

Тойни: Сирень цветет. Теперь мыло такое есть, сиренью пахнет. А некоторые говорят, что это звук такой у машины — сирень, ну когда она воет.

Сеппо: Нам бы так жить, как вороны. Без забот, без сожалений.

Тойни: Ворона — птица страшная.

Сеппо: Не страшнее человека. Не страшнее, чем ты или я.

Тойни: А цветы красивые, но бесполезные.

Сеппо: А ты жадная. До жизни.

Тойни: Не ругайся на меня. Врач запретил на меня ругаться.

Сеппо: Ты всегда была жадиной. И я с тобой. Но я еще могу исправиться. А ты уже нет. Поезд ушел. Ноги отказали.

Тойни: У меня часы пропали.

Сеппо: Ишь, о душе заговорила… У меня было такое хорошее настроение, когда я шел сюда.