Коллектив авторов - 12 великих трагедий Страница 13

Пенфей (переходя к другой мечте, более сладострастной)

Ну хорошо. Действительно, зачем

Их силой брать? Пусть ель меня прикроет.

Дионис

О да, тебя прикроет верный кров,

Коль ты пойдешь подстерегать вакханок.

Пенфей

Мне чудится, что птички уж сидят,

Как в гнездышке, в сетях моих счастливых.

Дионис

Вот каковы разведки у тебя!

960 Ты словишь, да… коль сам не будешь словлен.

Пенфей (снова впадая в экстаз)

По главным улицам теперь меня веди!

На этот подвиг я один дерзаю.

Дионис

Да ты один за город пострадать

Теперь идешь – ждет бой тебя достойный.

Вперед! К спасению, Пенфей, тебя веду.

Оттуда же доставит…

Пенфей

Мать, конечно.

Дионис

Всем напоказ.

Пенфей

О, я затем иду.

Дионис

Ты не пойдешь, снесут тебя.

Пенфей

Вот роскошь!

Дионис

Мать – на руках…

Пенфей

Ты негу мне сулишь!

Дионис

970 Коль это нега.

Пенфей

О, я стою славы.

(Уходит направо.) Дионис

Ужасен замысел и страшен жребий твой,

Но до небес дойдет Пенфея слава.

Агава с сестрами, вы, порожденье Кадма!

Вам в руки юношу Пенфея предаю

На страшный бой. Победа будет наша —

Вакх победит. А дальше – поглядим.

(Уходит за Пенфеем.)

Четвертый музыкальный антракт

Хор

Строфа

На Киферон его вы, псицы Лиссы,

Гоните, борзые! В челе дружин —

Там Кадма дочери.

980 Под женским убором укрыться там мнит

Лазутчик менад, безумный Пенфей.

И первая мать с открытой скалы

Увидит, как крадется он,

И крикнет она:

«Смотрите: чужой

Из Фив на Киферон наш, на Киферон пришел.

Кто породил его? Крови не женской он.

В нем львицы скорей порода видна,

990 Ливийских горгон» [21] .

Гряди же ты, кара, с грозой, с мечом,

И шею насквозь проколи

Тому, кто суд и правду безбожный оскорбил,

Пенфею, чаду праха!

Антистрофа

Безумна ярость дикого Пентея,

О Дионис, на оргии твои

И Реи матери!

1000 Все рвется безумец на дерзкий бой

В борьбе роковой победу вкусить…

Нет, горя не знать

Дано лишь тому,

Кто божье оставил богам,

Кто сдержан умом

И скромен душой.

Что мудрость, коли счастья не может дать она?

Мне же отрадно чтить ночью и днем богов;

1010 И если чего в законе их нет,

То чуждо и мне.

Гряди же ты, кара, с грозой, с мечом,

И шею насквозь проколи

Тому, кто суд и правду безбожный оскорбил,

Пенфею, чаду праха!

Эпод

Быком обернись, ты наш Вакх, наш бог,

Явись многоглавым драконом,

Иль львом золотистым ты в очи метнись!

Лазутчик менад нацелил напасть

На стаю вакханок.

1020 Приди же и петлю с улыбкой накинь

Безумцу на шею.

Действие пятое

Явление одиннадцатое

Второй вестник (приходит со стороны Киферона – по виду подобен первому, хотя не пастух, а домашний слуга)

О дом, блиставший счастьем среди греков,

Дом Кадма старого, который здесь, в полях

Ареевых, пожал посев змеиный, —

Я плачу над тобой, да, плачу, хоть и раб.

Хор

Ты с Киферона? что-нибудь случилось?

Вестник

1030 Узнай! Царя Пенфея больше нет.

Хор

О Бромий владыка! Слава великому богу!

Вестник

Что слышу я? У нас несчастье в доме,

А ты ликуешь, женщина!

Хор

Я варварской песнью восславила бога

За то, что не надо оков мне бояться.

Вестник

Так мужества не хватит в Фивах…

Хор

Мой повелитель – Дионис, сын Зевса,

Не Фивы, нет!

Вестник

Пусть рада ты, но громко ликовать

1040 Не надо, женщина, в виду чужого горя.

Хор

А смертью он какой погиб, скажи,

Безумец злой, средь замыслов преступных?

Вестник

Дворы фиванские оставив за собой,

Мы вышли на берег Асопа и в ущелья

Вступили: было двое нас – покойный

Мой господин и я, а впереди шел гость.

В лесную глушь сначала мы забрались

И сели там на травке, притаясь.

Старались не шуметь, едва шептали,

1050 Чтоб не открыли зрителей они.

Глядим – лощина, а вокруг все скалы,

А в той лощине ели да ручьи;

Под елями, глядим, сидят менады

И все по сердцу делом заняты:

Те облетевший снова навивают

На тирсы плющ, а те между собой

Перекликаются вакхическим напевом —

Вот жеребята резвые порой,

Ярмо покинув, так зовут друг друга.

Но женщин царь несчастный не видал:

И так сказал тогда он: «Чужестранец,

1060 Мне этих самозванок не видать:

Вот если б на какой-нибудь пригорок

Мне влезть, с верхушки ели посмотреть,

Я разглядел бы хорошо бесстыдниц».

И чудо первое тогда наш гость явил.

Была там ель, под облака верхушкой:

Вот он ее берет и тихо-тихо стал

Клонить к земле. Как гибкий лук круглится,

Или под циркулем – волнистая черта,

Так до земли, круглясь, она склонилась

В его руках – не человек то был.

1070 И вот, на ветке усадив Пенфея,

Гость начал потихоньку ель пускать,

Он наблюдал, чтоб всадник не свалился.

И прянула вершиной ель в эфир,

А на хребте ее сидел несчастный.

И вышло так, что всадник на виду,

А вниз менад ему почти не видно.

Сначала не заметили его.

А я смотрю – уж гостя подле нету,

И вдруг какой-то голос зазвучал

Из синевы воздушной, будто Вакха;

И мне слова послышались:

«Юницы,

1080 Я вам веду того, кто осмеял

Меня и оргии. Пусть дерзкий вам заплатит!»

И засиял божественный огонь

Между землей и небом в это время.

Ни дуновенья ветра. Охватило

Безмолвие и мягкий луг, и лес,

И голоса звериные замолкли…

Но женщины не разобрали слов,

Насторожились только, озираясь.

И вот опять призыв его звучит.

Тут Кадма дочери признали голос бога

1090 И с места прянули… И легче голубей

Они несутся в напряженном беге;

Агава, сестры с ней, другие следом,

И дуновенье бога вихрем мчит

Через ручьи вакханок и стремнины.

Вот господина моего они

Заметили на ели. По соседству

Утес нашли и камнями швырять

В него пошли; ветвями отбивался

Он, сколько мог. Там тирсы засвистали

По воздуху. Но в бедную мишень

1100 Не удалось попасть им, как ни бились:

Уж очень высоко тогда сидел

Беспомощный Пенфей на этой ели…

И вот они, набравши сучьев дуба,

Стараются (железа нет у них)

Ель отделить от корней – все напрасно.

Попытку бросили и эту. Стала мать

Тут говорить: «Давайте станем кругом,

За дерево возьмемся – и авось

С вершины мы тогда достанем зверя,

Чтоб тайн священных он не разгласил».

Без счету рук за ель тут ухватились

1110 И вырвали с корнями… наверху

Сидевший падает на землю, испуская

Немолчно жалобы: он гибель увидал.

И вот всех прежде мать его, как жрица,

Бросается на жертву. Тут Пенфей

С волос срывает митру, чтоб признала

Свое дитя Агава и спасла

Несчастная; щеки касаясь с лаской,

Он говорит: «О мама, это я,

Пенфей, тобой рожденный с Эхионом.

1120 Ты пожалей меня и за ошибки

Свое дитя, родная, не губи!»

Но он молил напрасно: губы пеной

У ней покрылись, дико взор блуждал, —

И рассуждать была она не в силах:

Во власти Вакха вся тогда была.

Вот в обе руки левую берет

Злосчастного Пенфея руку, крепко

В бок уперлась и… вырвала с плечом —

Не силою, а божьим изволеньем.

Ино с другой напала стороны

1130 И мясо рвет. Явилась Автоноя.

За ней толпа. О боги, что за крик

Тут поднялся! Стонал Пенфей несчастный.

Пока дышал, и ликований женских

Носились клики. Руку тащит та,

А та ступню с сандалией, и тело

Рвут, обнажив, менады и кусками,

Как мячиком, безумные играют…

Разбросаны останки по скалам

Обрывистым, в глубокой чаще леса…

Где их сыскать? А голову его

1140 Победную Агава захватила

Обеими руками, и на тирс

Воткнула – головой считая львиной;

Трофей по Киферону пронесла,

И вот, покинувши сестер и хороводы,

Уж здесь она, по городу идет,

Гордясь, безумная, добычей злополучной,

И Вакха прославляет, что помог

В охоте, что ее венчал победой.

А всей-то и победы-только слезы.

Подальше от несчастной отойти,

Пока еще близ дома нет Агавы!

1150 Да, скромность и служение богам —

Вот лучшее что есть, и кто сумеет

Всю жизнь блюсти их свято, тот мудрец.

(Уходит в город.)

Исход

Явление двенадцатое

Пока на сцене никого нет, хор исполняет короткую плясовую песню.

Хор

Воспляшем в честь Вакха – и слава ему!

Мы кликом восславим Пенфееву смерть.

Погиб Пенфей – отродье

Ужасное змеи: