Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы] Страница 14

Белые стихи весеннего вечера

Сколько на свете одиноких женщинИ девушек молодых, веселых,Тех, что по двое, по троеСпешат куда-то на танцыИли в кино,Ведь тоже безмерно одиноких,Как одиноки мы в юности,При первых исканиях любви.

Ночь — не покров.В ночи мы, люди, все,Как светляки, —То наши мечты и желания,Наши страсти и наши надежды,Наши обиды, наше зло…Подвижное скоплениеОгоньков машин, семафоров, окон —Тоже светляки наших стремлений…

В горе, в беде мы одиноки.Когда мы одни — меньше,А придут друзья — больше.И в счастье мы одиноки,Ибо мы, люди, не сообщающиеся сосуды,А у каждого счастье свое,И боль — счастье, и даже разлука…

А если кто из нас одарен талантомИ знакомо ему вдохновение,Всех счастливее онИ всех несчастней, ибоТворчество — этоСамое глубокое одиночество.

Одиночество — это не круг,Который не разомкнуть.Одиночество — это шар,Шар земной, что летитВ пустынной бездне звезд.

Но, может быть, и то,Что я один одинок на свете:Я иду под вечер по улицам города,Неприметный, чуждый как будто всем.Но и ко мне обращены глазаМилых в одиночестве своем женщинИ девушек молодых, статных,Но я пройду мимо, знаяОдиночество первых слов и свиданий,Счастья любви и верности.Мне дороже мой путь детской свободы.И если я и воспел одиночество нынче,То хотел лишь развеять печальИ наполнить сердца светлой грустьюЛюбви и надежд.

Марка с «Березовой рощей» Левитана

Марку с березами, светлую грезу,Со штемпелем черным, верно, не жаль,Мальчик приклеил шутя на березу,И словно открылась лесная даль.

Взрослым придумать такое трудно,А мальчик сказал: «Попробуем». Что ж!С маркой береза смотрелась чудно —Как множество в мире березовых рощ.

Что же случилось? Словно умытый и чистыйВесенним при солнце дождем,Город сиял, свежий, лучистый,Художника новым счастливым сном!

* * *

И что хочу понять я вновь:Что счастье? Что любовь?Тот сладкий миг и тесный,Порою, как в ненастье,Миг гадкий и нечестный, —Ужели это счастье?!То знают ведь и звери.Нет, я хочу любить и верить.Любовь моя чудесней, —И в одиночестве моем,Как мы с тобой двоем,Она в душе моей — как песня!

На сцене

Цыганка пела и плясала,На яркий свет сойдя из тьмы.Она, нам мнилось, что-то знала,Что знать хотим давно и мы.

Я вспомнил сладостные грезыТех лет, когда всё — явь и сон,И знойный запах дикой розы,И цвет летящий — махаон.

Цыганка пела и плясалаВ цветастом платье и — боса.Серьезно, как дитя, играла…Дика, умна ее краса.

Молчит — немая дочь природы,Идет — уж танец и мечта,Поет — из тьмы веков народыВзывают к нам, раскрыв уста.

И к ней прислушивался Пушкин,И Блок печально подпевал,И я стоял там, на опушке,Где табор шумно ей внимал.

Цыганка пела и плясала,Как ночь в звездах, ярка, темна.Не тайну судеб разгадала,Но песен тайну — как весна!

Если нет тайны

На утро на деревьях иней.И солнце стынет в синеве.В саду, как в сказке зимней,И пар дымится на Неве.

И я вздохну в тяжелой думе,Хотя меня преследует не страх:Мой друг лукавый рано умер,В земле его заиндевелый прах.

Как холодом объят мой город!Ученый и повеса, серьезен и удал,Он говорил: «Умрем еще нескоро!» —И в смерти тайны не видал.

Но если тайны нет, то это ужас?И тайны нет в любви, всего лишь секс?Нет тайны в творчестве?! Какая стужа!Всю Землю покрывает белый саван — снег.

Весна открывает дали

Как небо серо здесь, над нами,А там, за серыми лесами,Я вижу розовую синь,И всё звенит там: дзинь-дзинь-дзинь!

Там тонкоствольные березкиТак стройно тянут ножки, —Сказать точнее не могу, —Как балерины на снегу!

Там люди в городах и селах —Движенье, смех веселый!Я вижу жизни торжество,Иль это музы волшебство?

То утро над Россией всею,То ледоход по Енисею,То снегопад на Ангаре,То зелень юга на заре!

На похоронах незнакомого дяди

Он гулял у самого дома.Уходить далеко запрещалось.Но вот он услышал музыку —На улице, под открытым небомОркестр играл протяжно и грустно…И люди толпою чинно шлиВслед за машиной с гробом…И он отправился со всеми,Не ведая вовсе, куда и зачем.

— Кого ты хоронишь, мальчик? —Спрашивали у него прохожие.— Кого ты хоронишь, мальчик?Брата? Отца? Или маму? —И музыка уносилась в небо,Пугая птиц на деревьях,И шепот его: — Не знаю, —Никто не мог понять.

На кладбище, в городе мертвых,Среди высоких белых березЗияла глубокая яма,Заиндевелая, с водою на дне.Гроб, на веревках опущенный,Заботливо засыпали землей.

А дома — как хорошо и тепло!И мама, немножко сердитая:— Живой! Слава Богу! ОткудаИдешь? Как, из кладбища? Ужас! —Она никак не могла понять,Зачем ходить на похороныНезнакомого дяди?И все же, смеясь, рассказывала всемО странной причуде его,А он всё вздрагивалОт далекого холодаИ дивного счастья — жить!

Зимой в деревне

Кто зажег фонари у окна?Ни за что, ни за что не уснуть.Засветив Млечный путь,То над миром сияла Луна.

И неслись поезда торопливо,И молчала Земля в полусне.Лишь Луна улыбалась счастливо,В дальних грезах о чьей-то весне.

Старики в электричке

Разговор стариков незатейлив.— Да, — протянет один, а другой,Точно гуси вдали пролетели,Вдруг куда-то покажет рукой.

И опять о чем-то стороннемРассуждают толково, умно, —Мол, достоинства не уроним,Жизнь видали не только в кино.

Что им выпало в недавние годы —Все теперь как несказанный свет,И забот будто больше и нет.

После гроз и непогодыТак стоят деревья над водой,Заповедной объяты тишиной.

На посмертное издание

С улыбкой ясной, как живая,Все эти дни со мной она,Старушка, странно молодая, —И вкруг нас свет и тишина.

Беспечная, курила много.Изящна, ласкова, умна.Жила с блокады одиноко.Писала книгу… Вот она,

Посмертно издана, а имя —Она была филологиня —Известно всем, кому дано…

И я стою пред ней, как школьник:Прообраз и культуры облик —Всё это в ней воплощено.

Мальчик