Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы Страница 14

Р о з и к а. Я не хочу, я не могу. Ведь это человек. У него свои желания, свои привязанности. Ох, как же вы его мучаете!

Г а л л ю ц и н а. Ну-ну, только без сантиментов. Мы идем переодеться, а потом — бал. Забудем обо всем. (В левую дверь входят  Ф и б р о м а  и  Б е р е н к л о т ц.) О! наши мальчики явно уже закончили работу. До свиданья в девять.

Выходит в залу, за ней трое Секретарей; Прангер хватает плачущую жену и выволакивает ее из гостиной. Следом выходят Аблопуто и Протруда.

Т е ф у а н. До свидания в девять. А с тобой, жена моя, в двенадцать. После представления жду тебя здесь, в этой гостиной для существенного разговора.

Выходит направо.

С п и к а (приближаясь к Баландашеку). Не сон ли это, Каликст? Мы наконец остались наедине. Ах, что я пережила, что я пережила! Ты знаешь, что этот Сераскер Банга Тефуан — мой родной муж? На развод по-прежнему согласен, но хочет меня уничтожить театром, этой жуткой комедией дель арте. Ты знаешь, что он сам пишет все эти пьесы «чистого нонсенса»?

Б а л а н д а ш е к (невменяемо). Оставь меня в покое. У меня отняли все, что имело хоть какую-то ценность. Завтра они намерены сжечь это официально, в присутствии президента и законного правительства. О н и  этого хотят, понимаешь? О н и! Они существуют и способны на все.

С п и к а . Ты забываешь, что  О н и  и со мной расправятся. Теперь театру крышка. Я это ясно вижу. Кем я буду после нынешнего вечера — тебя ничуть не заботит!

Б а л а н д а ш е к. Да будь ты кем хочешь! Ты никогда меня не понимала и не поймешь. Тут речь о вещах великих, поистине великих, а она знай свое: я, я, я... Да гром тебя разрази вместе со всей твоей любовью, театром, мужем и прочим.

Падает на диван, содрогаясь от рыданий.

С п и к а (стоит, словно борясь с собой. Хочет к нему подойти, потом отступает). И все же ты зол, до глубины души зол. Даже когда тебе плохо, ты меня грубо, безобразно отталкиваешь. Пойду переоденусь. Предчувствия у меня страшные. И если у тебя случатся когда-нибудь угрызения совести, то не по моей вине.

Б а л а н д а ш е к (не открывая лица). А иди ты куда хочешь. Только оставь меня хоть на минуту одного.

С п и к а. Иду переодеваться, а потом в театр. Помни, Каликст, как бы у тебя не было угрызений совести.

Медленно идет к левой двери. У двери оборачивается и, посмотрев на него, быстро выходит. Баландашек лежит, не шевелясь, спрятав лицо в ладонях.

Занавес

Конец первого действия

Действие второе

Та же комната. Приглушенный красный свет сверху. Та же лампа, только покрытая красным платком. Портьера на двери в бальную залу наполовину отодвинута. Видна часть залы, ярко освещенной. Там проносятся танцующие пары. Тихо, но беспрерывно, вплоть до отмены, играет музыка: кек-уоки, матчиши, ту- и уан-степы, тремутарды, гомобокко, «Прощание» Роберта Ли и тому подобные бодрящие мотивчики. В гостиной, по сравнению с залой, темновато, футуристских картин уже нет, только справа по-прежнему висит забытый огромный Пикассо. Слева вбегает  Б а л а н д а ш е к  во фраке и, ломая руки, останавливается посреди гостиной.

Б а л а н д а ш е к (про себя). Будь проклят этот телефон! Нечего сказать — вовремя сломался. Уже за полночь, а ее все нет. Чтоб ему, сто миллионов уток! Я ведь с ней даже не попрощался.

П р о т р у д а (входит из бальной залы). Ну, как дела, Баландашек? Что ты тут разоткровенничался сам с собой посреди гостиной?

Б а л а н д а ш е к. Беспокоюсь, черт возьми, о Спике! Уехала не попрощавшись. Мы даже слегка повздорили.

П р о т р у д а. Ага — тебя гнетут угрызения совести. Какое оно гаденькое, это нынешнее поколение. Угрызения у всякого есть — на это их хватает. Но вести себя так, чтоб угрызений не было — этого они не могут. Все вы слабаки и мелкие мерзавцы. Даже канальи крупного масштаба в наше время не родятся.

Из залы входит  Х р а п о с к ш е ц к и й, Баландашек убегает направо.

Х р а п о с к ш е ц к и й. Госпожа Бляйхерт так отплясывает, что, думаю, апоплексический удар неизбежен. Бедный президент. Она — его единственная опора, создательница самых зловредных его проектов.

Вбегает  Ф и б р о м а.

Ф и б р о м а. Госпожу Галлюцину нынче просто черт понес. Кабы не седые волосы, сзади ее можно было бы принять за девочку.

П р о т р у д а. Отчего это вы, господа, так заняты ею в моем присутствии? Или я вам уже недостаточно интересна? Может, я утратила всякое очарование оттого, что эта ведьма выпила слишком много шампанского с коньяком?

Б е р е н к л о т ц (вбегает). Это что-то потрясающее! Галлюцина просто взбесилась.

Ф и б р о м а (Протруде). Но, Ваше Превосходительство! Вы же знаете, что именно вы — тот центр, вокруг которого вращается вся наша жизнь. Витальной силы в вас почти столько же, сколько в Екатерине II. Только времена изменились. Нет подходящих партнеров.

Б е р е н к л о т ц. Мы всегда готовы на все. У меня постоянно при себе пара таблеток апотрасформина. Вы ведь баронесса, да еще княжеского рода. Когда-то вы, должно быть, были чудной девочкой.

П р о т р у д а. Когда-то!! Вы считаете, я старая? Да у меня и сейчас больше темперамента, чем у всех ваших девчонок. Взять хоть эту пресловутую Тремендозу. Ведь камбала, а не женщина!

Б а л а н д а ш е к (вбегает, за собой тащит Марианну). Пошли, кухарочка! Я знаю, ты гнусная шпионка. Но это ничего. Иди хоть ты, утешь меня.

М а р и а н н а. Я — нет, милостивый государь. Я служу тем, кто правит — вот и все. Просто я более верна государству, чем семье Баландашеков. И только.

П р о т р у д а. Именно так и должно быть. Долой синдикализм. Человечество без государства не может быть надлежащим образом автоматизировано. (Лакеи вносят напитки.) Не так ли, господа?

Все пьют.

С е к р е т а р и (все трое). Так точно. Конечно. Естественно. Иначе быть не может. Это аксиома.

Окружают Протруду и выходят в залу. За ними Лакеи.

Б а л а н д а ш е к. Но что с ней могло случиться? Ох! Как я беспокоюсь. Марианна, скажите, что может быть с госпожой?

М а р и а н н а. Да вернется барыня целой и невредимой, еще нассоритесь вдоволь. Известно: устроили кумедь дель арте, и спектакль длится дольше, чем обычно.

А б л о п у т о (выходит из залы в полной униформе; кивер под мышкой, кавалерийская сабля на боку). Я слыхал, вы беспокоитесь о госпоже графине? Ерунда, сударь мой!! Вернется живой и здоровой, как паровой носорог[12]! Еще поживете всласть. Ничто не напрасно. Даже в страданиях, даже в мучительное бреде, если взглянуть на них издали, есть некий смысл — разумеется, скрытый, согласен, но тем не менее — смысл. Ах, сударь, я ведь тоже как-никак философ — импровизатор. Ничто не лишено смысла, даже те пьесы и стихи, которые пишет наш председатель, чтобы угробить театр и декламационные вечеринки. Поверь, господин Каликст, если кто в таких делах притворяется, это тоже имеет смысл — его собственный, смысл его притворства, а не чьего-то еще. Вот ведь какая штука! Лады, Каликст! Давай побратаемся — будем на ты.

Марианна стоит возле них, оглаживая на себе платочек.

Б а л а н д а ш е к. Весьма благодарен вам, полковник. Мельхиор? Да? (Утвердительный жест Аблопуто.) Мельхиор! Помилуй, почему она не возвращается? Я же с ума сойду! У меня такие жуткие угрызения, что я просто не вынесу.

А б л о п у т о. Угрызения подобны прыщам. Если у тебя прыщи, сходи к дерматологу: серая мазь — и через неделю ты здоров. А на духовные прыщи просто плюнь да разотри, и все тут! Видок у тебя — словно ты сыночек, брошенный маменькой. Ну же, Каликст! Выше голову! Первое дело — не терять самообладания — куражу не терять, как говорят у нас в полку. Пойду потанцую немного; сегодня я еще не танцевал. А ты бы выпил чуток — вот что. (Направляется к зале, но вдруг замечает на правой стене картину Пикассо.) А это еще что? Пикассо? Остался? (С упреком, Баландашеку.) Ах, некрасиво, Каликст. (Оборачиваясь.) Нет, я не выдержу и рубану. Вместо зеркала. У нас в полку завсегда так. Это как в тех объявлениях: взамен венка на могилу имярека — столько-то и столько-то в пользу молодого идиота без молок. (Со свистом выхватывает саблю из ножен и что есть силы ударяет по картине; картина разлетается на кусочки.) W drebiezgi! (Небрежно отстегивает саблю и бросает на диван.) Не серчай, Каликст. Мы — люди военные, искренние, прямые. Зато на нас можно положиться, как на собственную жену. Ха! ха! ха! ха! Ха!

Улыбается.