Бернард Шоу - Майор Барбара Страница 15

Андершафт. Да, конечно, Сара.

Жмут друг другу руки.

(Он переходит к Барбаре.) Барбара, надеюсь, я не ошиб­ся на этот раз?

Барбара. Совершенно верно. (Жмет руку.)

Леди Бритомарт (вновь принимая командование). Сади­тесь. Сядь, Эндру. (Она под­хо­дит к кушетке и садится сама.)

Казенс берет стул и ставит слева от нее. Барбара и Сти­вен остаются на прежних местах. Ломэкс подает стул Саре и идет за другим.

Андершафт. Благодарю тебя, дорогая.

Ломэкс (фамильярно, ставя стул между письменным сто­лом и кушеткой и предлагая его Андершафту). А ведь правда, нелегко сразу разобраться?

Андершафт (берет стул, но не садится). Меня смущает не это, мистер Ломэкс. Затруднение в том, что если я буду играть роль отца, то произведу впечатление навязчивого незнакомца, а если буду играть роль тактичного незна­комца, могу показаться равнодушным отцом.

Леди Бритомарт. Эндру, тебе вовсе не нужно играть ни­какой роли. Держись ес­тес­твен­но и просто, так будет лучше.

Андершафт (покорно). Да, милая, пожалуй, это будет все­го лучше. (Усаживается поудобнее.) Ну, а теперь пого­ворим. Что же вам всем от меня нужно?

Леди Бритомарт. Нам ничего от тебя не нужно, Эндру. Ты член семьи. Сиди с нами и будь как дома.

Тягостное молчание. Барбара строит гримасы Ломэксу, который слишком долго сдерживался и теперь разра­жается сдавленным ржанием.

(Оскорбленно.) Чарлз Ломэкс, если можете, ведите себя прилично, а если не можете, выйдите из комнаты.

Ломэкс. Простите, ради бога, леди Брит, но, право... знаете ли, честное слово! (Садится на кушетку между леди Бритомарт и Андершафтом, совершенно обессилев от смеха.)

Барбара. Что же вы, Чолли? Смейтесь, когда хочется. Раз натура требует.

Леди Бритомарт. Барбара, тебе дали хорошее воспита­ние. Так покажи это отцу и не разговаривай, точно какая-нибудь уличная девчонка.

Андершафт. Не беспокойся, милая. Я ведь, знаешь ли, не джентльмен и воспитания не получил.

Ломэкс (поощрительно). А совсем незаметно, знаете ли. Вид у вас вполне приличный, уверяю вас.

Казенс. Позвольте дать вам совет, мистер Андершафт: учи­тесь греческому. Эллинисты — привилегированная публи­ка. Очень немногие из них знают греческий, и никто из них не знает ничего, кроме греческого, но авторитет их незыблем. Все остальные языки — достояние официантов и коммивояжеров, и только греческий для человека с по­ложением в обществе — то же, что проба для серебра.

Барбара. Долли, не ломайтесь! Чолли, принесите концерти­но и сыграйте нам что-нибудь.

Ломэкс (радостно вскакивает с места, но сдерживается и с сомнением обращается к Андершафту). А может, эта штука не по вашей части, а?

Андершафт. Я очень люблю музыку.

Ломэкс (в восторге). Да что вы? Тогда я сейчас принесу. (Уходит наверх за инструментом.)

Андершафт. Ты играешь, Барбара?

Барбара. Только на тамбурине. Впрочем, Чолли учит меня играть на концертино.

Андершафт. Чолли тоже в Армии спасения?

Барбара. Нет, он говорит, что это дурной тон. Впрочем, он подает надежды. Вчера я заставила его пойти на митинг к докам и собирать деньги в шляпу.

Андершафт многозначительно смотрит на жену.

Леди Бритомарт. Я тут ни при чем, Эндру, Барбара до­статочно взрослая, чтобы поступать по-своему. У нее нет отца, который мог бы ей советовать.

Барбара. Нет, есть. В Армии спасения не может быть сирот.

Андершафт. У вашего отца много детей и немалый опыт, а?

Барбара (смотрит на него с живым интересом и кивает). Совершенно верно. Как же вы это поняли? Слышно, как Ломэкс за дверью пробует концертино.

Леди Бритомарт. Входите, Чарлз. Сыграйте нам что-ни­будь.

Входит Ломэкс.

Ломэкс. Ладно! (Садится на прежнее место и начинает.)

Андершафт. Одну минуту, мистер Ломэкс. Меня интере­сует Армия спасения. Ее девиз мог бы быть и моим: кровь и огонь.

Ломэкс (шокированный). Но ведь это совсем другие кровь и огонь, знаете ли.

Андершафт. Мои кровь и огонь очищают.

Барбара. И наши тоже. Приходите завтра утром ко мне в убежище — Вестхэмское убежище — и посмотрите, что мы там делаем. Мы идем на большой митинг в зале со­браний на Майл-Энд. Приходите, вы посмотрите убежище и пойдете с нами на митинг; это будет вам очень полез­но. Вы умеете играть на чем-нибудь?

Андершафт. В юности я зарабатывал на улицах и в пивных немало пенсов и даже шиллингов благодаря природной способности к танцам. А несколько позже стал членом музыкального общества фирмы Андершафт и довольно сносно играл на тромбоне.

Ломэкс (скандализованный, опускает концертино). Ну, знае­те ли.

Барбара. В Армии спасения не один грешник доигрался на тромбоне до царства небесного.

Ломэкс (Барбаре, все еще шокированный). Да, знаете ли, а как же пушечный завод? (Андершафту.) Царство не­бесное ведь не совсем по вашей части, а?

Леди Бритомарт. Чарлз?

Ломэкс. Но ведь это же само собой разумеется, не так ли? Пушечный завод, может быть, и нужен и все такое, без пушек нам не обойтись, — а все-таки нехорошо, знаете ли. А с другой стороны, в Армии спасения, может, и много всякой чепухи, — я сам принадлежу к англиканской церк­ви, — но согласитесь, что это как-никак религия; а ведь нельзя же быть против религии, верно? Разве уж какой-нибудь самый безнравственный человек будет против, знаете ли.

Андершафт. Не думаю, чтобы вы правильно оценивали мое положение, мистер Ломэкс...

Ломэкс (торопливо). Лично против вас я ничего не имею...

Андершафт. Вот именно, вот именно. Однако подумайте немножко. Я наживаюсь на убийствах и увечьях. Сейчас я в особенно благодушном настроении, потому что нын­че утром на заводе мы разнесли вдребезги двадцать семь манекенов из орудия, которое прежде уничтожало только тринадцать.

Ломэкс (снисходительно). Ну что ж, чем разрушительнее становятся войны, тем скорее они прекратятся, верно?

Андершафт. Ничего подобного. Чем разрушительнее вой­на, тем больше в ней увлекательного. Нет, мистер Ло­мэкс, я вам чрезвычайно обязан за то, что вы постара­лись найти оправдание моему ремеслу, но я его не стыжусь. Я не из тех людей, у которых мораль и профес­сия отделены друг от друга водонепроницаемыми пере­борками. Все лишние деньги, которые мои конкуренты, для успокоения нечистой совести, жертвуют на боль­ницы, соборы и прочее, я трачу на опыты и исследова­ния, совершенствующие методы уничтожения жизни и имущества. Я всегда так делал и буду делать, а потому ваши азбучные истины насчет «мира на земле и в человецех благоволения» мне ни к чему. С вашим христианским учением, которое предписывает не противиться злу и подставлять другую щеку, я обанкротился бы. В моей морали, в моей религии должно быть место пушкам и торпедам.

Стивен (холодно, почти злобно). Вы говорите так, как будто можно выбирать из десятка религий и моральных си­стем, тогда как есть только одна истинная религия и од­на истинная мораль.

Андершафт. Для меня есть только одна истинная мораль, но вам она, возможно, не подойдет, потому что вы не фабрикуете боевые корабли. Для каждого человека суще­ствует только одна истинная мораль, но у всех она разная.

Ломэкс (силится понять и не может). Не повторите ли вы это еще раз? Я что-то не совсем понял.

Казенс. Очень просто. Еврипид говорит: «Что одному по­лезно, то для другого — яд», и в умственном и в физиче­ском отношении.

Андершафт. Совершенно верно.

Ломэкс. Ах, вот что! Да, да, да. Так, так, так.

Стивен. Другими словами, есть честные люди и есть него­дяи.

Барбара. Нет. Ни одного. Нет ни хороших людей, ни него­дяев, есть только дети одного отца; и чем скорее они перестанут осыпать друг друга бранью, тем будет лучше. Не спорьте со мной, я знаю людей. Через мои руки про­шли десятки: негодяи, преступники, атеисты, филан­тропы, миссионеры, члены совета, всякого рода люди. Все они равно грешники, и всем им равно уготовано спасение.

Андершафт. А приходилось ли тебе спасать фабриканта пушек?

Барбара. Нет. Вы позволите мне попытаться?

Андершафт. Что ж, давай заключим условие. Я навещу те­бя завтра в убежище Армии спасения, а ты должна прий­ти ко мне послезавтра на орудийный завод.