Александр Мардань - Антракт (Неприличное название) Страница 8

ПЕТР. Смотри… От одного уже скрываюсь. Умный… голова шире плеч. Начали его ставить — не получается… А теперь каждый день звонит, гонорар требует.

ПАВЕЛ. А по договору?

ПЕТР. При чем здесь договор? Я театр защищаю!

ПАВЕЛ. А драматург кого?

ПЕТР. Ладно, защитник слабых… Так о чем твоя пьеса?

ПАВЕЛ. Она не моя.

ПЕТР. Допустим. Так о чем?

ПАВЕЛ. О любви.

ПЕТР. Все пьесы — о любви.

ПАВЕЛ. Тогда о надежде… и отчаянии.

ПЕТР. Мужиков много?

ПАВЕЛ. Практически нет.

ПЕТР. Хорошо… А женщин?

ПАВЕЛ. Пятеро.

ПЕТР. И как называется? Надеюсь, не…

ПАВЕЛ (перебивает). «Пауза». Или «Антракт». А что? Приличное название. Антракт…

Опускается занавес.

Конец I действия

Действие II

Черный квадрат сцены.

На сцене сидят Маша, Ольга, Ирина, Наташа и Анфиса. У каждой — экземпляр пьесы. Кто-то листает пьесу, кто-то смотрит на Павла. Ирина записывает в тетрадку за Павлом.

ПАВЕЛ. Сюжет прост. Больничная палата. В ней — мужчина, в коме. Его навещают женщины — мать, жена, дочь, сестра, любовница. Врачи объясняют, что с больным надо говорить — это может вернуть его к жизни. Правда, никто не знает, слышит он или нет…

ИРИНА (отрываясь от записей). У Альмадовара есть фильм, там похожая история! Только в коме девушка…

ПАВЕЛ. Ну и что?! Пушкинский сюжет — о мертвой царевне. Или Перро — о спящей красавице.

ИРИНА. Да я ж ничего не говорю…

ПАВЕЛ. Всё написали греки. Они, кстати, всё и поставили… А мы только переставляем… Итак, женщины приходят к мужчине. Кто-то из них верит, что он слышит… Кто-то говорит сам с собой. Кто-то молится за него. Кто-то вспоминает о своих обидах… В пьесе — несколько картин. Несколько больничных дней — из многих недель. Это женские… подчеркиваю — женские, а не вагинальные монологи.

НАТАША. Павел Андреевич, проясните нулевую экспозицию. Мужчина — кто?

ПАВЕЛ. Какая разница? Он — мужчина. Чей-то муж, отец, брат… Ваше отношение к сыну или отцу поменяется в зависимости от его профессии или должности? Будет он министром или дворником — за его жизнь будете переживать по-разному?

ОЛЬГА. Судя по некрологам, дворники бессмертны…

ПАВЕЛ (не обращая внимания на реплику). А может, музыкант… Дирижер духового оркестра. Или врач. Анестезиолог. Всю жизнь боролся с чужой болью, а со своей не справился… Главное, он — мужчина. И как каждый мужчина, окружен женщинами. Еще жива мать, уже выросла дочь, есть сестра, жена и — как редко, но бывает, — любовница …

МАША. Одна?

ПАВЕЛ. Одна жена, одна любовница. Чтобы вы не запутались… Они говорят с ним. И вопрос, останется ли он жить, зависит от их любви, веры и надежды.

МАША (с усмешкой). «Жди меня, и я вернусь, только очень жди!» Они его любили, и от любви он вышел из комы!

ПАВЕЛ. А почему вы решили, что вышел?

НАТАША. Разве у нас трагедия? На трагедии ходить не любят…

ПАВЕЛ. Финал будет открытый. Женщины приходят, а палата пуста. Они ждут врача, который скажет им, что случилось: его перевели в другую палату, он пришел в себя или умер. Вот за эти минуты станет понятно, кто из героинь действительно любит его, кто надеялся, а кто заживо похоронил.

ИРИНА. И что скажет врач?

ПАВЕЛ. Спектакль закончится до его прихода.

АНФИСА. А зритель? Ему будет понятно, что с героем?

ПАВЕЛ. Это каждый для себя решит сам. (Пауза.) Репетировать с вами мы будем по отдельности. Вместе — только финал.

Гаснет свет.

Луч высвечивает стоящую на сцене кровать, на которой лежит манекен.

На сцене — Ольга и Павел.

ОЛЬГА. Павел Андреевич, я всю сцену стою у окна? Или…

ПАВЕЛ (перебивает). Оля, почему ты бросила трубку? Я вчера…

ОЛЬГА (перебивает). Может, я могу ходить по палате?

ПАВЕЛ. Я весь вечер тебя набирал…

ОЛЬГА. Павел Андреевич, давайте репетировать. Я почитаю. С начала? (Пауза.) «Часов нет… В других палатах есть, а здесь нет. (Пауза.) Скоро твоя жена придет. (Пауза.) Интересно, что она тебе говорит? Наверное, вспоминает о прошлом. А я… Что вспоминать? Сначала — роман, потом — повесть… женатого мужчины и одинокой женщины…»

ПАВЕЛ (перебивает). Лёля!

Ольга замолкает.

ПАВЕЛ. Я специально репетиции назначил отдельно, чтобы с тобой поговорить.

ОЛЬГА. Нам не о чем говорить.

ПАВЕЛ. Нет, есть. Только не хочется здесь… Может, пообедаем вместе?

ОЛЬГА. Не хочу.

ПАВЕЛ. Почему?

ОЛЬГА. Аппетит пропал.

ПАВЕЛ. Давно?

ОЛЬГА. Лет двадцать как…

ПАВЕЛ. Оля, я ехал сюда… думал — все ушло. А когда случился потоп и я увидел тебя… в мокрой шляпе…

ОЛЬГА. Шляпа была сухая.

ПАВЕЛ. Да? Может, показалось… Помнишь, ты купила похожую… у спекулянтки… Мы пошли гулять — и вдруг дождь…

Долгая пауза.

ПАВЕЛ. Лёль, я все понял… Ничего не прошло…

ОЛЬГА. Не называй меня «Лёля»!

ПАВЕЛ. Прости.

Долгая пауза.

ПАВЕЛ. Оля, но ведь я звал тебя…

ОЛЬГА. Куда? На сто первый километр? А здесь все бросить? Больную маму… Театр, роли… Чтобы Снегурочку играть на утренниках, которые ты ставил?

ПАВЕЛ. Значит, для тебя театр был важнее, чем я.

ОЛЬГА. А для тебя? Если бы я для тебя что-то значила, ты бы меня послушал. Тебе же все говорили — не пропустят… Здесь не Москва: когда там стригут ногти — у нас рубят руки. А ты никого не слушал. Специально секретаря обкома копировал. Голым королем представлял. Я же просила тебя — не дразни гусей…

ПАВЕЛ. Какие гуси… Волки. Если бы не уехал — могли и посадить. За антисоветскую агитацию… Пять лет в театры не впускали.

ОЛЬГА. Ну, приехала бы я… Сидели бы вдвоем… без работы, без дома…

ПАВЕЛ. Зато вдвоем… Когда я понял, что не приедешь — напился. Прямо в Доме пионеров… В те времена еще пионеры были… Остался на ночь после драмкружка, выпил бутылку водки и стал в горн дудеть…

ОЛЬГА. И что? Прибежали твои пионеры?

ПАВЕЛ. Нет. Даже сторож не пришел. Так и уснул… под портретом Горбачева.

Пауза.

ОЛЬГА. А что же меня потом не звал? Когда в каждом журнале твоя фотография…

ПАВЕЛ. Так к тебе тогда Петр сватался… Не хотел мешать вашему счастью. Тем более, за ним и ехать никуда не надо было…

ОЛЬГА. Нашел причину. Петр… Шампанское водой не запивают… Просто тебе я уже была не нужна… Хорошо было и без меня… А теперь зачем вернулся? Плохо стало?

ПАВЕЛ. Нет, все в порядке.

ОЛЬГА. Не ври. Я же тебя знаю…

Пауза.

ПАВЕЛ. Знаешь… Оля, я кажется понял, кто загнал леопарда на ледяную высоту…

ОЛЬГА. Кто?

ПАВЕЛ. Страх.

Пауза.

ПАВЕЛ. Тогда не боялся… А сейчас — страшно. Меня всегда ругали, но слово «беспомощность» не употребляли… И чем больше боюсь, тем хуже получается. Чем глубже я его прячу, тем сильнее душит. Прости, но кроме тебя мне об этом сказать некому…

ОЛЬГА. Первый раз вижу тебя таким…

ПАВЕЛ. «Я разный.

Я натруженный и праздный.Я — целе- и нецелесообразный».

ОЛЬГА (перебивает). Это не ты. Это Евтушенко. (Пауза.) А «Паузу»… скажи честно — сам написал?

ПАВЕЛ. Ну ты же сама все знаешь…

ОЛЬГА. Не все… Почему не женился? Я читала о твоих звездных романах…

ПАВЕЛ. Читай больше… Они напишут.

ОЛЬГА. А зачем ты предложил Петру эти… интимные монологи?

ПАВЕЛ. Режиссерская провокация.

ОЛЬГА. О провокации придумал после того, как мы с репетиции ушли?

ПАВЕЛ. Да нет… Хотелось Петьку чем-то шокировать. А по большому счету и «Монологи», и «Пауза» — про одно и то же. Только форма разная.

Пауза.

ПАВЕЛ. Может, все-таки пообедаем где-нибудь?

ОЛЬГА. Нет. Будем репетировать.