Солярис - Андрей Арсеньевич Тарковский Страница 7

— Спасибо, — помолчав, сказал Крис.

— За что?

— За то, что ты не затеял разговор о Хари… Я нашел это в старых бумагах, — сказал Крис и издали показал отцу карточку в обгоревшей рамке.

— Пора, Крис, — сказал Моддард, — «Прометей» у Соляриса, через пятнадцать минут будем на орбите.

Кельвин бросил в брезентовый мешок несколько свертков.

— Здесь у меня две бутылки джина для Снаута и для Гибаряна лаваш и зелень, — продолжал Моддард от двери. — Он мне говорил как-то, что если уж ему суждено погибнуть, то от того только, что его лишат армянской травы этой.

В кабину вошел доктор, держа в руке шприц с клочком ваты на кончике иглы.

— Давайте, Кельвин.

Крис подошел к стене, на которой висели три мужских фотографии, и оголил плечо. Пока доктор делал ему укол, он внимательно их рассматривал.

— Снаут, Гибарян… Сарториус. Так? — спросил он.

— Вот именно, — ответил Моддард, — Сарториуса узнаешь? Он здесь в очках. Хотя ведь там их только трое. Разберетесь. Ну, Гибаряна ты и так знаешь.

— Не перебей бутылки, — сказал Плаут из коридора.

— Они там уж два года никого не видали — с ума сойдут от радости. В прошлый раз, когда вот он прилетел на Солярис, на станцию, они прямо ревели от счастья, когда тот вышел из ракеты. А потом банкет устроили со свечами. Я прямо ошалел от жалости, когда он мне рассказывал.

— Ничего смешного, — обиделся Плаут, — три года в консервной банке, над этим проклятым Солярисом. Заплачешь!

— План станции ты теперь знаешь, — сказал Моддард.

— Да его там встретят.

— Пошли, Крис. Подарки не забудь.

По металлическим ступенькам он спустился внутрь контейнера и вставил наконечник шланга в штуцер. Скафандр раздулся, теперь Кельвин не мог сделать ни малейшего движения. Подняв глаза, он увидел сквозь выпуклое стекло стены колодца и выше — лицо склонившегося над ним Моддарда. Потом лицо исчезло и стало темно. Послышался свист электромоторов.

— Готов, Кельвин? — раздалось в наушниках.

— Готов, Моддард.

— Не беспокойся ни о чем. Если замотает при посадке или со связью что-нибудь, станция тебя примет автоматически, — сказал Моддард. — Счастливого пути! Привет нашим! Да, чуть не забыл! Передай Гибаряну, что его жена вернулась с Центавра, радио было!

— Это я помню.

Наверху что-то заскрежетало, и контейнер вздрогнул.

— Когда старт? — спросил Кельвин.

— Уже летишь, Крис. Будь здоров!

Против его лица открылась широкая щель, через которую были видны звезды. Замелькала искрящаяся пыль. Стало жарко. Контейнер взревел раз, другой, корпус его начал вибрировать. Светящийся зеленоватый контур универсального указателя стал размазываться. Смотровое окно наполнял красный свет.

— Станция Солярис! — сказал Кельвин. — Станция Солярис! Сделайте что-нибудь! Кажется, я теряю стабилизацию. Станция Солярис, тут Кельвин. Прием.

Он прозевал появление планеты. Теперь она распростерлась под ним — огромная, плоская. Закрыв глаза, Кельвин чувствовал, что падает. В наушниках залпами повторялся треск атмосферных разрядов. Их фоном был шум, глубокий и низкий, словно голос самой планеты.

Внезапно сквозь шумы и треск он услышал далекий голос:

— Станция Солярис — Кельвину, станция Солярис — Кельвину! Все в порядке. Вы под автоматическим контролем станции. Станция Солярис — Кельвину. Подготовиться к посадке в момент ноль. Внимание, начинаем: 250, 249, 248…

Огромное кольцо, очерченное вокруг контейнера солнцем, вдруг встало на дыбы вместе с равниной, летящей навстречу. На встающей стеной поверхности планеты Кельвин, борясь с головокружением, увидел бело-зеленые шахматные квадратики — опознавательный знак станции. Уже было видно, что шахматное поле нарисовано на серебристо-сияющем корпусе с выступающими глазами радаров. Станция висела над поверхностью планеты, волоча по чернильно-черному фону свою тень. Кельвин заметил подернутые дымкой лениво перекатывающиеся фиолетовые волны океана. Мимо смотрового окна скользнули тучи, отделились тросы и кольца парашюта — мелькнуло его белое полотно и, прихваченное ветром, понеслось над волнами. Контейнер рухнул вниз. Последнее, что видел Кельвин, были решетчатые катапульты и ажурные зеркала гигантского радиотелескопа.

Что-то остановило контейнер, раздался пронзительный скрежет стали.

— Станция Солярис. Ноль-ноль. Посадка окончена. Конец, — услышал Кельвин мертвый голос автомата.

Появилась зеленая надпись «КОНЕЦ», стенки контейнера разошлись, Кельвина подтолкнуло в спину и, чтобы не упасть, он сделал шаг вперед. C тихим шипеньем воздух покинул оболочку скафандра.

Кельвин стоял под огромной серебристой воронкой. Вентиляторы урчали, втягивая остатки атмосферы планеты. Наружная обшивка контейнера обгорела и стала ржаво-коричневой. Наступила полная тишина.

Он сделал несколько шагов по наклону. Неоновая стрела указывала на бесшумно движущийся ленточный транспортер.

В нишах коридора возвышались груды баллонов для сжатых газов, контейнеров, кольцевых парашютов. Все это было свалено в беспорядке, как попало. Это удивило и насторожило Кельвина.

Транспортер кончился у круглого расширенного коридора. Здесь господствовал еще больший беспорядок. Из-под груды жестяных банок растекалась лужа маслянистой жидкости. В разные стороны шли следы ботинок, четко отпечатывавшиеся в ней. Здесь же валялись витки перфорационной ленты, гниющие объедки и прочий мусор.

Крис некоторое время стоял, настороженно прислушиваясь. Затем он прыгнул через лужу и заметил, что одна из ближайших дверей приоткрыта. Помедлив, он вошел туда.

Полукруглая комната имела очень большое панорамное окно. В стенах было много открытых шкафчиков. Их заполняли инструменты, склянки, книги.

В кресле у стола сидел усталый седой человек. Перед ним стоял на столике микроскоп.

— Доктор Снаут? — сказал Крис.

Снаут вздрогнул. В руках он держал пластмассовую грушу, из которых пьют на космических кораблях, лишенных искусственной гравитации. Груша выпала из рук Снаута и запрыгала по полу, как мячик.

— Я Крис Кельвин, психолог, — раздраженно сказал Крис.

Судя по всему, никто и не думал его встречать.

— Вы получили радиограмму?

— Да, да, конечно, — словно выходя из шокового состояния, прошептал Снаут и, внезапно кинувшись, обхватил Криса. Кельвину стало неприятно, ему показалось, что Снаут не столько обнимает, сколько ощупывает его. Он попытался оттолкнуть Снаута, но тот прижимался все сильней, словно испуганный ребенок.

— Послушайте, — растерянно говорил Крис, — что с вами, Снаут? Вы больны?

Он все еще держал Криса в объятиях, и Крис, наконец, мягко, но сильно взял его руки и отстранился.

— Простите, — сказал Снаут.

Ему было неловко.

— Простите, — повторил он.

— Где Гибарян? — спросил Кельвин. — Где Сарториус?

— Сарториус у себя, а Гибарян умер, — сказал Снаут. Он наклонился и поднял пластмассовую грушу.

— Как — умер?

— Самоубийство…

— Но позвольте, — сказал Крис, — я знал Гибаряна, это был жизнерадостный человек. Он никогда…

— Он все время находился в состоянии глубокой депрессии, — прервал его Снаут, — с тех пор…. как у нас начались эти… беспорядки. Вот что, отдохните, примите ванну, занимайте любую комнату и через час приходите.

— Я хотел бы встретиться с Сарториусом, — сказал Крис.

— Попозже, —