Владимир Казаков - Избранные сочинения. 1. Ошибка живых Страница 17

В

Это моя невеста — Валерия. Она всегда появляется, если ее нету. Прошу вас познакомиться. Это Валерия — моя невеста. А это А — мой друг, мой сосед по крови, по дождю... то есть, как же это? Кровь или дождь?

А

Я очень рад, я польщен... Кровавый дождь?.. ничего не понимаю.

НЕВЕСТА

Ничего страшного, сейчас я принесу белоснежное полотенце, и вы сможете стереть эту... эти струи.

А

Мне можно взглянуть на себя в зеркало?

В

Пожалуйста... (опомнясь) Но погодите одну секунду! Оно не готово еще, оно... Сейчас моя невеста принесет полотенце...

НЕВЕСТА

Я сейчас принесу. Это дело одной минуты, одной секунды... (уходит)

А

А если я посмотрю на себя в часах?

В

Нет, нет, ничего из этого не выйдет! То есть, я очень прошу вас, не надо! Эти часы, дело в том... время оставило их... понимаете?.. Они стоят, как слепые, ничего не отражая...

А (глядя в часы)

Но я вижу кровавые струи!

В

Неужели?! Ах, да!.. рана, их рана еще не зажила... Это давнишнее...

А (успокаиваясь)

А я шел, ничего не видя, задумавшись о булыжную мостовую... Вдруг ночь стала накрапывать. Мостовая сразу же заблестела, ее зловеще окрасили фонари...

В

Сейчас, сейчас!.. она... белоснежное полотенце...

А

Вдруг — жестяная вывеска, и под ней трос: наездница с хлыстом и двое других. Мой «добрый вечер» был ими, очевидно, не расслышан, потому что они в ответ только странно усмехнулись... У ног ее лежал воздух, косясь на хлыст... и вздрагивая... Свистели струи. Фонари были одеты красным дождем...

В

Ах, где же Валерия?!

А

Язык этих троих был мне непонятен. Они так странно на меня смотрели!.. Женщина мне вдруг сказала: «У вас все лицо и руки в... дожде». Помню, я ей ответил: «Что?» Я люблю это короткое слово с изогнутым вопросительным знаком... Я провел по лицу ладонью...

В (в отчаянии)

О!

А

...и сразу же фонари закрыли руками лица... Что это с вами?

В

Ничего, ничего... Это зеркало мне вдруг вручило бледную маску вместо лица.

А

Я тоже сейчас посмотрюсь...

В

Ах, умоляю, не надо!.. Оно и без того чуть живо...

А

Чуть живо? Какой, поистине, удивительный день!.. Что ж, пожалуй... Я не хочу быть убийцей зеркала... А что с ним?

В

Оно... знаете... само окрашивает дождь и само же после безумеет от этих алых потоков.

А

Поразительно! Ну, точь-в-точь как те фонари!.. Но где же ваша невеста? Я ее о чем-то забыл спросить... сейчас вспомню и забуду... Память и забвение — вот явления, поистине, удивительные! Я бы их наложил друг на друга в виде креста...

В

Или в виде решетки.

А

Ах, не говорите громко слова «решетка»! Она может возникнуть из звука... А где же, все-таки, ваша невеста? Или ее и не было? Это ночное освещение может выкинуть любую шутку...

Эвелина, Истленьев, неожиданный стук в дверь.

— Войдите! — произнесла Эвелина.

Вошел Пермяков.

— Здравствуйте!.. Добрый вечер!.. Это я... проходил мимо... и вот...

Пермяков все хотел сделать какое-то движение, но делал другое, сказал что-то, но говорил другое...

Комната с зеркалами, с бесшумными отражениями, волосы Эвелины, окно держало хрупкий осенний холодный день. Окно, как стеклянная сверкающая грань дня.

Пермяков вдруг постарел, сверкнули седые виски.

ЭВЕЛИНА

Как странно наше молчание! Оно мне напоминает другое молчание.

ПЕРМЯКОВ

Я не молчу... Это я так стою.

ИСТЛЕНЬЕВ

Пожалуйста, присаживайтесь в это кресло.

ПЕРМЯКОВ

Вот ведь как вы обернули... с креслом-то... Я ведь совсем другое хотел сказать, а сказал — другое...

ИСТЛЕНЬЕВ

Поверьте мне, я не хотел вовсе... Поверьте мне, я

ЭВЕЛИНА

Ах, полно, полно вам! А то вечер наступит. Вчера так и случилось.

ПЕРМЯКОВ

Да, вечер может случиться... и ночь. И тогда странные вещи начинают происходить: вдруг дождь заморосит... капли падают на лицо и на руки...

ЭВЕЛИНА (тревожно)

Как мне холодно стало!

ПЕРМЯКОВ

Молчу, молчу! Больше ни слова, больше ни звука. Ни-ни... Только, Владимир Иванович, ответьте мне, будьте добры, на один вопрос и потом на другой, но сначала только на один: вы — вы?

ИСТЛЕНЬЕВ

Да, да!.. Уверяю вас... я.

ПЕРМЯКОВ

И еще скажите, сделайте милость, отчего это во всех этих странных историях обязательно фонари замешаны? А?

ИСТЛЕНЬЕВ

Но ведь истории-то... все ночные... Может быть, поэтому?

ПЕРМЯКОВ

Ночные, ночные! Как вы это хорошо сказали про ночные истории! Как верно и тонко и справедливо заметили!.. Только почему же они, эти истории, все обязательно ночные? Или дождь не может и днем моросить? А? Как вы думаете?

ИСТЛЕНЬЕВ

Вы правы, может и днем... Но ведь фонари — они... они...

ПЕРМЯКОВ

Что? Что? Что они-то?

ИСТЛЕНЬЕВ (тихо)

Окрашивают...

ПЕРМЯКОВ (тихо)

Что окрашивают?.. Воду?

ИСТЛЕНЬЕВ (еще тише)

Нет...

Оба переходят на шепот.

ПЕРМЯКОВ

Я давеча видел женщину с хлыстом и троих... Один из них вымок до нитки... Все лицо и все руки у него были в... (встретив взгляд Эвелины) в фонарном свете.

ИСТЛЕНЬЕВ

Не сон ли это? Не кошмар ли какой?

ПЕРМЯКОВ

Так ведь что ж из того, что кошмар или сон? Думаете, проснемся, и ничего не будет? Думаете, все исчезнет? Нет! Такой дождичек сквозь любой сон просочится... (достает платок)

ИСТЛЕНЬЕВ

Какой у вас платок белоснежный!

ПЕРМЯКОВ

Я тогда укрылся под вывеской...

ЭВЕЛИНА (услышав)

И что же было на вывеске?

ПЕРМЯКОВ (усмехаясь)

СОН...

Давид Бурлюк рассказывал, что во время парижской встречи в 1925 г. Владимир Маяковский сказал ему как-то: «Вот уже восемь лет, как мне скучно».

Левицкий давно уже хотел представить Истленьева Вологдову, он собрался было уже это сделать, но... Истленьев растаял в воздухе. Левицкий мысленно усмехнулся, губы же его не шелохнулись, и усы.

Левицкий потерял интерес к зеркалам и часам, их способность отражать теперь мало занимала его. Он понял, что прозрачные окна, не давая нашего отражения, тем не менее гораздо больше позволяют узнать нам о нас, давая видеть сквозь прозрачные стекла мощный простирающийся пейзаж, дневное или ночное небо, звездную даль...

В «Неведомых шедеврах» Н. Вологдов писал о том, что Петр Бромирский, во время своей солдатчины не имевший возможности заниматься скульптурой, написал роман, неопубликованная рукопись которого потом исчезла. По свидетельству современников (в том числе В. Татлина и В. Чекрыгина), читавших его, это было блестящее произведение.

Пока еще немногочисленные, найденные работы Бромирского говорят о нем как о гениальном скульпторе и художнике. Я много думал о его неведомом романе. Будет ли он когда-нибудь найден? Засверкает ли когда-нибудь этот шедевр, автор которого был похоронен в общей тифозной могиле?

Когда я 9-го июля 66 г. принес А. Е. Крученых свои первые несколько стихотворений и прочитал ему, он сказал: «Я пишу такие же. Но рву их».

Мы сидели и беседовали у него на кухне. Когда он стал подогревать на плите вино, и запахло уксусом, в который это вино давно уже превратилось, Алексей Елисеевич сказал: «Велимир любил запах муравьиного спирта...».

Потом прочитал несколько моих прозаических опытов. Я все никак не мог свыкнуться с мыслью, что вижу и слышу друга и соавтора Хлебникова...

«Держитесь прозы!» — написал он на книге, которую подарил мне в этот день.

Из письма А. Крученых к Н. Вологдову от 23 сентября 42 г.:

«Я много думаю об Украине и Гоголе, жалею, что мало коснулся этой темы (в свое время), что у меня совсем не встречаются украинские слова (родные!), что мало сказал об Одессе, Херсоне и др. — тоже «тоска по родине». Завещаю наверстать это Вам (помните — детство в деревне возле Бурлюков, Днепр, плавни, камыши, «греки» и пр.) Прокатиться бы теперь среди шуршания на душегубке!..»

Гостей становилось все больше. Стиснутая со всех сторон темнота почти касалась их глаз.

ПОЭТ

Был бал. Графини и маркизыВ свои блистали веера,И я стоял, бросая вызовСегодню, завтру и вчера.Ко мне подходит герцогиняИ, древним родом шелестяИ взглядом рыцарским окинувШпаго-надменного меня,Сказала: вот не ожидала,Месье, от вас такого вас!Со всех сторон слепого залаНа нас смотрели сотни глаз.А я, час от часу бледнее,А я, час от часу сильней,Смеялся мысленно над неюВ то время как смеялся с ней...

1-Й ГОСТЬ

Однажды я был влюблен, а однажды влюблен не был. Эти два случая глубоко запечатлелись в моей памяти.