Марсель Ашар - Дура Страница 12

Боревер (в высшей степени возбуждения). Я его не убил! Это правда. И правда то, что она во мне сидит. Я не выдержал и рассказал об этом своему старому другу. И, может быть, даже и кухарке.

Морестан (повторяет, записывая). «Может быть, даже…».

Боревер (подойдя вплотную к Жозефе и глядя ей прямо в глаза). Я ее безумно желал, я был с ней и по-прежнему хочу ее.

Жозефа (удивленно). Как? Здесь?

Боревер (волнение его все растет). Во мне говорит животный инстинкт. У этой девочки такое тело!.. (С гордостью.) Вы не можете себе представить!

Севинье. Можем! Можем!

Боревер (сухо). Нет. Очень жаль, но нет.

Севинье. Неужели?

Боревер. Она колдунья. Вы не знаете, что значит сгорать от желания.

Жозефа (весело). А может быть, и знает.

Боревер. Задыхаться. Зависеть от взгляда и улыбки. Вы не знаете, что значит, когда постоянно мучительно ноет в затылке. До нее я тоже не знал.

Жозефа (смиренно). Простите меня.

Боревер. Но убить ради нее? Чтобы я убил? Я не люблю ее, вы понимаете. Она для меня ничего не значит, кроме того, что она мне необходима!

Жозефа (смертельно бледная, подтверждает). Мсье меня совсем не любит.

Боревер. Я даже и на развод бы никогда не пошел, что бы там ни думал Гильом Ансенис. И не из-за миллионов моей жены! Но жить с Жозефой! Между сценами ревности и гнетущим молчанием!

Жозефа. Мсье прав. Это Мигель меня любил.

Боревер. И если бы я кого-нибудь убил, то в первую очередь ее. Чтобы освободиться от нее! Чтобы стать тем, кем был прежде!

Жозефа (внезапно с глубоким горем, Бореверу). Но как бы ты горевал! Ты еще не понимаешь, как ты будешь горевать без меня. Как ты будешь без меня страдать… у вас ничего нет от головной боли?

Кардиналь. У меня есть. (Дает ей таблетку.)

Морестан суетится и подает ей стакан и графин, которые стояли на столике позади него.

Я вам сочувствую! Какое ужасное испытание!

Жозефа. Судьба иногда такое делает с людьми! (Пристально смотрит на Боревера, который почти лежит на письменном столе следователя, не смея поднять глаз. Держа стакан в руке.) У меня голова раскалывается! (Иронизируя над собой.) Вот ведь как: вам разбивают сердце, а раскалывается – голова! (Медленно пьет.)

Кардиналь и Морестан сочувственно смотрят не нее. Боревер недвижим.

Звонит телефон.

Севинье. Алло! (Внезапно подтягиваясь.) Да, господин прокурор. Но, господин прокурор… Да, я действительно предполагаю выдвинуть новое обвинение по делу Остоса. (Подчеркивая свою просьбу.) Да, я действительно просил у Ардуэна машину на четыре часа. Думаю произвести обыск. (С силой.) Но тем не менее мне кажется, что… (Покорно, смиряясь.) Простите, господин прокурор, больше не буду вас перебивать! (Покорно слушает.)

Жозефа (медленно запивает таблетку водой, не сводя глаз с Боревера. Затем спокойно ставит на стол пустой стакан и наклоняется к любовнику, все это время сидевшему без движения, почти шепотом). Страх – это некрасиво! А как вам было страшно! (Голос ее постепенно повышается, доходя до крика.) Я чувствовала, что вы дрожите всем телом. Вы правы: все, что между нами было, – чисто физическое. Поэтому я физически чувствовала, как вы дрожите, мсье! Но не от страсти!

Севинье. Я вас слушаю, господин прокурор!

Кардиналь. Не поддавайтесь!

Жозефа. И это неправда, что вам было стыдно за меня. (Яростно.) Вы боялись, боялись, боялись… Вы страдали, когда втаптывали меня в грязь, но вы не могли иначе.

Боревер (не поднимая головы). Да, страдал.

Жозефа (передразнивая Боревера). «Я ее не люблю». «Если бы я кого-нибудь и убил, то только ее, чтобы освободиться». (С сарказмом.) В ту осень вы другое говорили. (Яростно.) Лжец!

Севинье. Вот именно, господин прокурор!

Жозефа (как бы жалея себя). Подумать только, когда вы мне говорили о вашей великой любви, вы мне казались смешным и даже глуповатым!

Кардиналь. Успокойтесь!

Жозефа. А дура-то – я! Я верила вашим предательским поцелуям!

Кардиналь. Вы напрасно себя мучите!

Севинье. Да, я так считаю, господин прокурор.

Жозефа (яростно). И еще туда же со своим нытьем в затылке! У него от меня в затылке ныло! А?! Дальше уж ехать некуда!

Кардиналь (Бореверу). Мсье, неужели в вас ничто не дрогнет?

Боре вер неподвижен.

Жозефа. Тогда, мсье, прошу прощения. За все, и за затылок особенно. Простите мне мои грехи. И мои заслуги. (Кричит). И особенно то, что я вам так нравилась!

Севинье. Потише, пожалуйста. Ничего не слышно. Простите, господин прокурор! Я прекрасно отдаю себе отчет в том, кто такие Бореверы. Я знаю, что его положение не позволяет мне предъявлять ему обвинение только на основании подозрения, однако… Мне тем не менее кажется… Хорошо, господин прокурор. Приложу все усилия, господин прокурор. (Кладет трубку.)

Жозефа. Он не может быть убийцей. Поверьте мне.

Севинье. Да разве я этого хочу?

Жозефа. Когда он сказал мсье Гильому, что ради меня пошел бы на преступление, он, наверное, уже допивал бутылку виски…

Севинье. In vino Veritas. Истина в вине.

Жозефа. Возможно. Потому что он меня не любит. И никогда не любил.

Боревер. Раз вы сами так считаете…

Жозефа. Клянусь! Тюрьмой, в которую меня посадят!

Севинье. Меня очень бы устроило, если бы я смог вам поверить.

Жозефа. В Эсполетте говорят: «они – как те кобылы, что мирно живут только в разных стойлах». Это про нас с ним.

Боревер (шокирован). Что за сравнение!

Жозефа (с силой). Вот свою жену – да, ее он любил.

Севинье (недоверчиво). Это что-то новое.

Боревер (с достоинством). Я обожаю свою жену.

Жозефа. Мсье очень долго убеждал меня, что он и мадам живут как брат и сестра. Это такая же ложь, как и все остальное.

Боревер. Что?

Жозефа. Я очень старалась в это верить. Но он для нее был таким же братцем, как Мигель для меня…

Боревер. Что? что?

Жозефа. Да вот, например, хотя бы за день до убийства, часа в два ночи я стояла у окна. Мсье и мадам вышли из такси. И прямо на тротуаре, как будто нельзя к себе подняться, они целовались, да так, что оторваться не могли. Женатые люди!

Боревер. Во вторник?

Жозефа. Да, во вторник!

Боревер. Но это был не я!

Всеобщее оцепенение.

Жозефа. Я вас прекрасно узнала. На мадам было ее серое вечернее платье.

Боревер. Но мужчина? Он вошел в дом?

Жозефа. Какой мужчина?

Боревер. Ну, я. Словом, тот, кого вы приняли за меня.

Жозефа. Не знаю. Мне стало противно смотреть на ваши поцелуи, и я захлопнула окно.

Боревер. Во вторник? За день до убийства? Вы точно помните?

Жозефа. Еще бы! Особенно потому, что на следующее утро вас не могли добудиться, так вы устали за ночь.

Боревер. Я играл всю ночь в покер.

Жозефа. Так кто же это был?

Боревер. Мари Доминик? Не может быть!

Жозефа (с еще большей убежденностью, чем он). Не может быть!

Боревер. Однако я кое-что начинаю понимать… А! Шлюха! О, но тогда я вам все скажу…

Севинье. А вы разве не все сказали?

Боревер. И предупреждаю, что преподнесу вам немало сюрпризов.

Севинье (строго). Пишите, Морестан!

Морестан. Простите, господин следователь, я так увлекся! (Лихорадочно пишет.)

Жозефа (искренне возмущенная). И такому мужчине изменила жена! Она смогла изменить такому мужчине! Она посмела изменить такому мужчине! Ох! (Прыскает от смеха, потом заливается громким хохотом.)

АКТ ТРЕТИЙ

В тот же вечер, между пятью и шестью часами. Севинье и Лабланш ходят по комнате в разных направлениях, садятся, встают. Морестан сидит за своим письменным столом.

Лабланш (насмешливо, свысока). Итак, мы, кажется, еще раз сменили объект обвинения?

Севинье (ледяным тоном). Не вижу, что вы находите в этом забавного.

Лабланш. По два обвиняемых на дню! Дорогой мой, за вами не угонишься! Теперь ваш выбор падает на мадам Боревер?

Севинье. С вашего разрешения!

Лабланш. Ну бросьте!

Севинье. Мне совсем не до смеха!

Лабланш. А мне так – наоборот! Когда я уходил от вас три часа тому назад, вы были убеждены в виновности ее мужа.

Севинье. Я столкнулся с новым фактом.

Лабланш (поддразнивая). Новые факты – ваше сильное место.

Севинье. Муж открыл, что жена ему изменяет.

Лабланш. Но в этом-то что нового! (Хохочет.)

Севинье. Настолько много нового – все для него перевернулось! Раньше он и не подозревал, а теперь – в бешенстве. И начинает давать обличающие показания.