Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 132

Годунов. Имеешь ли какое желание, боярин Федор Никитич?

Федор Романов. Заказал я в Волоколамском монастыре латинскую грамматику, писанную славянскими буквами, то прошу прислать ее ко мне в ссылку, чтоб хоть она там доставила мне много удовольствия.

Годунов. Так велю сделать.

Никита Романов (хрипит). Ты, Борис, царюшшо, ты… (Хрипит.)

Андрей Щелкалов. Вишь, Борис, не желал боярин Никита Романов признать тебя царем! (Смех. Входит лекарь Люев.)

Люев. Что тут стряслось, Борис Федорович?

Годунов. Звал тебя к боярину Романову, погляди его, а потом попользуй и меня.

Люев (подходит к Романову). Похоже, исступление ума, также трясовица. Вести боярина домой, я к нему приду. (Никиту Романова уносят. Федора и Ивана Романовых и Головина уводят.)

Мстиславский. Мы, Борис Федорович, идти можем?

Годунов. Идите.

Мстиславский. Желаем тебе, Борис Федорович, скорого выздоровления. (Бояре уходят.)

Годунов (Люеву, перевязывающему Годунову раненое плечо). Что с боярином Никитой Романовым?

Люев. Поражен параличом, лишился употребления языка.

Годунов. Долго ли проживет?

Люев. Умрет скоро.

Годунов. Был он мне весьма опасен, судьба скоро избавила меня от него. Сын его Федор бросился на меня с ножом, да вишь, не допустил Господь.

Люев. Рана не опасна, Борис Федорович. Прикладывать надо к ране кал котов или кошек, смешивать с горчицею. Также мозг петуховый с вином пити для укрепления.

Ирина Федоровна (входит торопливо). Борис, жив ли ты? Спаси и помилуй! (Крестится.) Слыхала, покушались на тебя Романовы. (Обнимает Бориса и плачет.)

Годунов. Не голоси, сестра. Видишь ведь, не зарезали. А рана заживет со временем. Уведи Федора в теремные палаты да успокой.

Царь Федор. Иринушка, ненавидящий нас враг, сиречь бес, брани воздвигает. Ты ж, ладушка моя, мыслью разумно рассуждая, примиряешь.

Ирина. И о врагах печься потребно. Почти их пением и молитвой, и милостью.

Годунов. Не о душах их, врагов, печься, но о смерти, как от Бога назначенной. (Царь Федор и царица Ирина уходят.) Главный казначей царя Ивана Васильевича, ныне казначей Думы Петр Головин стал дерзкий и весьма неуважительный ко мне. Человек он высокого происхождения и большой храбрости. Сослать его в опалу под наблюдение воеводы Ивана Воейкова, а еще лучше по дороге лишить жизни. Ты, Люев, сделаешь яд.

Люев. Сделаю, Борис Федорович, из магнитного камня индийского. Тот же камень терт мелко, сыпать его в кушанье, то быстро смерть изведет.

Петр Басманов. Величие твое, Борис Федорович, становится нетерпимым для многих, составляется заговор. Надо сделать розыск.

Годунов. Сделай, Петр Федорович. Прежде прочего первый боярин Думы Иван Мстиславский, также Шуйские. Знаю, Василий Шуйский к царскому трону стремится. Однако еще опаснее князь Иван Васильевич Шуйский, воевода. Андрей Щелкалов, поскольку я думаю на всякий случай о прибежище в Англии, как и государь, для себя и своей семьи, надобно прислать ко мне для разговора английского посла Боуса.

Андрей Щелкалов. Государь Борис Федорович, идешь ты по стопам государя Ивана Васильевича, а тот Боус и англичане – народ неверный. Чем помысливать о тайном отъезде, не лучше ли найти предлог для его и Ивана Шуйского объявления врагами государства, также и иных?

Годунов. И то надо сделать, однако, все вместе. Все тайно перевезу свои сокровища в Соловецкий монастырь, чтоб оттуда в случае чего погрузить их на суда.

Петр Басманов. Государь Борис Федорович, потребна добрая охрана дворовая. Двести дворян – охрана внутренняя и наружная. Кроме них чтоб Кремль охраняли сильные отряды стрельцов, особо подобранных.

Андрей Щелкалов. Мушкетер Жак Маржерет, французский офицер, предлагает составить отряд иноземных телохранителей.

Годунов. Того Маржерета пришлешь ко мне.

Андрей Щелкалов. Исполню, Борис Федорович.

Годунов. А сыск против заговора сделаем, дело решенное. (Ходит задумчиво.) На той степени величия, на которую я взошел, нельзя оставаться. Тут нет середины – либо трон, либо гибель. (Уходит в сопровождении Щелкаловых и Басмановых.)

1-й крестьянин. Аж до месяца мая, до святого Афанасия снега не было. Зима – не зима, лето – не лето, осень – не осень, весна – не весна. 4 мая у нас снег великий выпал. Что было – пашни, ярицы, овса, пшеницы, ячмень, горох – все то снегом напало и великую яри шкоду учинило. Крестьяне перед усекновением головы святого Предтечи почали жито на хлеб жати, яко перед голодом.

2-й крестьянин. Голод по всем московским городам и по всей земле, а больше в Заволжье всего. Во время жатвы дожди были великие, а за Волгою во всех местах мороз весь хлеб побил, и то пришло за грехи наши. (Крестится.)

3-й крестьянин. Многие опухши померли, оставшие в селах траву едят, яко скоты, и кору от дерев.

4-й крестьянин. Множество народу измерло по всем городам и деревням. А зима у нас была студеная, велики морозы во всю зиму. Ни един день с отеплением не бывал, и снеги прошли паче меры, и многие деревни занесло. И люди померли по деревням, и на путях также много народу скончалося.

Молодой крестьянин (зевает, крестится). Зевается у меня ртом, весь день не етчи. Губы у меня помертвели, живот мой отощал, по чужим дворам волочась. Вчерась я не ужинал.

Посадский. А ты кто?

Молодой крестьянин. Я-то? Никто.

Посадский. Звать-то тебя как?

Молодой крестьянин. Никак. Бродячий человек – вот как зови. Подати не плачу. Родимец помер, так бросил опустелое хозяйство да пошел бродить меж дворов. (Зевает, крестится.)

Улита, крестьянин. И я так же. Ум мой не дойдет, как мне, бедному, впредь будет жить. Из деревни от голода прибежал в город. Живу на Москве, на Крутицах китайгородских, однако и тут гибну. А говорю все то я, Улита, пастух скота.

Посадский. Весь черный жилецкий народ, что крестьяне, что мы, посадские торгецы, кормятся по миру наймаючи, а кормиться нечем.

Старец. Виной всему – Годунов. Он – татарин, а святой отец митрополит Дионисий называл в проповедях татар злодеями Русской земли и врагами креста Господня. За то Годунов святого отца митрополита постриг в чернецы, а на стол поставил своего, Иова Ростовского.

Посадский. А ты кто, старец?

Старец. Я – Николая Чудотворца Шартомского монастыря старец Калист.

2-й посадский. Истинно, шурья царевы виноваты. Они на Русскую землю порчу наводят, про то юрод Василий Блаженный кричит на улицах. Ходит, проклинает Годуновых. Вчера пред храмом Воздвижения Честного Креста на Арбате кричал.

Старец Калист. Как тонет корабль, окормляемый ненаученными, как гибнет стадо при дремлющем пастыре, как истощается монастырь при несобдительных иноках, так и град разоряется при худых правителях, жадных и корыстных да невежественных и неумелых.

Улита. Как у свиньи в ноздрях усерязь, сиречь серьга, видна, у недостойных правителей власть зрима. (Смех.)

Боярский сын Семенов. Худородные, к образу нрава у них неразумных свиней обычай. Они все пожрут, что ни дадут им, что смертно. Растворенно же и сокрыто принесут им, они не ощутят. Ради мзды, прибытку, все попустят и со всем примирятся, ибо не разумеют зла, которое приносят городу, не жалуют боярскую знать, лишили страну и высшего дворянства, и горячих патриотов. Боярина Никиту Романовича Романова околдовали, сына его Федора постригли, и иных Романовых услали. Боярина князя Мстиславского услали, псковского защитника, спасителя отечества князя боярина Ивана Петровича Шуйского извели. Иных Шуйских услали, вдовствующую царицу Марию Нагую с царевичем Дмитрием в Углич заслали. Слух ходит, что царицу отравили, и ныне, говорят, при смерти она. У нее вылезают волосы, ногти, слезает кожа. А дьякам велено зарезать царевича Дмитрия.