Александр Попов - Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой Страница 12

САША. Ах, мама. Это совсем меня сейчас не занимает. Как можно сейчас говорить о звукопроницаемости?

МАМА (значительно). Что он за человек, Шура?

САША. Ах, мама, если бы я знала! Да и разве можно узнать человека за десять дней? Какие-то люди открываются сразу, какие-то постепенно. Это все так индивидуально… Возможно, то, что я вижу в нем, это только одна какая-то его грань…

МАМА. Шура! Как вы познакомились? Его кто-то представил?

САША. Ну кто сейчас кого представляет? Да и какое это имеет значение?

МАМА. Но, я надеюсь, это не уличное знакомство?

САША. Нет, мы познакомились на именинах у Бедхудова.

МАМА. Так он знакомый Бедхудова?

САША. Да.

МАМА. И был им приглашен? Это говорит в его пользу. Бедхудов… (Вздыхает.) Впрочем, я всегда говорила тебе: если бы ты вела себя умнее…

САША (вскакивает). Мама! Не смей об этом говорить.

МАМА (торопливо). Хорошо. Мы не будем об этом говорить. Но бескомпромиссность еще никому не приносила счастья.

САША (угрожающе). Мама! Я прошу тебя…

МАМА. Хорошо. Мы не будем об этом говорить.

Пауза.

Как его зовут?

САША. Павлик Фарятьев.

МАМА. Фарятьев? Он осетин?

САША. Осетин? Почему?

МАМА. Мне почему-то показалось, что в нем есть нечто восточное. А почему ты его зовешь так интимно: Павлик?.. Шура?! Между вами ничего не было?

САША. Боже мой! Мама, это, наконец, безумие какое-то, я же не ребенок.

МАМА. Хорошо, это, в конце концов, твое дело, я далеко не мещанка, и ты меня не можешь обвинить в узости взглядов, я смотрю на вещи трезво — такова жизнь. Но скоропалительные связи…

САША. Мама! Все! Я больше не скажу ни слова.

МАМА. Хорошо, я молчу. А чем он занимается?

САША. Он зубной врач.

МАМА. Протезист?

САША. Яне знаю таких тонкостей. Зубной врач.

МАМА. Знаешь, Шурочка, это говорит в его пользу: туберкулез человек может перенести на ногах, а с зубной болью он побежит к дантисту.

САША (ходит из угла в угол). Ах, мама, ну неужели ты не понимаешь, до какой степени это все мне не интересно? Важно другое. Важно то, подлинное ли это чувство, эта его любовь ко мне, или же это все несерьезно. Возможно, это просто его фантазия. Возможно, он вообще легкомысленный человек.

МАМА. Да. Безусловно. Если чувства нет, то не о чем говорить.

Хлопает входная дверь. Появляется худенькая девушка лет шестнадцати.

ДЕВУШКА. Привет! (Проходит в другую комнату.)

МАМА (трагически, речитативом). Любовь! Чего ты добиваешься? Ответь мне! Чего ты добиваешься? Ты хочешь, чтобы у меня было кровоизлияние в мозг, или ты хочешь, чтобы я немедленно телеграфировала отцу? Я к тебе обращаюсь, Любовь!

Люба появляется в дверях.

ЛЮБА. А в чем дело?

МАМА. Когда закончились уроки и который сейчас час? Где ты была?

ЛЮБА. Нигде я не была.

МАМА. Чем ты занималась?

ЛЮБА. Ничем я не занималась.

МАМА. До чего мы так дойдем? Я тебя скрашиваю! До чего?

ЛЮБА. Ни до чего. Успокойся ты.

МАМА. С кем ты была?

ЛЮБА. Ни с кем я не была.

МАМА. Как? Ну а что же было все это время? Шурочка, дай мне валидол.

Люба молча выходит в кухню.

До чего мы так дойдем, Люба? Ты подумала, до чего мы так дойдем? Я позвоню учительнице. (Тихо и спокойно.) Безусловно, Шура, если чувства нет… Но почему ты думаешь, что его нет? У тебя есть основания не верить Павлу?

САША. Не знаю, мама. Я ничего не знаю. Если бы я могла заглянуть в будущее…

МАМА. А ты загляни в прошлое. Послушай меня, ты загляни в его прошлое. Человек, в общем, живет ритмично, даже импульсы ритмичны. Если в его прошлом есть что-то порочащее его…

САША. Ну как я могу это узнать?..

МАМА. Ты удивительно наивна. Он знаком с Бедхудовым. Бедхудов очень проницательный человек… Если тебе неудобно, я могу сама поговорить с ним, тонко, деликатно. В бестактности ты меня упрекнуть не можешь.

САША. Не смей даже думать об этом! Слышишь! Я запрещаю тебе! Ты хочешь довести меня до петли? Все! Закончим этот разговор, никакого Фарятьева нет и не будет. Ты понимаешь? Я уже все решила, и забудь о нем.

МАМА. Это твое дело. (Кричит.) Люба! Что ты ешь?

ЛЮБА (из кухни). Ничего я не ем.

МАМА. Обед в духовке.

ЛЮБА (появляется в дверях). Я не буду есть эти паршивые котлеты.

МАМА. Почему они паршивые?

ЛЮБА. Вчера котлеты, позавчера котлеты… Неделю едим одни и те же паршивые котлеты.

МАМА. Не одни и те же. Это новые.

ЛЮБА. Все равно паршивые.

МАМА. До чего мы так дойдем, Люба? Разве ты зарабатываешь деньги на свои капризы?

ЛЮБА. Ну так что? Чего ты хочешь? Я вообще ни к чему не притронусь. Я лучше сдохну с голоду!

САША. Не смей орать! Ты не на улице.

ЛЮБА. А я на улице не ору. (Выходит в кухню.)

САША. Открой банку кальмаров. Слышишь?

ЛЮБА. А где они?

САША. В шкафу.

МАМА. Ну что это за еда? Нужно пообедать. Она окончательно загубит желудок.

САША. Пусть ест, что хочет, мама.

МАМА. Конечно, я для вас ровным счетом ничего не значу. Вы считаете меня дурой. Зачем же нужно было рожать детей, если от них не слышишь ласкового слова, если ты лишний, чужой для них человек, если они буквально ненавидят тебя, если они оскорбляют тебя, если ты не можешь, не можешь… (Плачет.)

САША. Мамочка. Ну перестань, это все не так.

МАМА. Это так. Это так, и такова жизнь. Вы поймете это, когда у вас будут свои дети.

САША. Все это не так ужасно. Мы очень тебя любим.

МАМА. Возможно, вы полюбите меня, когда я буду лежать на кладбище, но мне… мне… Так хотелось бы, чтобы это было при жизни.

ЛЮБА (в дверях, жует). А пирожные кому?

САША. Тебе.

ЛЮБА. Это ты купила?

САША. Какое это имеет значение?

ЛЮБА (целует ее). Ах ты Шушечка!

САША (шепотом). Поцелуй маму.

Люба подходит к матери, гладит ее по голове, целует.

ЛЮБА (ласково). Ну я же не виновата, что не переношу эти паршивые котлеты.

МАМА. Как ты выражаешься? Где ты была после школы?

ЛЮБА. Нигде я не была. А кто это вышел из нашей квартиры недавно? Такой нереальный мужчина?

САША. Почему нереальный?

МАМА. Значит, ты стояла в парадном? С кем?

ЛЮБА. Он не фармацевт?

САША. Нет.

ЛЮБА. Странно. А он не косит немного?

САША. Что за глупости?

МАМА. Действительно глупости. В нем нет ничего такого… Из ряда вон… Представительный мужчина.

ЛЮБА. Я же ничего не говорю. Он мне понравился. Свежесть дает.

МАМА. Боже! Что за жаргон! Это наш жених. Господи! Жених Александры. Вы меня совсем с ума сведете. Я поставлю чайник. (Выходит в кухню.) Будем пить чай. (Из кухни.) Сядем, поговорим, попьем чаю с вареньем. Все обсудим, взвесим. Это все так просто не делается.

Люба медленно подходит к Саше, разглядывает ее.

ЛЮБА (тихо). Это твой жених?

САША. Нет.

ЛЮБА. Напрасно, я бы тебе советовала выйти за него замуж. (Какое-то время молчит, словно решает, говорить или нет, потом подходит совсем близко к Саше и начинает шептать торопливо на ухо, почему-то оглядываясь.) Раз уж на то пошло, то я тебе скажу… Я ведь тоже выхожу замуж, совсем скоро, уже летом мы будем женаты, будь я проклята. Главное, что я это решила. Не смотри на меня так. Это удача. Мне везет, понимаешь. Я знаю, что мне осталось жить совсем немного: после сорока лет это уже не жизнь. Я не хочу упустить ни единого дня из тех, что мне причитаются. Я знаю, что я его не люблю, но к любви я отношусь не так — ах! Я отношусь трезво. Это не для меня. Я не хочу остаться гнить в Очакове. А он будет выдающимся физиком. Для него сейчас уже Бор не эталон. Конечно, я понимаю, что я теряю, но я понимаю, что я и приобретаю. Я не хочу загубить свою жизнь в этой дыре, я не хочу стать такой полубезумной квочкой, как мама. Папе хоть немного лучше, но они оба зачеркнули свою жизнь. А что они дали мне? Эти паршивые тряпки? Так по мне, хоть в дерюге ходи. Этот город? Эти котлеты? Я за их грехи не намерена расплачиваться. Это я тебе все по секрету говорю. Выходи замуж, Шушечка. Даже если ты его не любишь. Любовь — тьфу! Пустое место. Тебе двадцать семь лет. Я тебе не говорила, но когда ты не накрашена, на тебя по утрам страшно смотреть. Ты сгниешь в своей музыкальной школе. Ты посмотри, у тебя уже сейчас руки дрожат. А я люблю тебя, солнышко. (Целует ее.) Я хочу, чтобы ты жила в свое удовольствие, чтобы тебя любили, чтобы у тебя не было глупых забот о деньгах (гладит ее по волосам, по щеке, по плечу, целует), чтобы ты не была одинокой. Чтобы ты была красивой.