Александр Галин - Дзинрикися Страница 12

Анна. Я просто на уроке зоологии оказалась! Медведи!..

Саша. Лена, мой дебилизм в том, что я вас не понимал… Потому что я понимаю только двух женщин. У меня их было две – моя мать и Анна… Я смотрю на мою мать… Она ещё хорохорится, красит волосы, что-то себе перешивает… Она уже столько прожила… И столько времени уже без отца… Весь женский мир, всё это ваше разнообразие, – я не понимал, потому что матери защищают нас от всего мира. Они ничего нам про женщин не говорят. Или говорят плохое… Мир жесток… И самая страшная жестокость в том, что приходит другая женщина и отбирает у матери её детёныша. Вот такого дебила, как я, – большого, выкормленного дебила – у неё отбирают. У меня появилась другая женщина… и я научился понимать её, и я её так люблю, что теперь никого больше не понимаю, я понимаю только её… Других женщин я не понимаю. И уже не понимаю мать… И в мыслях своих я уже с матерью прощаюсь…

Лена. Да ладно, Сашка… Чего ты меня размягчаешь? Не стели мне помягче, я падать не собираюсь.

Вадик. Правильно Леночка говорит, мы ещё поднимемся… И мы ещё взлетим, ребята. Вспомним Островского: люди, почему мы не летаем?!

Лена. После Гоголя теперь будет Островский – прямо как будто опять за парту села! Хватит с меня на сегодня, тоска от вас берёт!.. Саша, не хочу остаться у тебя в должниках. На сколько мы договаривались тогда? Я тебе должна заплатить…

Анна. Заплатить?! За что? Может быть, ты ещё и альфонс к тому же?!

Лена. Это она хочет сказать, что у меня другого шанса нет, кроме как купить себе мужа. А она такая золушка, что типа принц, как увидел её маленькую ножку, так прямо упал и встать не может. (Копается в сумке.) У меня сейчас наличности практически нет с собой… Я не помню, сколько на кредитке осталось… Ладно, возьми кредитку.

Вадик. Лена, ну если мы так будем кредитками разбрасываться…

Лена. А ты что беспокоишься? Кто это «мы»? Глядите как он пристраивается! Ты кто такой, чтобы мои кредитки стеречь! Какие лирики нынче! Пушкин чуть что из-за женщины за пистолет хватался, а эти – за наши кредитные карты!

Вадик. Предложи её кому-нибудь ещё. У тебя её с благодарностью примут. Абсолютно всё мужское население, вот от этого места и до восточных рубежей нашей страны, выстроится в ряд. Но в этой очереди не будет одного человека. Этот человек – я.

Лена. Хватит мудрить. Ты и так тут всех завертел. (Кивнула на Анну.) У этой уже черепица слетела…

Анна (перебивает). Не надо! У меня «черепица» крепкая. Мои родители об этом позаботились: заставляли не кредитки коллекционировать, а развивать память. (Саше). Я помню, как ты подошёл ко мне первый раз в университете и спросил, можно ли со мной пообщаться. Я поинтересовалась: (Говорит с тогдашней интонацией.) «На какую тему вы мне предлагаете общаться с вами?» Ты сказал, что только что защитился по математике и готов пообщаться со мной на математические темы, но там много формул… Я помню тот вечер и ту ночь… И никогда не забуду!.. Но там был другой человек. Наверно, это я виновата, что ты стал таким. Когда я вошла в твою жизнь, всё поменялось… В тебе поселилась суета. Ты всё искал, где бы можно было заработать, чтобы жить как все… А зачем нам было жить как все? Чтобы потерять друг друга? Потом ты пошёл в этот банк. Я видела, как ты мучился в этом проклятом банке. Я тебя не толкала, не заставляла уйти из науки, я сама пошла преподавать в элитную гимназию, учить вот таких, как она, я забросила свою диссертацию. И тоже, чтобы жить как все. Тебя же выворачивало, оттого что приходилось постоянно лгать. Я помню, ты пришёл ко мне весь в пятнах и сказал: «Они открыли новое направление в науке, – теперь моя специальность не высшая, а низшая математика. Я был учёный, а стал слепым: закрываю глаза на всё. На всё!» Ты напился тогда. Я тоже напилась, чтобы быть с тобой, чтобы тебе не было так больно одному… Ты говорил, и я эти слова запомнила: «Законы математики в такой стране, как наша, отличаются от законов математики, признанных остальным миром…» Но я сейчас подумала – и моральные тоже отличаются. Люди страшные стали… И ты тоже теперь, как все – страшный. И я теперь, как все, страшная… И у нас теперь не высшая, и даже не низшая математика, – никакая!..

Лена (Вадику). О чём они говорят?

Вадик. Леночка, в данном случае это не важно, – главное, что они говорят.

Саша. Ты знаешь, Анна, я думал о том же, когда остался один на прудах. О том же!.. Мы мыслим одинаково. Анна, я тебя люблю, и если тебя у меня не будет, останется ноль… Остальное было ошибкой. Ошибкой. Я думал: доберу ещё немного, прибавлю, потом ещё прибавлю… А в результате – ничего… Я сегодня разговаривал с двумя согражданами у памятника Грибоедову, они мне всё объяснили. Есть, известный всем ещё из арифметики, знак плюс. Один из моих собеседников назвал этот знак крестом…

Анна. Да, Саша, крест.

Саша. Если между двумя положительными числами ставишь плюс, сумма обязательно увеличится на то число, которое стоит после креста. Но если приглядеться внимательно, то знак плюс – как мне сегодня объяснили – состоит из двух минусов, крестообразно расположенных. Закон звучит примерно так: сколько бы ты не прибавлял – сумма всё равно получится меньше. Это и есть наш крест, наш феномен – отсутствие результата. То есть результат сложения получается, как если бы ты не складывал, а отнимал. Я прибавлял и прибавлял, но всё равно оказался в страшном минусе…

Анна. Это из-за меня. Я, видимо, твой крест. Жалкая учительница из учительской семьи. Я ничем не могу помочь тебе. Может, тебе остаться с ней? Смотри, как она тебя слушает! А я уже научилась считать…

Лена. Ну просто топчет ногами Ленку!

Анна. У неё, наверно, другие возможности. Это ведь главное у вас, у мужчин, – стартовые возможности! Вы все хотите стартовать под прямым углом. Обязательно под прямым, только вверх!.. А кто там копошится внизу – кому это важно? Зато вы наверху! Вы в плюсе!.. Когда люди начнут вокруг дохнуть, опять понесут к метро продавать последнюю банку огурцов, вы всё равно будете в плюсе!.. Расставите охрану у своих кабаков – и будете в плюсе! Вы покупали, всё что могли и всех, кого могли, – вы в плюсе! Важно стартовать и не останавливаться!.. Вот и ты наконец стартовал…

Лена. А она у тебя комиссар!

Анна. Конечно, кому сейчас нужна такая обуза, как я, с больными родителями!.. Ты знаешь, Саша, какими дети могут быть жестокими? Я тебе не говорила, но сейчас скажу: мне в этом лагере дали кличку «серая мышь» …

Лена. Ну вот и до мышей договорились.

Анна. Я была раздавлена. Конечно, стало так обидно! Потом я подумала: неужели я, действительно, такая «серая». Серая, никому не нужная, на ком не останавливается взгляд… даже у кота… Разве можно с таким ощущением жить женщине? Тогда я сказала себе: нет, я не хуже других. Меня любят, меня выделяют из миллионов других женщин, у меня есть мой Саша… самый умный, самый честный… такой близкий, такой нежный, такой родной… И я воскресла! Я покрасила волосы…

Лена. Теперь тебя зовут «белая мышь».

Анна. Я стала орать на детей. Я поняла, почему они прозвали меня «серой мышью». Потому что я не страшная, не злая… я никогда не кричала на них, не доносила… И они сразу испугались, стали заискивать передо мной… Я решила, что уйду из гимназии. Я их больше не люблю: отвратительных, сытых… порочных!.. Я больше не люблю их… Но моя жизнь не потеряла смысл: у меня был ты… И вот я лишилась и этой опоры. Ты у меня тоже первая любовь… Сашенька, не знаю, как я буду без тебя… Будь счастлив с ней… или с другой… Пусть у тебя всё получится… А я, наверно, перекрашусь в прежний цвет. Я поняла, что тебе не понравился этот цвет. Я вчера спросила: ну как тебе? Ты сказал: ничего. Ничего – это ничего. И ты был прав. Значит, я опять буду серой мышью… Я отпускаю тебя. Будь счастлив!..

Саша молчит. Вадик на него посматривает.

Прощай…

Саша молчит.

Не звони…

Лена (не выдержала). Она ещё час будет прощаться – не уйдёт!

Вадик. Что ты молчишь? Ну не стой же, иди к ней.

Саша. Анна… ты уходишь?

Анна. Да, ухожу.

Саша. Я пойду с тобой…

Анна. Нет. Я должна побыть одна. Я уже ничего не чувствую. Нет сил. Всё внутри окаменело. Я пойду… Сама себя уже ненавижу. Говорю какие-то гадости…

Саша. У нас свидание было назначено у Грибоедова. Я буду там стоять. Давай, мы там встретимся…

Анна. Опять?! Я уже сегодня слышала, что ты будешь стоять у Грибоедова! Ещё раз скажешь мне про Грибоедова!..

Вадик. Ты понял? Ты услышал? Один Грибоедов у тебя в запасе есть.

Саша. Анна, я буду тебя ждать на Чистых прудах. Если ты не придёшь, я останусь до утра, если и завтра я тебя не увижу – я там останусь жить. Вокруг памятника есть лавочки.