Константин Симонов - Парень из нашего города Страница 13

Сергей. Да, тут недавно во время бомбежки одна их птичка в землю уткнулась — вот принесли мне кусок пропеллера. А то ведь здесь на триста верст ни одного порядочного дерева нет!

Врач (разглядывая палку). Ох, и терпение у вас!

Сергей. Ну, это когда как.

Пауза.

Что ж, Бурмина-то нет, а?

Врач. Может, начальнику по телефону звонили, пойду спрошу.

Сергей. И правда, сходили бы.

Врач уходит. Долгое молчание. Сергей рассеянно строгает палку. За сценой слышны голоса. Сергей прислушивается. Встает. Голос Аркадия: «А я вам говорю — сюда!» Двое санитаров вносят на носилках Аркадия. Он очень бледен. Рядом с носилками идет врач.

Аркадий (хриплым голосом). Отстань, тебе говорю. Не хочу я под брезентом… Здесь положите.

Санитары ставят носилки.

Под голову повыше.

Ему подсовывают что-то попавшееся под голову.

Врач. Может, попробовать извлечь?

Аркадий. Что там извлечь! Что я, ребенок, что ли! Не знаю… когда… Сережа, скажи ему, чтоб отстал! (Врачу.) Будешь ковырять, а что толку? Отстань, дай три минуты пожить спокойно.

Врач. Аркадий Андреевич, может быть, все-таки…

Аркадий. Ну, жалко вам меня, ну, понимаю, но глупости-то зачем предлагать? Ведь видите сами… Сережа…

Сергей (наклоняясь над ним.) Аркаша, как?

Аркадий. Так. Шляпы. Нашему сделал операцию, стал пленного перевязывать, — так, шляпы, маузер у него взяли, а другой, маленький, в комбинезоне, не заметили. Всадил, — вот прямо когда нагнулся над ним. (Замечает вопросительный взгляд Сергея, обращенный к врачу.) Все, Сережа, все. Ты что его спрашиваешь? Ты меня спроси, я же лучше знаю. Он ординатор, а я профессор.

Пауза.

Везти сюда не хотели, боялись, а я велел. Тебя видеть хотел. Нагнулся над ним… а он… Пристрелили его, так и надо.

Сергей. Аркаша, ты не дури, слышишь! (Врачу.) Ну, что вы стоите! Сделайте же что-нибудь.

Врач за спиной Аркадия делает безнадежный жест.

Аркадий. Ничего он не может. Я только по дороге, что не доеду, боялся. А сейчас… Почему опять голову опустили? Поднимите.

Сергей поднимает его за плечи.

Сторожить не буду… удерешь теперь, да?

Пауза.

Что молчишь? Знаю… удерешь… Письмо прочел?

Сергей. Прочел.

Аркадий. Изорви. Пусть не знает, а то еще хуже. Изорви, слышишь?

Сергей. Слышу.

Аркадий. Нагнулся к нему, а он… Ты их…

Долгое молчание.

(Почти шепотом.) Это хорошо, что бреда у меня нет. Повыше… Выше… (Запрокидывает голову.)

Сергей медленно опускает его на носилки. Врач и санитары снимают фуражки. Долгое молчание. Сергей, встав, рукавом стирает с глаз слезы, оглядывается на врача и санитаров.

Врач. Я скажу начальнику, что родным вы напишете.

Сергей. Напишу.

Санитары поднимают носилки и молча уходят вместе с врачом.

(Механически, не замечая их ухода, повторяет.) Напишу. Напишу. А что я им напишу?

Входит Сафонов.

Сафонов. Ну, как, был обход, товарищ майор?

Сергей. Был.

Сафонов. Хирург-то вас не задержит?

Сергей. Теперь не задержит. (Смотрит себе на ноги.) Сапог у вас нет каких-нибудь?

Сафонов. Есть, только старые, ношеные, они вам просторны будут.

Сергей. Вот и хорошо. (Поднимает палку и, прихрамывая, идет вслед за Сафоновым.) Разобьем их, Сафонов?

Сафонов. А то как же, непременно разобьем, товарищ майор!

Сергей (угрюмо). Разобьем их! Чтоб и праху от них не осталось! Чтоб в урнах домой везти нечего было!

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Вечер следующего дня. Степь. Наполовину зарытая в землю машина — «эмка». В глубине палатка. За сценой женский голос поет последние слова какой-то арии. Аплодисменты. На заднем плане видны фигуры расходящихся после концерта бойцов. Входят Севастьянов и Гулиашвилн.

Севастьянов. Что же ей говорить?

Гулиашвили. То же самое, дорогой: вызвали к командующему, уехал па три дня. И коротко, и на правду похоже.

Севастьянов. Не поверит.

Гулиашвили. Хорошее известие будет — правду скажем, а пока нельзя.

Севастьянов. Когда Сафонова послали?

Гулиашвили. Вчера в девять. Два дня. Не знаю, что и думать, дорогой. Хорошо думать — не могу. Плохо думать — не хочу.

Севастьянов. Боюсь, проболтается кто-нибудь.

Гулиашвили. Если я не проболтаюсь, никто не проболтается.

Входит лейтенант.

Лейтенант. Товарищ капитан, артисты в палатке, ужинают. Какие будут приказания?

Гулиашвили. Сейчас покушают, потом спать лягут. Утром в машину посадим, на другое место повезем. Куда им завтра?

Лейтенант. В политотдел.

Гулиашвили. В политотдел свезем. Пойдем посмотрим, как кушают. (Направляются к выходу.)

Навстречу идет Варя.

Куда? А кушать?

Варя. Я не хочу, я потом…

Гулиашвили. Нельзя потом. Сейчас вернусь — уговорю.

Лейтенант и Гулиашвили уходят.

Севастьянов (сажая Варю на крыло «эмки»). Это наша с Сережей штаб-квартира. Комаров всех выкурим и спим в ней ночью. Если скучно — радио заводим, там радио есть. Хорошо вы пели. Испытал я удовольствие. И читали тоже хорошо.

Пауза.

Этот толстенький смешные рассказы читал, — он что, новый в труппе?

Варя (рассеянно). Да. Что вы спросили?

Севастьянов. Я спросил: этот толстенький — новый в труппе?

Варя. Да, новый. Комик.

Севастьянов. Вы что, значит, с самолета — и прямо к нам?

Варя. Нет, мы уже утром в политотделе были, а потом у зенитчиков. У нас ведь свое расписание. Мне просто повезло, что в первый же день — сюда.

Севастьянов. Очень большое наслаждение приносят бойцам такие концерты.

Варя. А мы так и подумали. Пошли в политуправление округа и сказали: «Ваша бригада на фронте, мы тоже хотим туда свою бригаду послать». Вот и приехали. Правда, наша бригада немножко меньше вашей, всего пять человек.

Входит Гулиашвили.

Гулиашвили. Зато какие люди!

Варя. Я, когда пела, смотрела — у вас много новых лиц, а знакомые не все. Где капитан Стасов? Я ему письмо от жены привезла.

Гулиашвили. Нет его. Погиб.

Варя. А она посылку хотела — и опоздала. Я видела, как она по платформе бежала, когда поезд уже тронулся.

Молчание.

Вано, где Сережа?

Гулиашвили. Я же русским языком сказал тебе, что его в штаб армии вызвали.

Варя. Петр Семенович, это правда?

Севастьянов. Безусловно. Он тут безусловно если не завтра — послезавтра будет, — сами убедитесь.

Гулиашвили. Ну, подумай сама, Варя, зачем я тебя обманывать буду? Сама увидишь, сама спросишь, — сам тебе скажет — правдивый человек Вано!

Севастьянов. Ну, что вы волнуетесь, Варвара Андреевна?

Варя. А я не волнуюсь, я просто должна сегодня видеть Сережу. Непременно сегодня.

Гулиашвили. Ну, а если завтра… нет, я, конечно, понимаю…

Варя. Нет, Вано, ты не понимаешь, ничего не понимаешь. Я должна его видеть, потому что…

Гулиашвили. Что потому что? Ну, говори же, что потому что? Я так не могу…

Варя. Мы были в политотделе утром, и там… там…

Гулиашвили. Что там? Что там? Или я сейчас пойду звонить туда… что там?

Варя. Там не знали, что я… и при мне сказали, что Аркаша погиб.

Севастьянов. Как погиб! Как он мог погибнуть? Глупости там болтают! Не верь им!

Варя. Они сказали, что профессор Бурмин погиб при исполнении обязанностей и что надо кого-нибудь вместо него. Вместо него… Аркаша… Но ведь он… я же думала, что увижу его, а оказывается, тогда последний раз был на вокзале, а я не знала, что последний, я шутила с ним, что он смешной очень в военной форме. И над Сережей тоже шутила, что он так долго меня обнимает, что проводники боятся — увезет с собой без билета. Но его я увижу! Увижу! Да?