Анатолий Шерстобитов - ПРО УРОДА и прочих. Четыре книжки под одной крышкой Страница 13

Снюхался я тогда дурачок с инструкторшей из райкома партии, она курировала работу комсомола, была членом нашего бюро. Фигурка у нее была клад, одна на город, кандидат в мастера по художественной гимнастике в недавнем прошлом, ликом сносная, только вот на четыре годка постарше. Муженек у нее оголтелый турист – то он на байдарках куда-то завеется, то по скалам карабкается, то пещеры исследует, дома, словом, бывал наскоком. Кураторша же, по оголодалости, до утех оказалась жаднючей, на шею мне бросилась, аж зубами клацая. По ее-то инициативе и дерзкому характеру мы тогда расшалились прямо-таки совсем-совсем неумеренно, стали миловаться, даже не выходя из стен нашего идеологического храма. Припозднимся, якобы за работой, а потом, после уборщиц, шмыг в кабинет Виктора и за дело. Кабинет этот подошел лучше прочих за тем, что дверь имел с тамбуром, звуконепроницаемую, а также обольстились мы еще огромным, «двухспальным» столом, добротным спартанским ложем, не издававшим ни малейшего писка. За столом этим мы всегда восседали всем составом бюро, принимая ребятишек в комсомол, разбирая персональные дела нерадивых.

Сподобились мы также с кураторшей, уже по моей инициативе, организовывать под ее коньячок превосходную дармовую объедаловку – обжаренные голуби в сметане. Голубей я собирал с фонариком на чердаке райкома. Аппетит у нас с нею, как легко догадаться, был зверский. Вот так помаленьку мы совсем раскрепостились и, что вполне закономерно, едва не влипли.

В день ее дежурства, в выходной – тогда шла уборка – в райком нежданно ворвался глубоким вечером какой-то шалый чухонец, как по заказу, в самый что ни на есть захватывающий момент. О как испугал нас этот болван! А ведь это чревато… да сколько на моей памяти случаев, когда вспугнутую парочку приходилось выводить из самых неожиданных мест под простынкой, как сиамских близнецов. Как представлю, как нас бы тогда выводили, враз инеем покрываюсь. А тот придурок ворвался и давай шуметь, что у них в совхозе запили командированные шофера, что гибнет урожай, осыпается колос, вот потому он и здесь, в последней всемогущей инстанции…

С того дня игрища эти с ненасытной кураторшой я стал неуклонно свертывать. Она в ропот. Чуть помозговала и объявила, что надумала от меня рожать, я аж в голос заблеял от такого ее заскока. Но она опять помозговала и успокоила, что это, мол, нужно для укрепления ихней семьи с туристом, детей-то у них нет, у того, дескать, механизм размножения что-то пробуксовывал, по всему, не хватало катализатора, того же пантокрина из собственных рогов. И родила ведь сучка пацана к неописуемому восторгу скалолаза, кто в честь такого события покорил какой-то высоченный пик, вспорхнул прямо-таки туда, не касаясь земли стопами. А вскоре, они, к моему ликованию, уехали.

Ну а с Диконом, между делом, все подошло тогда к закономерному концу, уже к концу лета он блистательно финишировал, получил-таки то, что так упрямо искал, получил и почти без моей помощи.

В тот день я дежурил на райкомовском «газике» в милиции. Время близилось к полуночи, весьма заурядное дежурство подходило к концу, покатались мы тогда по городу совсем немного – драка на танцах, семейный бунт с рубкой мебели, ликвидация очага самогоноварения по сигналу бдительных соседей. Я уже примерялся отъезжать домой, как поступил сигнал от вневедомственной охраны – подчистили аптеку. Сработано было чисто и быстро, груз-то компактный – наркотики да шестьдесят литров спирта, три канистры. Сыщик, мой хороший знакомый, откровенно махнул рукой, дело из безнадежных, почерк залетных умельцев. Обходя с ним забор, я приметил тележку из детской коляски, что так органично вписывалась в утильный облик двора семенной инспекции, дыхание мое осеклось – транспорт Дикона. Сыщик моей подсказке сильно обрадовался.

Вова от собственности наотрез отказался, но подвела мама, ее святая простодырость и неосведомленность – транспорт она опознала. И тогда тезка пронзительно истерично заверещал, явно близкий к припадку, что, мол, да, его тележка! да, он был там только что, но совсем с другой целью, за бутылками в амбар лаборатории, что готов нести за это ответ, но только за это, хотя нынче он не взял ни бутылки, его как раз спугнули те, кто полез в аптеку, три парня на красной «Ниве»!.. Сыщик на этот лепет благосклонно кивал, незаметно мне подмигивая, ну, разумеется, мол, Владимир, мы верим в твою честность, ну разве ты предрасположен к чему-нибудь этакому, ну конечно, из двух видов товара, что плохо лежит, ты всегда предпочтешь самый дешевый и громоздкий… Подергался тезка, подергался и стих, понял, что утопшему пить просить бесполезно. Словом, Дикона повязали.

Помощников он не выдал, и дали ему всего три года, едва даже не отделался условным сроком, потому как дядя Ваня на автобазе развернул нешуточное движение по спасению свет-Владимира, организовал фонд помощи, каким предполагалось погасить материальный ущерб аптеке, приходил он и в райком, клянчил у меня хорошую характеристику Вове, предлагал разрисовать его так, чтобы у него из «подарка судьбы» проклюнулись крылышки, но я пойти на такую сделку с собственной совестью наотрез отказался. И тогда Винни, этот жирный, воняющий потом карлик, заикаясь от волнения, выдал, что ты, мол, Вовка, урод, каких свет не видывал. Я едва не свалился со стула от хохота. Отвергнутые же органами деньги «фонда» – взнос сделал даже «мильёнщик» Думбейко – Винни отдал маманьке Владимира, для покупок сытного харча на передачи. Маманьку же, к слову, последняя шалость сыночка добила, гаснуть она стала совсем ускоренно, не отсидел Вова и полугода, как ее схоронили, и ведь до последних дней сердешная уламывалась на полторы ставки санитаркой в больнице, дома шалешки строчила, все тщилась безбедное будущее крошечке своему обеспечить.

…Исчез с той поры мой сосед, не вернулся он домой и после тюрьмы. В городишке его еще помнят, слухи о дальнейшей судьбе гуляют самые противоречивые: кто говорит, что успокоился – выкинули с поезда; кто уверяет, что сидит уже в который раз и уже «вор в законе»; кто-то же рассказывал, что не раз видел земелю на разных вокзалах, что фестивалит он по родной стране, христарадничает; есть даже версия, что он стал классным слесарем по зубам, жирует; а самый свежий слух, будто отмучал он пединститут и учит уму-разуму ребятишек в какой-то деревеньке… Все может быть, это же непредсказуемый Дикон.

Землянка их саманная утопла в бурьяне, чернеет вышибленными окнами, выпала из живого ряда жилых строений, надгробие на очередной судьбе представителя нашего поколения, судьбе, что изначально могла сложиться куда успешнее, могла, но не сложилась. Могла… А может еще и сложится? чем черт не шутит, бывали ведь времена, когда был спрос и на уродов. Поживем – увидим.

P.S. …«Заметки активиста», точнее, стопка тетрадок, откуда я выбрал наблюдения автора за Диконом и прочими уродами, попали мне в руки лет пять назад, то есть спустя почти двадцать лет от описанных событий. Каюсь, выборку «заметок» я сделал пристрастно, так как хорошо знал и любил Дикона, личность колоритную, цельную и весьма-весьма своеобразную. Как, впрочем, и многие из тех, кто его знал. Да, Володя стал пастырем детских душ, великолепным учителем.

Также хорошо знал я и его тезку-антипода, как мне тогда казалось, законченного нравственного урода. Но прочтя эти тетрадки целиком, я не без удивления открыл для себя вселенную еще одного маятного душой, ищущего совершенства человека.

Оказывается, он не простил себе свои подлости в молодости, долго казнился, а потом, в зените карьеры, устранился от мирских дел, стал рядовым церковным служителем в каком-то крохотном захолустном храме.

То, что решение это было взвешенным и обстоятельным, подтверждают его дневниковые самокопания в течении почти пятнадцати лет, каковые он, по собственному признанию, назвал бы: «В обнимку с бесом». Если получится, то, придав в какой-то мере стройность и законченность остальным заметкам, я вынесу их на ваш строгий суд, многоуважаемый Читатель. Автор благословил как эти заметки, так и возможное их продолжение на благо алчущей истины пастве.

Вторая книжка

Градус риска (трилогия)

(трилогия)

Много говорено о вреде пьянства, только градус накала страстей, градус крутого падения у ряда особей рода человеческого меньше не становится. Но многие мечтают эти градусы умалить, берут на вооружение чужой опыт, в том числе отрицательный, и добиваются неплохих результатов.

Про праздники мая

Первая повесть

Похмелье и работа

Дела на полтину, магарычей на рубль.

Запили тряпички, загуляли лоскутки.

Разгул всегда найдёт гуляк.

Что мне соха, была б гармошка.

Сведёт так домок, что не нужен и замок.