Проспер Мериме - Жакерия Страница 12

Появляется Оборотень с четками в руках.

Оборотень. Дьявол, который молится по четкам.

Брат Жан. Это Франк.

Оборотень (замогильным голосом). Франка уже нет на свете.

Брат Жан. Ну, полно, атаман! Прибереги свои россказни для других. Ты думаешь напугать меня волчьей шкурой? Не больно-то ты храбр, как я вижу, раз вооружился до зубов, идя на свидание с монахом.

Оборотень. Если мое оружие пугает вас, отец, я его брошу. Но я не причиню вам никакого зла.

Брат Жан. Нет, оставайся при нем. Давай поговорим о деле. Что тебя заставило избрать тот образ жизни, который ты ведешь?

Оборотень. Черт возьми! Почему вы спрашиваете о том, что знаете не хуже меня?

Брат Жан. Говорят, ты ушел в лес, чтобы мстить.

Оборотень. Да, я поклялся в смертельной ненависти к сеньорам.

Брат Жан. Значит, враги сеньоров должны быть твоими друзьями?

Оборотень. Ну да, клянусь дьяволом! Но к чему вы клоните речь?

Брат Жан. Значит, если б нашлись молодцы и вздумали сыграть с господами шутку, ты бы охотно стал на их сторону?

Оборотень. Стоит ли об этом спрашивать!

Брат Жан. Так вот, сын мой, здешнему люду опротивело, что сеньоры угнетают и грабят его, и он решил восстать и отделаться от них раз и навсегда.

Оборотень. И это говорите мне вы?

Брат Жан. Да, я! Я тоже хочу отомстить.

Оборотень. Хорошо, отец. Но только не доверяйтесь здешнему народу. Это трусы — они бледнеют при виде золоченых шпор. Идите лучше к нам в леса, там вы найдете храбрецов.

Брат Жан. Ты же знаешь: трус, доведенный до отчаяния, становится героем. Запри кошку в комнате и бей ее плетью — три удара она еще снесет, а на четвертом вцепится тебе в глаза.

Оборотень. Хорошо. Но кто они, эти молодцы?

Брат Жан. Моран, Симон, Гайон...

Оборотень. Да, это коты, которых надо стегать плетью, чтобы заставить драться, и сильно стегать.

Брат Жан. Бартельми...

Оборотень. У этого хватит смелости.

Брат Жан. Тома из Жене и много других. Я готов поручиться за всех мужиков на две мили в округе. Я рассчитываю также на Пьера, конюшего Изабеллы д'Апремон.

Оборотень. Бездельник, который гордится тем, что обучен грамоте, и тем, что Жильбер подарил ему новую ливрею с гербами! Не ждите ничего путного от раба.

Брат Жан. Он славный малый, поверь мне. Он может быть нам полезен. В его руках все ключи замка.

Оборотень. Вы ничего не сказали о Рено.

Брат Жан. Рено пока не хочет примкнуть к нам. Со дня смерти сестры он ни во что не вмешивается. Он целыми днями, закрыв руками лицо, о чем-то думает. Боюсь, не сошел бы он с ума.

Оборотень. Надо бы залучить его.

Брат Жан. Чуть только свистнет первая стрела, Рено будет с нами. Много ль у тебя народу?

Оборотень. Семьдесят два человека всего-навсего, но каждый стоит десятка ваших. Это сущие дьяволы.

Брат Жан. Я полагаюсь на твой выбор. Значит, Франк, друг мой, ты теперь наш. Но для большей верности присягни на этом распятии.

Оборотень (пятясь). Ну, ну, отец! Я больше не клянусь распятием. Какой я к черту христианин?

Брат Жан. Как! Что ты сказал, негодяй?

Оборотень. Да пусть сожжет меня антонов огонь, я больше не верю в то, во что верят сеньоры. Только пресвятой деве я еще поклоняюсь[52].

Брат Жан. Хоть этим утешил. Мне теперь некогда наставлять тебя на путь истины. Дай мне слово и поклянись чем хочешь.

Оборотень. Вот вам моя рука, дайте вашу. Эта клятва стоит всякой другой, не правда ли?

Брат Жан. Я тебе верю. Ты скоро обо мне услышишь, а потом я приду с моими друзьями к вам в лес держать совет.

Оборотень. Всегда к вашим услугам. Прощайте!

Расходятся.

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Дорога близ замковых рвов. Ночь.

Пьер (один, в крестьянском платье). Мне хочется еще раз взглянуть на эти старые башни!.. Я мужик, она знатная дама! Безумец! Как я мог вообразить?.. Как смел поднять глаза на ту, чьей руки добиваются самые могущественные бароны?.. А ее слова — они еще звучат в моих ушах... я принимал их за слова любви... Она говорила со мной, как могла бы говорить со своей собачонкой... А кошелек... она дала мне его только потому, что в нем было золото... И если мое присутствие не стесняло ее, хотя она покраснела бы, оказавшись наедине с дворянином[53], то лишь потому, что в ее глазах я что-то вроде животного... Я для нее меньше, чем собака... я мужик... Ах, это слово жжет мне сердце!.. Я хотел бы стереть с лица земли всех, кто носит золоченые шпоры. А барон де Монтрёйль! Проклятие! Счастливец! Небо осыпало его своими милостями! Он знатен... Он будет ее мужем... Он дворянин, рыцарь, у него родовое знамя, а я — я мужик... Он дворянин... Но я покрепче его держусь в седле, и если бы мы устремились друг на друга с копьями наперевес, то я сумел бы всадить ему копье под забрало[54]. На турнире он имеет право сражаться, чтобы быть вышибленным из седла, а мне — мне отказано даже в праве побеждать[55]. Он — Монтрёйль! Вот так рыцарь! Не умеет ни читать, ни писать, знает толк в лошадях и больше ни в чем... А я владею искусством трубадуров, но я — мужик! Силы небесные! Почему он не стоит сейчас передо мной?

Появляется брат Жан.

Брат Жан. Эй! Кто там размахивает руками?

Пьер. Судя по голосу, это отец Жан.

Брат Жан. Это ты, Пьер? Что ты тут делаешь в такой поздний час?

Пьер. Проклинаю свою судьбу, отца, породившего меня, и небо, по воле которого я создан мужиком.

Брат Жан. Многие страдают не меньше тебя, Пьер. Но те, кто посильнее духом, не обвиняют небо, а лишь просят его помочь им.

Пьер. Моему горю помочь нельзя. Меня прогнали из замка.

Брат Жан. Так это, по-твоему, горе? Ты перестанешь быть слугою, и только.

Пьер. Я думал, что могу быть счастливым в этом замке.

Брат Жан. Чем же ты провинился?

Пьер. Я проклинаю те знания, которые вы дали мне! Я возгордился; я забыл, что я отверженный, что я пес. Я объяснился в любви молодой госпоже из замка.

Брат Жан. Пресвятая дева! Да ведь это — ужасное преступление!

Пьер. Меня прогнали, завтра я должен быть за чертой баронских владений.

Брат Жан. А этот увалень, которого зовут бароном де Монтрёйль, женится на дочери д'Апремона.

Пьер. О, не говорите мне этого!

Брат Жан. А разве ты не знаешь?

Пьер. Знаю. Но когда я об этом слышу, мне хочется поджечь замок.

Брат Жан. Это лучше, чем улепетывать, как жалкий плут.

Пьер (помолчав). К чему об этом мечтать?

Брат Жан. Кто тебе сказал, что это только мечты?

Пьер. У мужиков сердца из грязи. Они никогда не осмелятся поднять голову, чтобы потребовать у господ ответа за жестокости, которые они от них терпят.

Брат Жан. Я слыхал, однако, будто нашлось несколько смельчаков: они поняли наконец, что могут избавиться от своих господ силой, и уже готовятся к этому.

Пьер. Что вы говорите?

Брат Жан. Если бы все крепостные этой баронии взялись за оружие, если б замок загорелся и Монтрёйлю проломили голову, а Изабелла оказалась в твоих руках, — как ты думаешь, сказала бы она тебе тогда: «Убирайся прочь, мужик!»?

Пьер. У меня кровь закипает от ваших слов!

Брат Жан. Дворяне пришли к нам с королем Франком[56]. Они победили наших предков, потому что были в кованых железных доспехах и лошади их были в латах[57]. Они нас поработили... Но если мы возьмемся за оружие и, в свою очередь, нападем на них, то как, по-твоему: разве мы не сумеем доказать, что наша старая галльская кровь не хуже их крови?

Пьер. Да, клянусь святым Георгием! Мы сумели бы им это доказать!

Брат Жан, Ну что же, присоединишься ты к тем, кто отважится на этот благородный подвиг?

Пьер. Присоединюсь ли я? Располагайте моей жизнью, моей душой! Но почему вы со мной об этом заговорили?

Брат Жан. Все это легко может осуществиться. И кто знает: не станет ли Изабелла д'Апремон женой Пьера Ламброна?

Пьер. Но, ради святого Лёфруа, скажите мне, как это может статься?

Брат Жан. Проводи меня до монастыря: здесь говорить небезопасно. По дороге я все тебе расскажу.

Уходят.

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Дорога на опушке леса.

Симон и Мансель сидят с топорами у кучи дров.

Вбегает Рено.

Рено (Симону). Идет! Со мной ты или нет?

Симон. Так ты не хочешь подождать отца Жана?

Рено. Кто ждет помощи от других, тот легко может просчитаться. Вот мой топор и моя рука — верные мои друзья. Они меня не выдадут.