Анатолий Софронов - Московский характер Страница 11

Дружинин — Разрешите мне чуть позже.

Полозова — Ты не готов?

Дружинин — Ещё нет.

Полозова — Надо на бюро приходить подготовленным.

Зайцев (закуривая и моментально гася папиросу) — Разрешите мне, Нина Ивановна.

Полозова — Вы у меня записаны.

Зайцев — Хорошо. Я обожду.

Полозова — Обождите. (Читая записку, поданную ей Гриневой.) У меня просит слово Гринева.

Потапов — От имени профсоюзов…

Гринева — Совершенно верно, от их имени. От имени тех, к которым ты, товарищ Потапов, отно-сишься, будем говорить прямо, по-барски. Да, два члена профсоюза много лет работали над новым станком. И вот он появился. Появление его позволяет обогнать Запад в этой отрасли. Да что Запад! Просто улучшит работу всей нашей текстильной промышленности. Партийная и профсоюзная организации помогали изобретателям.

Потапов — Ещё бы! Один из них, кажется, доводится вам родственником.

Полозова — Товарищ Потапов!

Гринева — Что касается родственных отношений, то, я думаю, коммунисты при решении принципиальных вопросов должны забывать о них. Вот этим правом я сейчас и воспользуюсь, товарищ Потапов. (К членам бюро.) Я считаю позицию, занятую Потаповым в этом вопросе, непартийной.

Потапов — Ого!

Гринева — Я постараюсь доказать это! Так вот, какой хозяйственник будет сейчас сопротивляться стахановскому движению? Нет таких. А когда зарождалось стахановское движение? Ведь были такие хозяйственники и даже коммунисты, которые не поняли великой силы стахановского движения! Встречали его в штыки. Были такие? Сколько угодно. В тот момент они занимали непартийную позицию. Возьмём совсем недавнее прошлое. Вы видите ныне депутата Анну Кружкову. Но ведь недавно она была беспартийной работницей, рядовым членом профсоюза, товарищ Потапов, и вот, в известный ущерб себе, своему заработку, она полгода возилась с полсотней ткачих, передавала им свой опыт, учила их. А разве и у нас не находились люди, которые говорили ей: «Брось, Аня! Зачем здоровье тратишь, работай одна!» Сейчас ей у нас таких слов не говорят. Кружкова победила. Новое победило. А ты, товарищ Потапов, только и видишь «мой завод, мой план, мои люди». Отгородился от всех. Можешь помочь и не хочешь. Близоруким стал, нового не видишь. А у нас Урал помогает Донбассу, Сибирь — Украине, Дальний Восток — белоруссам. А ты в одном районе с нами. Не понимаешь? Потапов, как тебе объяснить это? Ты сам уподобляешься людям, которые сопротивлялись стахановскому движению, людям, которые пытались держать Кружкову за рукава. И это коммунист, директор завода?

Потапов — Я против анархии в промышленности. Я за плановое начало.

Гринева — В конце концов, мы найдём завод, где наши станки будут плановым началом. Заводов у нас много. Но ты, Потапов, понимаешь, много потеряешь. Ведь я слышала, как говорят о тебе: «Не завод, а вотчина потаповская», «воевода». Вот что говорят. Я обязана на бюро райкома сказать об этом, хотя мне и трудно по понятным причинам. Но товарищи меня поймут, понял бы ты… Пока не поздно! (Села.)

Потапов — Нина Ивановна, я прошу ещё слово. Всё, что говорила Гринева, — не по существу.

Полозова — Да?

Потапов — Болтовня. Можно?

Полозова — Подожди, Алексей Кирьяныч… Товарищ Зайцев!

Зайцев — Я не курю, Нина Ивановна.

Полозова — Очень хорошо… Вы просили слово.

Зайцев — Я готов… Так вот, товарищи, прежде всего я должен заявить, что товарищ Гринева выступала не по существу. Стахановское движение, товарищи? Как можно так говорить? Ай-яй-яй, товарищ Гринева! Да ведь всем известно, какое огромное значение мы придаём ему у нас на заводе, товарищи! Потрясающее значение! Дай бог, товарищ Гринева, чтобы у вас на комбинате было когда-нибудь что-либо подобное. Чтоб были такие цифры, товарищи.

Полозова — А если по существу вопроса, товарищ Зайцев. Поближе.

Зайцев (подходит ближе) — Я поближе… Я должен ответственно заявить, товарищи, перед лицом бюро райкома, что мы не можем, мы не о силах, товарищи, наши мощности не позволяют, товарищ Северова. Наши мощности не позволяют, да!

Северова — Я вижу, что ваши мощности не позволяют!

Зайцев — Прошу записать в протокол. Это — оскорбление личности.

Полозова — Не волнуйтесь, товарищ Зайцев, здесь всё записывается, заседание стенографируется.

Зайцев — Да, товарищи? В таком случае, прошу меня не стенографировать. Я не могу в такой обстановке говорить. Я вынужден подбирать слова для стенограммы, а не думать о вопросе, по которому я высказываюсь. Получается двойное течение мысли. Я раздваиваюсь. Я кончил!

Полозова — Разрешите ваше выступление считать несостоявшимся?

Зайцев — А мне кажется, что оно состоялось.

Полозова — Вы присоединяетесь к точке зрения Потапова?

Зайцев — Я не присоединяюсь, я её разделяю.

Потапов — Нина Ивановна, я не понимаю, почему именно Зайцева вы спрашиваете с таким пристрастием, ведь его мнение, в конце концов, необязательно. Здесь есть товарищ Кривошеин, он…

Полозова — Товарищ Потапов, может быть, вы мне разрешите вести заседание бюро? (К членам бюро.) Я думаю, что товарищу Кривошеину можно слова и не давать. Мнение руководства завода мы слышали.

Член бюро — Не стоит, конечно.

Член бюро — А я думаю, что стоит. Техническое руководство, как же можно без него?

Потапов — Я прошу бюро выслушать старшего технолога завода. Он специально был вызван на заседание.

Полозова — Пожалуй… А ты, Дружинин?

Дружинин — Прошу дать слово товарищу Кривошеину.

Полозова (Кривошеину) — Вы что-либо мажете добавить к обсуждаемому вопросу?

Кривошеин — Могу. Я прошу дать мне слово.

Полозова — Что ж, давайте послушаем. Пожалуйста, товарищ Кривошеин.

Кривошеин — Я должен отметить, что получение заказа создаёт большие трудности и даже, знаете, на некоторый период пошатнёт основной график. Имеем ли мы на это право? Ведь мы выполняем ответственный заказ для заводов сельхозмашиностроения. Здесь я целиком согласен с моим дирек-тором. Я много уделил времени возможности принятия заказа и сейчас хочу высказаться более опре-делённо.

Северова — Вы и так говорите очень определённо…

Зайцев (Северовой) — Вы же перебиваете технологический процесс мысли…

Кривошеин — Я детально познакомился со станком. Это очень хороший, производительный станок с большим будущим. Правда, там необходимо внести ещё несколько изменений…

Гринева — Стоит ли вам беспокоиться о станке, производить который вы не собираетесь?

Потапов — Ирина Фёдоровна, вы можете спокойно выслушать объективное мнение?

Гринева — С трудом, но стараюсь…

Кривошеин (Потапову) — Я хочу изложить объективное мнение, Алексей Кирьяныч. Я понимаю ваш размах, я не согласен с теми, кто пытается воздействовать на вас…

Потапов — И на вас!

Кривошеин — И на меня… Но мне кажется, что вы всё-таки неправы…

Потапов — Кому вы это говорите?

Кривошеин — Вам, Алексей Кирьяныч. Дело в том, что, несмотря на большие трудности, я думаю, я просто уверен, что мы сумеем выполнить заказ. И, знаете, без ущерба. Я разработал технологию.

Потапов — Вы говорите чушь, Кривошеин!

Гринева — Алексей Кирьяныч, вы можете хотя бы один раз спокойно выслушать объективное мнение?

Кривошеин (оскорблённо) — Я никогда не говорил чушь, Алексей Кирьяныч. И сейчас не говорю… Вы говорили об оснастке. Да, нам придётся изменить технологию… У нас есть ручные операции — механизируем их. У нас недостаточно производительные приспособления — изготовим новые, разра-ботаем, улучшим транспортировку… Можно очень много говорить, я не хочу занимать время. (К членам бюро.) Мы решили выполнить пятилетку в три с половиной года. Мы выполним её и, знаете, по двум станкам. Есть все возможности. Вот всё, что я хотел сказать.

Полозова — Превосходно, товарищ Кривошеин.

Кривошеин — Вот, собственно, и всё. Я только хотел сказать… (взглянул на Кружкову) очень краси-вые материи будут… Это очень важно для женщин и… для всех, конечно…

Полозова — Значит, вы поклонник красивого?