Владимир Казаков - Избранные сочинения. 1. Ошибка живых Страница 13

ЛЕВИЦКИЙ

Чтобы лучше было видно мое отчаяние?

МАРИЯ

Вы ведь, кажется, умеете владеть собой.

ЛЕВИЦКИЙ

Чтобы лучше было видно мое самообладание?..

Весь этот разговор кончился, как обычно:

МАРИЯ

Поверьте, я не хочу причинять вам страдания!

ЛЕВИЦКИЙ

Вам и не нужно хотеть...

3 сентября.

Сегодня Николай Иванович Вологдов рассказал мне свой сон, удивительный по логичности и последовательности развернувшихся в нем событий. Он сказал:

«Мне снилось, что за мной пришли две девушки, чтобы пригласить на заседание, посвященное творчеству Пабло Пикассо. Одна из девушек каким-то безнадежным жестом дала мне понять, что дела художника, в связи с этим заседанием, плохи и что, собственно, участь его наследия уже решена... Совещание было в самом разгаре, когда мы вошли в зал. Какие-то люди, весьма почтенной наружности и очень похожие на искусствоведов, выступали по очереди. Производилась, насколько я понял, селекция работ Пикассо. Речь шла о том, что не все творчество художника для нас приемлемо, а только лучшая его часть. Тут же демонстрировалась и эта «лучшая часть»: несколько пейзажей, несколько изобразительных полотен, по духу очень мало похожих на Пикассо. Я сказал присутствующим несколько слов в защиту всего остального, сделанного художником, сказал о вечном обновлении его творчества и т. д. Мои слова остались без внимания, и было принято решение отобрать «лучшие» работы и осудить остальные. И тогда я сказал им всем, что вряд ли Пикассо примет к сведению это постановление, что он просто будет, игнорируя его, продолжать работать по-своему. В ответ на мои слова раздался общий оглушительный хохот. Я вышел из зала. Потом, сделав было уже несколько шагов, вернулся к двери и посмотрел: в зале стоял неутихающий смех...»

Николай Иванович улыбается:

«По-моему, искусствоведы посрамлены этим сном».

15 сентября.

У Витковских. Сумрак и мерцающее молчание. Длинные пряди времени падают на лоб часам.

ЕКАТ. ВАС.

В виде чего или в виде кого вы представляете себе время?

МЕЛИК-МЕЛКУМОВ

В виде Наполеона: тот же хмурый тяжелый взгляд и то же бесконечные порывы.

КУКЛИН

Тогда уж прибавьте: и тот же серый походный сюртук...

16 сентября.

Не знаю, где и как я оказался. Ряды домов, ночь по обеим сторонам улицы. Фонари погасли или ушли. Не знаю, сколько времени я простоял под окнами у Марии. Свет не горел. Несколько булыжных шагов взад и вперед по мостовой. Я хочу быть спиной ко всему, но я — ко всему лицом. Я закрываю глаза, ночь закрывает звезды, тишина закрывает все. Я отыскиваю незнакомую подворотню, я узнал ее по черным кирпичным сводам, по моей дрожи, по холоду и темноте. Кто это? Мария? Да, это не она. Такие же волосы, та же походка. Фонарь умер и стоит на ветру. Я прохожу под окнами. Одно открывается, голос Марии зовет. Я не слышу. Тогда она зовет громче. Я останавливаюсь. Фонарь посинел. От звезд на дома струятся светлые крыши. От набережной подуло камнем. Я не один, нас двое: я и я. Голос Марии натыкается в темноте. Я жив, как фонарь.

17 сентября.

У Куклина шестой день запой.

20 сентября.

Запой продолжается. Старшая дочь Куклина относит мое письмо Марии. Я прошу старшую дочь Куклина передать ей письмо. Я написал его.

Мария! Несколько слов — вот что я решаюсь Вам написать. Недавно ночью я слышал Ваш голос. Пусть он не был Вашим — я все-таки слышал его. Что было вокруг? Я не разглядел при свете мертвого фонаря. Знаю только, что была ночь. Я шел, чтобы пересечь город.

Дочь Куклина передаст Вам этот листок. Напишете мне?

Левицкий

Ответа не было. Я передал со старшей дочерью Куклина второе письмо.

Мария! Когда-то в старину фальшивомонетчикам заливали горло расплавленным оловом.

Ваше молчание заливает мне горло. Я сжимаю судорожными пальцами монету моей любви.

Фальшивую?

Левицкий

24 сентября.

У Витковских. Вечер. Темнота выступила из стен. Нету ни Истленьева, ни Пермякова. Куклин за все время не проронил ни слова, ни взгляда. Будто эти седые виски и лиловый нос принадлежат не ему, а сумраку. Потом, когда зажгли лампу, оказалось, что он исчез.

ЕКАТ. ВАС.

Попробуйте кинуть недовольный взгляд зеркалу — оно вам вернет его.

МАРИЯ

А если попробовать это же с часами?

ЛЕВИЦКИЙ

Часы ничего не возвращают, никогда.

МАРИЯ

Что с вами сегодня? Вы так серьезны!

ЛЕВИЦКИЙ

Серьезен, но не опасно.

ЕКАТ. ВАС.

Вы знаете, нынче я видела во сие Истленьева! Вот удивительно!.. Да... Но, из нас кто-нибудь когда-нибудь видел ли его наяву?

МАРИЯ

Анна?

АННА

Мария?

ЛЕВИЦКИЙ

Я видел, но это будет очень не скоро.

МАРИЯ

Но, Левицкий, вы нам не растолковали еще мамин сон! К чему же мог присниться Истленьев?

ЛЕВИЦКИЙ

К чьей-то свадьбе.

МАРИЯ

К свадьбе? Но почему?

ЛЕВИЦКИЙ

Истленьев — каллиграф. А каллиграфы снятся к свадьбе. Знаете, причудливый почерк судьбы, все эти завитушки...

ЕКАТ. ВАС.

А вот и чай на столе! Александр Григорьевич, я знаю, вы любите. Не правда ли?

ЛЕВИЦКИЙ

Чай даст особое чувство времени. Во времени, как в ночном небе, начинаешь различать яркие созвездия — мгновений.

ЕКАТ. ВАС.

О, вы — философ чая.

МАРИЯ

Философ и астроном.

ИСТЛЕНЬЕВ (неожиданно появляясь)

Здравствуйте!.. Добрый вечер!

ЕКАТ. ВАС.

Как! Это вы?!

ИСТЛЕНЬЕВ

Да... Я, право, не думал у вас оказаться.

ЕКАТ. ВАС.

А где же вы думали оказаться?

ИСТЛЕНЬЕВ (виновато)

У вас же.

МАРИЯ (поэту)

Пожалуйста, прочтите что-нибудь!

ПОЭТ

У меня есть одно творение. Правда, я забыл начало, но зато и конца не помню.

Графиня мрачно постучалаПо стенам черной пустоты.При свете люстр легло началоЕе вечерней красоты.Стояли очи прислонившисьК громаде бледного лица.И было: темень ежась в нишеИ холод окон без конца.Графиня сказала: Сказала!И разом холод замолчал.А из углов далеких залаВдруг князь старинный прозвучал.Кусок лица свинцово-каменныйУпал у князя возле ногИ взор его угрюмо-пламенныйНа тяжких плитах изнемог.Графиня стены раздвигалаДыханьем взгляда своего.И ледяным звучал усталоГранитный камень берегов...

ВСЕ

Браво! Браво!..

МАРИЯ

А вы, Истленьев, молчите?

ИСТЛЕНЬЕВ

Я?.. Я не молчу, я продолжаю слушать...

АННА (поэту)

Прошу вас, дайте экспромт о чем-нибудь стеклянном или...

ПОЭТ

Или когда в окне безусомВесна с себя срывает бусы...

ОЛЬГА (ему же)

А теперь о чем-нибудь более прочном.

ПОЭТ

Волна грохота и звуковСкатилась с неба лавой синей...

КУКЛИН (возникая)

Как будто рой шалящих внуковИграет марш на клавесине!

МАРИЯ

Бог мой, Куклин! Вы еще и импровизатор!

КУКЛИН

Нет, я — импровизатор, а потом — еще и Куклин!..

1 октября.

Ночь неслышно проносится мимо часов. Льющиеся волосы притягивают свет лампы. Длинные густые ресницы притягивают темноту. Мы сидим, окруженные ночью. Женщина с бледным, чуть одутловатым лицом, похожая на ребенка, когда улыбнется вдруг. Женщина с золотой тяжестью волос, собранных в узел, с ресницами, полными темноты. Свет лампы живет на ее волосах, темнота доживает в углу. Время вздрогнуло от золотого видения. Зеркала живут между реальностью и галлюцинациями, сами будучи наполовину — тем, и наполовину — другим.

В комнате становилось темнее. Чуть виден был циферблат, кутавшийся в тихом ночном времени. Мир замер, бессильный охватить себя до конца. Молчание продолжалось, не начинаясь. Тихие голоса двигались по краям этого ночного безмолвия. Ночь со всеми ее звездами была вставлена в оконную раму, она остеклянела и готова была разбиться на тысячи осколков от первого же удара света. Между нами неподвижно темнело молчание. Женщина подняла голову. Узел литых волос тяжело сверкнул у нее на затылке.

Небо светлело там, где оно прикасалось к холодным крышам. Она сказала:

— У меня к вам три вопроса: 1. Здравствуйте! 2. Что? 3. Вопрос... Можете отвечать по порядку и не отвечать тоже можете.

Я ответил:

— Я буду по порядку молчать.

И про себя подумал:

— Бог мой, как она прекрасна! А у меня — зима и отсутствие слов...

Окно и ночь наперегонки летели навстречу рассвету. Женщина подошла к окнам, провожаемая безумием зеркала и моим. Несколько секунд вдруг вырвались из общего потока времени и сверкнули, вспыхнули, как золотые пряди, выбившиеся у нее на висках.