Анатолий Софронов - В одном городе Страница 13

Ратников. Действительно, не похоже. (Повернувшись.) Век живи, век учись...

Петров. А соседи скажут, кем помрешь?

Ратников. Действительно. Но он же мне говорил... Нда! И тут все к черту! Ты, наверно, понимаешь мое состояние, понимаешь, что то, что произошло со мной, мне спать спокойно не дает.

Петров. Ну что уж ты! Без работы не останешься.

Ратников. Куда мне теперь? Разве сторожем в кинотеатре?..

Петров. Что это тебя в кинематографию потянуло?

Ратников. Привык картины бесплатно смотреть.

Петров. Скромные запросы.

Ратников. Всегда были такими.

Петров. Вот этого я не замечал.

Ратников. Напрасно. А надо было присмотреться. Эх, Иван Васильевич, и горько же мне! Только подумать: кем я был в городе? Мальчиком на побегушках. А кем стал? Сколько трудов положено — и так уезжать!

Петров. Может, на новом месте тебя примут с радостью.

Ратников. Ну конечно. А здесь проводят и на вокзале скажут: «Дорогой товарищ Ратников, пусть тебя встретят на новом месте с такой же радостью, с какой мы тебя провожаем».

Петров (подходит к Ратникову, садится рядом). Вот что, Степан Петрович. Я позвал тебя не для того, чтобы успокаивать. Этим пусть занимаются твои близкие. Просто я хотел, прощаясь, напомнить некоторые, пусть даже прописные, истины, которые были забыты тобой.

Ратников. Вчера уж мне прописали столько прописных истин, что у меня до сих пор кости ноют. Да и в области еще пропишут.

Петров. Ну, как хочешь, я из личной симпатии к тебе хотел.

Ратников. Голову свернул, а говоришь — погладить хотел.

Петров. Нет уж, голову ты сам себе свернул. (Поднялся, идет за стол.)

Ратников (идет вслед за Петровым). Сам! (Почти кричит.) Однако пока шла война, я был на месте, все хорошо было. Когда меня выбирали депутатом, мне доверяли...

Петров. О депутатах народ судит по их делам. А насчет войны — ты решил, что кончилась война и можно ограничиться разговорами о потомках. И за этими разговорами забыть и самих потомков, а заодно с ними и современников твоих. Забыл, Ратников, о том, что на невозделанной почве урожая хорошего не получишь. Да, мы будем строить монументы и обелиски! Будем возводить красивые города и поселки, и в их облике будет отражен дух нашей, советской эпохи. И еще — мы никому не позволим забывать людей, которые строят эти города. Не позволим, Ратников!

Ратников (растерянно). Да я-то... мы-то... против разве?

Петров. Я ведь с тобой о серьезном разговариваю... «Я-то... мы-то...». Человека упустили из виду. Не работаешь, а одолжение ему делаешь. А о нашем человеке думать надо беспрестанно. Это он вышел победителем из стольких войн только за одно поколение. Он прошел с боями по Европе и Азии, своим горбом вытянул неимоверный труд войны и, наконец, принес целому свету мир; он заработал право на внимание и уважение.

Ратников. Да что ты так гневно?..

Петров. Бывают такие случаи в жизни, когда без этого чувства не обойтись. А эти твои Сорокины, твоя свита, шлейф твой, — что им люди, их неудобства? Что им горе человеческое? Они его понаслышке знают.

Ратников (сидит подавленный). Я давно хотел заменить некоторых людей. Замены не нашел.

Петров. Как не нашел? Надо было все перевернуть, а найти настоящих людей. Народ не хочет людей с липкими руками, не хочет беспечных руководителей, и он тебе говорит об этом. А ты — большой работник, государственный человек — закрылся дверью, обитой клеенкой, и перестал слышать голос своего народа. Я тебя спрашиваю: почему не слышал? Почему не слушал? Почему не услышал?

Ратников (подходит к Петрову). Значит, стар стал.

Петров. Не юродствуй. Для молодой жены ты не стар. Время обогнало тебя. Отстал. А отсталых бьют. Всюду бьют — и на войне и в экономике. Всюду, понимаешь?

Ратников. Пытаюсь разобраться.

Петров. Смотри не опоздай. Народ выиграл войну, теперь ему надо мир крепить, и мы — его слуги, исполнители его воли — должны всеми силами помочь ему в этом.

Ратников. Понимаю. Но все-таки, знаешь, так вот сразу все отрезать, как негодный ломоть, — это обидно. Это горько даже. Я здесь каждую улицу знаю. Каждый поворот трамвая мне знаком. И вдруг... Это так не переживешь. Ну, прошляпил, просмотрел, виноват, но не снимать.

Петров. Нет, одним выговором здесь нельзя было обойтись. Ты не один. Пусть другие подумают. Разговор наш сегодня последний, но я хочу сохранить в тебе советского работника и настоятельно напоминаю тебе, чтобы ты на новом месте вспомнил все события, которые произошли в нашем городе.

Ратников. В нашем городе... (Поднимается.) Ты прости, Иван Васильевич, что я погорячился. Трудно сознаваться, но ты не думай, что я так ничего и не вынес из того, что произошло. Вынес, и, видимо, есть еще о чем подумать. Поверь мне, что не уношу я с собой камня за пазухой. Горько, конечно, но что поделаешь... Так случилось...

Петров (подходя к Ратникову). Так могло и не быть.

Ратников. Да. Так могло и не быть. Ну, пока, Иван Васильевич. Прощай!

Петров. Желаю тебе доброго пути, Степан Петрович.

Ратников уходит.

Николай!

Входит Оргеев.

Оргеев. Есть, Иван Васильевич!

Петров. Кто ко мне?

Оргеев. Директор машиностроительного, директор кожевенного, секретарь парткома табачной фабрики, директор кирпичного завода.

Петров. Давай кирпичные заводы, Николай!

Оргеев. Есть давать кирпичные заводы!

1947

Пьеса опубликована в 1948 году. Впервые напечатана в восьмой книге альманаха «Советская драматургия» за 1948 год.

Премьера спектакля состоялась 25 июня 1947 года в Москве, в Театре имени Моссовета. Режиссер — Ю. Шмыткин, художник — М. Варпех, композитор — Ю. Бирюков.

Основные роли исполняли: Ратников — П. Герага, Петров — Н. Мордвинов, Сорокин — Н. Чиндорин и другие.

Пьеса была поставлена во многих театрах страны: в Алма-Ате, Архангельске, Березниках, Ереване, Златоусте, Иркутске, Кирове, Куйбышеве, Калуге, Казани, Кизиле, Курске, Кустанае, Ленинграде, Липецке, Минске, Новгороде, Новосибирске, Орле, Пензе, Павловске, Саранске, Сталинграде, Тбилиси, Фрунзе, Чите, Якутске и других.

Пьеса переведена на ряд языков социалистических стран и поставлена на бухарестской сцене.