Галина Щербакова - Будут неприятности (сборник) Страница 14

Открывает бар. Там видимо-невидимо коньяка и прочих напитков. Набито до отказа. Крюков закрывает дверцу.

КРЮКОВ. Если продукт не считан, это вовсе не значит… Если тебе доверие, то не значит, что надо хапать…

ЭЛЬЗА (склочно). Уже скоро двенадцать, а я все еще у вас на работе!

НАСТЯ. Папа! Она права! Так стыдно… Она за нами убирает! А ты еще бьешь ее бутылки!

КРЮКОВ (саркастически). Я! Бью! Ее! Бутылки!

Достает из кармана 50 рублей.

На!

ЭЛЬЗА (с достоинством). Спасибо…

Достает пять рублей сдачи, кладет под чью-то мраморную голову. Распахивается дверь, и входит Крюкова. Она красавица, знающая и понимающая, что она красавица. За ней Кубич, хорошо упакованный мужчина в темных очках.

КРЮКОВА. Шофер за мной не приехал… Я целый час простояла в вестибюле. У меня замерзли ноги… Почему пахнет коньяком? Кто пил? Почему ты голый? Вчера он опоздал на пятнадцать минут. Сегодня вообще… Я позвонила, мне сказали, что он кончил работу… Спасибо Кубичу… Ноги ледяные… Эльза! Сделайте ванну! (Эльза уходит.) Отправь его куда-нибудь на самосвал… Такие вещи оставлять нельзя! Кубич, я права?

КУБИЧ. Ну!

Крюкова уходит. Настя сидит калачиком в кресле, и мужчины забывают о ее существовании.

КРЮКОВ. Значит, уже дошло до автобазы…

КУБИЧ. Это у нас мигом…

КРЮКОВ. Ты мне должен помочь.

КУБИЧ (смеется). Чем? Как?

КРЮКОВ. В конце концов, в смысле моей партийной честности, я думаю, сомнений нет?

КУБИЧ. Ты забываешь время…

КРЮКОВ. Какое там время! Если вы там скажете, чтоб меня не трогали, – не тронут.

КУБИЧ. Никто сейчас на это не пойдет…

КРЮКОВ. Ты пойдешь…

КУБИЧ. Во-первых, нет… Не пойду… Во-вторых, даже если бы… Мое слово не в счет… Мы приятели.

КРЮКОВ. Ну понизьте… Объявите выговор… Что, нет приемлемой системы наказаний?

КУБИЧ. Ты знаешь этих мальчиков, у которых 140 в месяц и которым сказали «Ату!».

КРЮКОВ. Переадресуйте их пыл. Мне вас учить?

КУБИЧ. Не надо.

КРЮКОВ. Если человека моего ранга, коммуниста без единого выговора, можно хватать и носить в зубах, то я не знаю, что будет завтра…

КУБИЧ. Я тебе так скажу: надо уметь проигрывать, ты потерял бдительность. На тебя такое досье!

КРЮКОВ. Откуда? Откуда оно взялось? Я такой же, как был пятнадцать, двадцать лет тому назад! Я живу и думаю точно так же! Ничто не изменилось! Понимаешь, ничто! Кроме того, почему-то именно в моих делах сочли нужным ковыряться, а не в твоих, к примеру…

КУБИЧ. Давай договоримся сразу. У меня с твоим делом – ничего…

КРЮКОВ. О!!!

КУБИЧ. И не вздумай! Не вздумай!

КРЮКОВ. А это я посмотрю… Мне ведь еще никто ничего не предъявлял… Досье! Интересно откуда? Развели сексотов, теперь сами хлебаем…

Выходит Эльза с сумкой. Видно, что сумка снова тяжелая. Она ее едва несет.

КУБИЧ. Идемте, Эльза, я вас подброшу.

ЭЛЬЗА. Такое вам спасибо, такое!

КУБИЧ (Крюкову). Обмозгуй всю картину со всех точек зрения… Даже самой крайней…

КРЮКОВ (гневно). И не подумаю!

Эльза и Кубич уходят.

НАСТЯ. Папа, а что случилось такого?

КРЮКОВ. Ты? А я думал, на кресле что-то лежит…

НАСТЯ. Я лежу… Лежу себе и лежу… Чего тебя Кубич пугал?

КРЮКОВ. Потому что пугало.

НАСТЯ. Я знаешь, что придумала? Эту тетку, что собаку переехала, надо отдать под суд. И судить по телевизору, чтоб все, все, все видели… И посадить ее лет на двадцать пять…

КРЮКОВ. Таких сроков уже нет.

НАСТЯ. Это почему же?

КРЮКОВ. У нас гуманный суд.

НАСТЯ. Ничего себе порядки! А сколько самые большие?

КРЮКОВ. Пятнадцать лет.

НАСТЯ (разочарованно). Всего? Ну даете!

КРЮКОВ. Пятнадцать – что, мало?

НАСТЯ. За жизнь животного мало!

В халате, в чалме входит Крюкова.

КРЮКОВА. Какой здесь противный запах! Эти холлы абсолютно негигиеничны. Сейчас строят новые дома… В холле – стеклянный эркер. Нарядно и свежий воздух. Имей в виду. Мне тут уже надоело…

КРЮКОВ (насмешливо). Может статься, что твое нетерпеливое желание поменять обстановку будет удовлетворено много быстрее.

КРЮКОВА (радостно). Да? У меня сегодня была редкая игра… Редкая! Ты же знаешь, я не очень люблю своего комиссара… Эта вся роль через преодоление себя, женского… Мне просто бывает необходимо выйти из собственной шкуры… Я это не люблю! Мне холодно без шкуры! А тут… Ввели в спектакль на роль Алексея мальчика… Такой весь тоненький… А силища… Невероятно! И я почувствовала, что она – комиссар – тоже женщина. И так стало удобно, уютно… Так все пошло-поехало…

КРЮКОВ (задумчиво). Как все в жизни. Женщине – мальчика… Мальчику – ату…

КРЮКОВА. Какое ату?

КРЮКОВ. Свои мысли… Значит, пошел у тебя комиссар? Ну и слава Богу! Я тебя в этой роли не люблю… Кожаная, скрипишь, басишь… Рэ-во-лю-ци-о-нэр-ка…

НАСТЯ. А я видела, как собачку задавили… Такой ужас…

КРЮКОВА (с пафосом). Надо уметь видеть смерть…

НАСТЯ. Я была в морге… Абсолютно ничего… А вот когда собачка…

КРЮКОВА (не своим голосом). Прими порошок… Прими добровольно… Прими порошок, Сергей… (Она говорит это три раза. Каждый раз иначе.) Все! Спать! (Подошла к зеркалу. Посмотрела на фотографии актрис. Принимает позы под Пашенную, под Бирман, под Чурикову.) Вассу никто не играл красавицей. А я сыграю… Все трепещут перед ее красотой. Прими порошок, Сергей! Добровольно прими! (Уходит в арку.)

КРЮКОВ. Спать так спать. (Тоже уходит.)

НАСТЯ. Ура! Пятерочка моя. (Берет из-под головы деньги.) Думала, не дождусь. Мама деньги считает с пятидесяти… Папа с двадцати пяти… Эльза с десятки… Я тут одна нищенка…

Утро следующего дня. Входят Эльза с необъятной пустой сумкой и Толик с ключами. Все время вертит их на пальце.

ЭЛЬЗА (подходит к мраморной голове). Вот стерва… Стибрила…

ТОЛИК. Кто? Чего?

ЭЛЬЗА. Анестезия… Тут с вечера была денежка…

ТОЛИК. Твоя?

ЭЛЬЗА. Неважно.

ТОЛИК (восхищенно). Ты – зверь, Эльза.

ЭЛЬЗА. Ну, ты тоже не ботаник… Почему вчера за мадам не приехал? У нее ноженьки озябли, ожидаючи…

ТОЛИК. Не знаешь, что ли?

ЭЛЬЗА. Я и тебе не поверю, если скажешь, что знаешь… До последнего момента у нас никто ничего не знает. Такая мы страна…

ТОЛИК. Но это уже знают все! Я сегодня сюда приехал от себя лично… Как добрый… На самом деле я на профилактику.

ЭЛЬЗА. Ты только что был на ней…

ТОЛИК. Ну! А я что говорю? Машинка в полном ажуре… (Значительно.) Возить некого…

ЭЛЬЗА. Не верится мне. Тебе сколько лет?

ТОЛИК. Тридцать девять.

ЭЛЬЗА. А мне сорок два… Лет двадцать пять я уже все очень даже соображаю… Не может этого быть. С такими людьми, как Крюков, ничего не должно случаться… Иначе… Иначе, понимаешь что?

ТОЛИК. Я так думаю. За яйцо – извиняюсь, конечно, – можно взять любого… Даже там. (Показал на потолок.) Все дело в другом… До чего доведут? До какой черты?

ЭЛЬЗА. Перекинут в другой город. Или… Послом в какую-нибудь Африку.

ТОЛИК. Да? Видел одного переодетого чмыря из комиссии. Лет тридцать. Всего ничего – лейтенант, не больше. Но глазки! Эльза! Ты бы видела его глазки. (Смеется.) Как у тебя, когда ты денежку под головой искала…

ЭЛЬЗА (она уже забыла про это). Какой головой?

ТОЛИК. Ну этой вот… Между прочим, кто это? Я все не решаюсь спросить… Думаю, раз стоит, все знают… Зачем мне позориться вопросом?

ЭЛЬЗА (переворачивает голову). Ничего не написано. А, черт с ней! Какая разница! Я думаю, какой-нибудь древний грек.

ТОЛИК. А я думал, что это Энгельс…

ЭЛЬЗА. Энгельса они бы не вынесли в прихожую. Соображай!

ТОЛИК. Наоборот! Именно его… Так сказать… С чего начинается родина… (Смеется.) Все лопнуло, все! Запросто расстреляют.

ЭЛЬЗА (в ужасе). Спятил?

ТОЛИК. Я видел глазки. Они разглядывали очень большое дело. Очень! С шестью нулями, как минимум.

ЭЛЬЗА. Кубич вчера был… Кубич! Соображаешь!

ТОЛИК. Кубич, конечно, сила.

ЭЛЬЗА. Меня вчера довез до дома. Вежливый такой. Но вопросы были странные…

ТОЛИК. Кубич нырнет на дно… (Поет.) Чтоб не могли запеленговать…

ЭЛЬЗА. Тише! Ты что? Все же спят…

ТОЛИК. Пусть приучаются вставать рано… В тюрьме, знаешь, когда подъем?

Крюков появляется в арке.

КРЮКОВ. В тюрьме – в шесть.

ТОЛИК. Здрассте, Сергей Николаевич. Вот именно, в шесть. Побудка.

КРЮКОВ (Эльзе). Кофе не вари. Сделай английского чаю и ничего больше.

ЭЛЬЗА. Английского нету.

КРЮКОВ. А куда он делся?

ЭЛЬЗА. Что, коробка без дна, что ли? Выпили… (Уходит.)

КРЮКОВ. Ты почему вчера не заехал в театр?