Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы - Дмитрий Николаевич Москалев Страница 10

мир, который ты создавал на протяжении всей своей жизни, или же, когда его рушат, под гнётом невзгод чувствуется близость конца, но после заката всегда наступает восход, а после восхода всегда садится солнце, и ты понимаешь, что смерть, как и жизнь — бессмысленны, они слишком скоротечны, чтобы иметь его, важен лишь момент жизни здесь и сейчас, сам путь от А до Я. Отсюда следует негласный вывод, что истинный смысл не заключен в жизни и смерти, а заключается в чём-то ином — вечном, в чём-то постоянном и нерушимом. Эмоции же, всего-навсего дают, человеку вкус жизни, дают возможность насладиться ею, или напиться до опьянения.

Отбрось ненависть и зависть, человек, и тогда твое сердце наполнится светом. Борись со злом, ведь тьма — всего лишь света пустота.

VI

Зигфрид и Тень появляются на городской переполненной площади, у самого эшафота. Зигфрид едва ли касается его, его теснит возбужденная толпа. Ведут приговоренного, молодого парня.

Толпа:

— Казнить, казнить!

Помиловать нельзя!

Ведь приговор вершил судья,

А он не мог ведь ошибиться!

Ему даровано чутье — рассеять склоку,

И приговору смертному дано свершиться,

Чтоб зуб за зуб и око вырвать из-за ока!

Сегодня кровь должна пролиться!

Хоть молод он — преступник хладнокровный,

Он нам чужак, он брат не кровный,

Мы требует от вас лишь зрелища, дерзайте!

И хлеба лишь в награду дайте!

Палач:

— Я вас прошу,

Вы только соблюдайте тишину,

Натёр я салом хитрый механизм,

Его игра и скрип и звук — раним,

Что только в тишине найдёте упоенье им,

Тогда юнца культя падёт, как Рим.

Тень:

— Узнал, входящего на трон

Злодейства государства?

Ведь это он, ведь он!

Зигфрид:

— Узнал… моих рук это дело,

Приговорил его я смело

К смертной казни,

Хотя он кроток был и невиновен,

Но я к стыду тогда уж был не склонен…

Тень:

— Так устыдись тогда,

Когда на дощатый помост

Падёт его невинная глава.

Приговоренному зачитывают приговор и дают последнее слово.

Приговоренный к смертной казни:

— Ну что же… наслаждайтесь!

На этом всё — весь монолог, прощайте!

Собрались вы в убийстве подвизаться,

Ну что ж, пора мне с жизнью распрощаться,

Хотя невинен я,

Вам Бог поэтому — судья!

Тень:

— Едва ли миг нас отделяет

От страшной смерти, пустоты,

Людей всех пропасть разделяет,

Она им вера, счастье и мечты,

Они, томясь в мирской надежде,

Вдыхают запах мёртвых и красивых роз,

И после жизни, после смерти близких,

Живут обычной серой скучной жизнью и всерьёз

С остервененьем молятся и строят в будущем надежды,

А ты, как одиноких без конца степей изгнанник,

Не льешь о них, несчастных, слёз,

Ты одинок, несчастен и суров, как прежде.

Казнись деянием своих же рук,

Чем больше крови — больше мук,

А гильотина, словно нож у мясника,

Со временем становится тупа,

Смотри, как сила властных велика!

Приговоренного уводят к гильотине. Крепко пристегивают, солдаты волнительно переминаются с ноги на ногу, зевают.

Палач опускает рычаг и нож со скрипом ползёт к шее несчастного, рывками достигает её и впивается, оставляя голову на месте. Несчастный вопит от боли, испуга, толпа ахает, ахает и палач. Вновь натягивается нож наверх и вновь он ползёт со скрипом, с ехидным скрежетом к шеи несчастного, так продолжается девять раз, несчастный ещё жив, он молит о пощаде.

Толпа шумит, оттесняет солдат и чуть ли не врывается на эшафот. Поднимается нож в последний раз, но палач не дёргает рычаг, он скрылся с глаз долой, скрылся и священник, чиновники; подбегают два солдата, под истерические крики офицера начинают отпиливать несчастному голову штыком, тянуть её, приговоренный бьётся в конвульсиях, хрипит, кровь залила весь помост, горло, тело, ноги солдат скользят в крови, и вот, с хрустом шеи голову отрывают, Зигфрид, мрачный падает в обморок. Солдат, схватившись за волосы, трясёт голову казнённого с радостной улыбкой облегчения.

Люди в толпе плюются, кричат и бранятся, с этим и расходятся. Тень приводит Зигфрида в чувство. Зигфрид рыдает.

Зигфрид:

— Прости меня!

Тень:

— Возможно, Бог простит,

Не я!

Свои теперь лачуги чтит толпа,

Расходится,

Её народная молва

До Азии свободно разлетится,

Она, умрёт, а где-то возродится,

Останется

Так в памяти ушедших лет,

История о том, как сам судья нарушил сына божьего завет.

Любуйся, сполна ли ты напился кровью?

Иль хочешь, в чувства приведу, тебя я ей умою?

Молчишь?

Молчи…

Ты не промолвишь слово,

Тебе, лжецу, едва ли сострадание знакомо.

Идём, противно это место мне,

Здесь гибель, смерть и смрад,

Идём же, траур примерять уж не по мне,

Здесь каждый трус и каждый гад

Лишь гибели другого рад.

А мир жесток,

И люди в нём жестоки,

Особый дар, творить земным добро?

Иль вечно ныть, без меры чтить ненужные истоки

Порока, чувств, каких везде полно?

Тень и Зигфрид молча уходят.

VII

Тень и Зигфрид появляются у подножья скалистого берега реки, уже стемнело и едва светит серп луны.

Тень:

— О, слышишь ты, как безмятежно

Зовёт тебя и манит нежно

Дорога вдоль утёса, через берег, прочь?

Наверх взгляни, едва луна

Способна нам помочь

В невежестве дорогу осветить,

Легко в ночи с пути сойти,

К вершине роковой горы

Нам тяжело взойти,

Но мы взойдём пусть крут наш путь,

Тропа полога и зигзагом загибает круть.

Зигфрид:

— Скажи, зачем

Мы к дивным птицам устремились на утёс?

Тень:

— Чтоб жизнь отведать и познать,

Чтоб смысл и истину узнать.

Что за вопрос,

Который сам в себе не открывает суть?

Пустой, ничто,

Так вот — наполним смыслом мы его.

Тень и Зигфрид поднимаются на верх скалы по узкой пологой тропе. Наверху у самого обрыва сидит молодая женщина с ребенком на руках в молчаливом раздумье, но едва всплакивая.

Тень:

— Ты слышишь дивный плачь?

Как хочется утешить и сказать

"Не плач, ну что же ты, несчастная, не плач",

Но нет, нельзя, мы затаимся у подножия и горного ручья.

Наш друг и ночь и чёрная скала,

Они укроют нас

От глаз.

Девушка с ребенком поёт грустную песню.

Спустя время она бросается со скалы в пропасть вместе с младенцем. Зигфрид в этот миг устремился за ней, но Тень хватает его за руку и останавливает.

Тень:

— Остановись, она всего лишь призрак,

Не нужно следом в пропасть прыгать,

Как смеем мы судить о тех,

Кто шаг ступил на