Бертольт Брехт - Трехгрошовая опера Страница 13

Браун. Что эта такое?

Пичем. Музыка. Они музицируют в меру своих сил. «Песня о тщете человеческих усилий». Не слыхали? Можете кое-чему поучиться.

Золотистый свет. Орган освещен. Сверху на шесте спускается трехламповый светильник. На щитах надпись:

Нищие.

Своею головойНикак не проживешь.Увы, своею головойПрокормишь только вошь.

В человеке скуденХитрости запас.Где вам видеть, люди,Как дурачат вас.

Составь прекрасный план,Умом своим блесни,Составь другой. А толку-то,А толку-то — ни-ни.

В человеке скуденПодлости запас.Но идеалы, люди,Украшают вас.

За счастьем ты бежишь.Но лучше погоди!Настигнуть счастье ты спешишь,А счастье позади.

В человеке скуденСкромности запас,И наша воля, люди,Морочит только нас.

Пичем. Ваш замысел, Браун, гениален, но, к сожалению, неосуществим. Кого вы можете здесь арестовать? Нескольких молодых людей, которые, радуясь коронации, устроили небольшой маскарад. Если же на улицу выйдут настоящие горемыки — здесь таковых нет, — это будет многотысячная толпа. Вот тут-то вы и просчитались. Вы забыли об огромном числе бедняков. Если они выстроятся перед собором, картина получится далеко не праздничная. У этих людей вид неказистый. Вы знаете, Браун, что такое рожистое воспаление? Представьте себе сто двадцать рожистых воспалений. Молодая королева привыкла к розам, а не к рожам. А потом еще увечные на паперти. Надо избежать этого, Браун. Вы, наверно, возразите мне, что полиция сумеет справиться с нами, нищими. Но вы же сами в это не верите. А разве красиво будет, если в день коронации полицейские станут избивать дубинками шестьсот несчастных калек? Нет, это будет некрасивое зрелище. Я бы даже сказал — отвратительное. И даже тошнотворное. Просто дурно делается, когда об этом подумаешь, Дайте мне стул.

Браун (Смиту). Это угроза. Это вымогательство. Его нельзя трогать. Его нельзя трогать в интересах общественного порядка. Такого еще никогда не случалось.

Пичем. А сейчас случилось. Вот что я вам скажу. С королевой Англии вы можете вести себя как угодно. Но беднейшему человеку в Лондоне вы не смеете наступать на мозоли. А то вы сразу отбраунитесь, господин Браун.

Браун. Значит, я должен арестовать Мэкки-Ножа? Вам легко говорить. Прежде чем арестовать человека, нужно его поймать.

Пичем. Тут я ничего не могу возразить. Придется мне, видно, доставить вам этого человека. Посмотрим, существует ли еще на свете порядочность. Дженни, где изволит пребывать господин Макхит?

Дженни. На Оксфорд-стрит, 21, у Сьюки Тодри.

Браун. Смит, сейчас же ступайте на Оксфорд-стрит, 21, к Сьюки Тодри. Арестуйте Макхита и доставьте его в Олд Бейли. А я тем временем переоденусь. В такой день я обязан быть в парадном мундире.

Пичем. Браун, если в шесть его не повесят…

Браун. О Мак, ничего не вышло. (Уходит вместе с констеблями.)

Пичем (кричит ему вдогонку). Вот вы кое-чему и научились, Браун!

Снова барабанный бой.

Третий сигнал. Переориентировка. Новое направление — тюрьма Олд Бейли. Марш!

Нищие уходят.

Пичем (поет).

Недобр и нехорошТвой ближний. Ну так что ж!Ударь его ты промеж глаз.И будет он хорош.

В человеке скуденДоброты запас.Бейте смело, люди,Ближних промеж глаз.

Занавес

Дженни-Малина (выходит к рампе с шарманкой и поет).

Знаком вам мудрый Соломон,Знаком его конец!Умом постигнув всех и вся,Все суетой назвал мудрецИ пожалел, что родился.

Велик и мудр был Соломон!А толку что? Прошли годаИ миру истина ясна,Что мудрость — сущая беда.Блажен, кому чужда она!

Красивой Клеопатры вамЗнаком плохой конец!Беря героев римских в плен,Она погибла наконецИ превратилась в прах и тлен.

Была царица хоть куда!А толку что? Прошли годаИ миру истина ясна,Что красота и та беда.Блажен, кому чужда она!

Знаком и храбрый Цезарь вам,Знаком его конец!Он захватил над Римом власть,Но был заколот сей храбрец,Как раз когда он правил всласть.

Он закричал: «И ты, мой сын!»Вы видите, прошли годаИ миру истина ясна,Что храбрость — сущая беда.Блажен, кому чужда она!

Вам любопытный Брехт знаком,Он был вам прежде мил!Но докучал вопросом он:Кто богача обогатил?И вы его скорее — вон.

Как любознателен был Брехт!Но видите: прошли годаИ миру истина ясна,Что любознательность — беда.Блажен, кому чужда она!

А вот пред вами тот, чья жизньНа волоске — Макхит!Пока он разуму внималИ грабил там, где надлежит,Он равных в мастерстве не знал.

Но вот он сердцу волю дал,И дни нужны, а не года,Чтоб стала истина ясна,Что даже чувственность — беда.Блажен, кому чужда она!

VIII

Борьба за собственность.

Комната в Олд Бейли. Люси. Входит Смит.

Смит. Сударыня, с вами хочет поговорить госпожа Полли Макхит.

Люси. Госпожа Макхит? Введи ее.

Входит Полли.

Полли. Здравствуйте, сударыня. Сударыня, здравствуйте!

Люси. Что вам угодно?

Полли. Вы меня узнаете?

Люси. Конечно, узнаю.

Полли. Я пришла, чтобы извиниться перед вами за свое вчерашнее поведение.

Люси. Очень интересно.

Полли. Собственно, единственное, что может меня извинить, это мое несчастье.

Люси. Да-да.

Полли. Сударыня, вы должны простить меня. Вчера я была страшно возмущена поведением господина Макхита. Ему не следовало ставить нас в такое положение, не правда ли? Вы можете сказать ему это, когда его увидите.

Люси. Я… я… с ним не встречаюсь.

Полли. Вы же с ним встречаетесь.

Люси. Я с ним не встречаюсь.

Полли. Простите.

Люси. Он же вас очень любит.

Полли. Ах нет, он любит только вас, я это отлично знаю.

Люси. Вы очень любезны.

Полли. Ах, сударыня, мужчина всегда боится женщины, которая любит его сверх меры. И конечно, эту женщину он покидает. Он избегает ее. Я сразу заметила, что он в некотором роде в долгу перед вами, в таком долгу, о котором я и не помышляла.

Люси. Вы говорите это искренне?

Полли. Конечно, разумеется, совершенно искренне, сударыня, поверьте.

Люси. Милая Полли, мы обе любили его сверх меры.

Полли. Может быть. (Пауза.) А теперь, сударыня, я объясню вам, как все это случилось. Десять дней назад я впервые увидела господина Макхита в гостинице «Каракатица». Со мной была моя мать. Дней через пять, точнее, позавчера мы поженились. Вчера я узнала, что его разыскивает полиция как преступника. А сегодня я не знаю, что с нами будет. Стало быть, еще двенадцать дней назад, сударыня, я не представляла себе, что я вообще когда-либо окажусь во власти мужчины.

Пауза.

Люси. Я вас понимаю, милая барышня.

Полли. Госпожа Макхит.

Люси. Госпожа Макхит.

Полли. Между прочим, за последние часы я очень много думала об этом человеке. Он не так-то прост. Знаете, я прямо завидую вам, вспоминая, как он вел себя с вами. Когда я его покидала — меня заставила это сделать мама, он не выразил ни малейшего сожаления. Может быть, у него в груди не сердце, а камень? Как вы думаете, Люси?

Люси. Да я, милая барышня, право, не знаю, во всем ли виноват один господин Макхит. Вам следовало оставаться в своем кругу, милая барышня.