Фридрих Шиллер - Коварство и любовь Страница 17

Леди (в сильном душевном волнении ходит по комнате). Ужасно, что она говорит это мне! Еще ужаснее, что она права! (Подходит к Луизе и засматривает ей в лицо.) Нет, моя милая, тебе меня не провести! Так горячо мы не высказываем общих суждений. За этими нравоучениями скрывается личный интерес, интерес жгучий, — он-то и рисует тебе службу у меня такими темными красками, он-то и вдохновил тебя на эти речи (угрожающе), и я хочу понять, откуда он у тебя.

Луиза (тоном благородной сдержанности). Ну а если вы поймете? Ну а если небрежный удар ногой разбудит ничтожного червя, которому создатель даровал для защиты жало?.. Я не страшусь вашей мести, миледи. Несчастной грешнице, которую уже подвели к позорной плахе, терять нечего. Горе мое так велико, что моя откровенность ничего к нему не прибавит. (После недолгого молчания, очень строго.) Вы намерены вознести меня из праха моей низкой доли. Я не хочу вдумываться, чем заслужила я это странное благодеяние. Я хочу только спросить вас, миледи: почему вы думаете, что я настолько глупа, что буду стыдиться своего происхождения? По какому праву навязываетесь вы в устроительницы моего счастья и при этом даже не считаете нужным спросить меня, пожелаю ли я принять это счастье из ваших рук?.. С земными утехами я простилась навек. Я свыклась с мыслью о том, что счастье мое было скоротечно. Зачем же вы снова напоминаете мне о нем?.. Если даже сам господь скрывает светоносный свой лик от всей твари, дабы и старшие из серафимов не ужаснулись при виде его и сияние их не померкло, почему же люди хотят быть такими жестокими в своем милосердии? Отчего это, миледи, ваше пресловутое счастье так нуждается в том, чтобы ему дивилось и завидовало горе? Или для вашего блаженства требуется оправа отчаяния? О, не лишайте же меня моего неведения, — оно одно еще примиряет меня с моей жестокой судьбой!.. Насекомое блаженствует в капле воды, — она кажется ему царством небесным, наслаждается и блаженствует до тех пор, пока ему не расскажут об океане, где ходят караваны судов и плещутся киты. А ведь вы желали мне счастья? (После некоторого молчания вдруг подходит к леди и спрашивает ее в упор.) А вы-то счастливы, миледи?

Леди в смущении поспешно отходит от нее, Луиза идет за ней и кладет ей руку на грудь.

Или сердце ваше так же беспечально, как беспечально живется всей знати? Если бы нам предстояло поменяться сердцами и судьбами… и если б я по-детски доверчиво… если б я… на вашу совесть… если б я обратилась к вам, как к матери… вы бы посоветовали мне согласиться на этот обмен?

Леди (потрясенная, опускается на софу). Неслыханно! Непостижимо! Нет, девушка, нет! Это у тебя не врожденное величие, и его не мог внушить тебе отец, — в нем слишком много молодого задора. Не отпирайся. Я слышу голос другого учителя.

Луиза (проницательным и зорким взглядом смотрит ей в глаза). Мне странно, миледи, что вы только сейчас напали на след этого учителя, а взять меня в услужение решили раньше.

Леди (вскакивает). Это невыносимо! Играть с тобой в прятки бесполезно. Ну так слушай же! Я знаю, кто он, я знаю все, я знаю больше, чем хотела бы знать. (Внезапно останавливается, затем все более и более ожесточаясь и в конце концов доходя почти до неистовства.) Но только посмей, несчастная, посмей и теперь еще любить его или же быть любимой им!.. Да что я говорю? Посмей только думать о нем или же быть одною из его мыслей!.. Послушай, несчастная, я всесильна! Я могу быть беспощадной, клянусь тебе богом! Ты погибла!

Луиза (твердо). И безвозвратно, если только вы, миледи, принудите его любить вас.

Леди. Я понимаю тебя… Но мне и не нужна его любовь… Я поборю эту постыдную страсть, укрощу свое сердце и разобью твое. Я воздвигну между вами скалы и вырою пропасти, фурией пронесусь я по вашему небосклону, имя мое спугнет ваши поцелуи, как привидение спугивает преступника, твое молодое, пышущее здоровьем тело зачахнет в его объятиях и рассыплется, как мумия… Помни, жалкое существо: я не могу быть с ним счастлива, но уж и твоему счастью не бывать! Разрушать чужое блаженство — это тоже блаженство…

Луиза. Блаженство, которого вы уже лишились, миледи. Не взводите напраслины на свое же собственное сердце. Вы не способны обрушить на меня все то, чем вы грозите. Вы не способны мучить существо, которое не причинило вам никакого зла, разве только питало те же чувства, что и вы. Но за этот порыв я готова полюбить вас, миледи.

Леди (сделав над собой усилие). Что со мной? Что я сделала? В чем я себя выдала? Кому я себя выдала?.. О Луиза, возвышенная, великая, чудная душа! Прости меня, безумную! Я ни единого волоса не трону на тебе, дитя мое! Скажи, чего ты хочешь! Требуй! Я буду носить тебя на руках, стану твоей подругой, твоей сестрой… Ты из бедной семьи… Гляди же! (Срывает с себя несколько брильянтов.) Я продам эти драгоценности, платья, лошадей, экипажи… Все, все — для тебя… Только отрекись от него!

Луиза (в изумлении отступает). Что же она, издевается над моею истерзанною душою или же она в самом деле непричастна к этому злодейству?.. О, если так, то я могу еще изобразить героиню и вменить себе в заслугу собственное бессилие! (Задумывается на несколько секунд, затем подходит к леди, берет ее за руку и вперяет в нее сосредоточенный и многозначительный взгляд.) Берите его себе, миледи!.. Я добровольно уступаю вам человека, которого адскими крючьями оторвали от моего израненного сердца… Вы, миледи, сами того, может быть, не подозревая, уничтожили рай двух влюбленных, вы разъединили сердца, которые сочетал господь, вы растоптали человеческое существо, которое ему было так же дорого, как и вы, которое он создал на радость, как и вас, которое славило его, как и вы, но теперь уже славить не будет… Леди! Слух вседержителя улавливает и последние содрогания раздавленного червя. Творец не может равнодушно видеть, как убивают сотворенные им души. Теперь он ваш! Теперь, миледи, берите его себе! Бросайтесь в его объятия! Ведите его к алтарю… Но помните, что, как скоро вы и он под венцом сомкнете уста в поцелуе, мгновенно вырастет между вами призрак самоубийцы… Господь меня не осудит… У меня больше выхода нет! (Убегает.)

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Леди, одна, ошеломленная, смятенная, стоит, устремив неподвижный взгляд на дверь, в которую выбежала Луиза Миллер, и долго не может прийти в себя.

Леди. Что это было? Как все это произошло? Что говорила эта несчастная?.. О боже! Мне все еще терзают слух ее грозные, звучащие как обвинительный приговор, слова: "Берите его себе!.." Кого, несчастная? Дар твоего предсмертного стона, дышащее ужасом завещание твоего отчаяния? Боже, боже! Ужели я так низко пала, так стремительно низверглась со всех престолов моей гордыни… и вот теперь томительно ожидаю, что в своем великодушии бросит мне нищенка, вступившая со мною в последнюю смертельную схватку?.. "Берите его себе!" Она произнесла это таким тоном и так при этом на меня посмотрела… Ах, Эмилия, для того ли ты поборола в себе слабости, присущие твоему полу, для того ли ты старалась завоевать себе почетное и прекрасное имя британской женщины, чтобы пышные хоромы твоей доброй славы не устояли пред высокой добродетелью безвестной девушки из простой мещанской семьи?.. Нет, злосчастная гордячка, нет! Эмилию Мильфорд можно пристыдить, но она никогда не доведет себя до позора! Я соберу все свое мужество и устранюсь. (С величественным видом ходит взад и вперед.) Ну так прочь от меня, кроткая, страдающая женщина! Развейтесь, отрадные сны, сны золотые любви! Великодушие — вот с этих пор единственный мой вожатай!.. Одно из двух: или влюбленная эта чета погибнет, или леди Мильфорд прекратит свои домогательства и уйдет навсегда из жизни герцога. (После непродолжительного молчания, с живостью.) Свершилось!.. Страшное препятствие преодолено, расторгнуты все узы между мною и герцогом, да и та бешеная страсть тоже вырвана из моего сердца!.. В твои объятия бросаюсь я, добродетель! Прими раскаявшуюся дочь твою Эмилию!.. О, как хорошо у меня сейчас на душе! Как стало мне вдруг легко, как мне свободно дышится!.. Подобно заходящему солнцу, царственно-спокойно сойду я ныне с высоты моего величия, слава моя умрет вместе с моею любовью. Одно лишь сердце мое будет сопутствовать мне в гордом этом изгнании. (Решительным шагом подходит к письменному столу.) С этим надо покончить сейчас же, немедленно, пока еще чары милого юноши не начали вновь беспощадной борьбы в моем сердце. (Садится и пишет.)

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

Леди, камердинер, Софи, потом гофмаршал и, наконец, слуга.

Камердинер. Гофмаршал фон Кальб с поручением от герцога дожидается в передней.

Леди (с увлечением продолжает писать). Как подпрыгнет эта коронованная марионетка! Еще бы! Затея преуморительная, есть от чего расколоться герцогскому черепу. Воображаю, как забегают придворные льстецы! Вся страна всполошится.