Уильям Йейтс - Смерть Кухулина Страница 2

Она помогает ему в этом.

Я тебя узнал:Ты – Айфа, матерь сына моего.Мы встретились с тобой неподалекуОт Ястребиного источника, в краюУвядших листьев… Я его сразилНа Байльском берегу. Вот почемуМэйв повелела расступиться копьямПеред тобой. Убить меня ты вправе.

Айфа

Никто не расступался предо мной.Твой конь убитый, серый конь из Махи,Воспрянув из волны озерной, триждыОгромными кругами обскакалТебя и этот камень – и опятьСокрылся в озере. Враг устрашенныйНе смел к тебе приблизиться; лишь яПрошла сюда.

Кухулин

Да, у тебя есть право.

Айфа

Но я теперь стара, и чтобы вдругТы не собрался с силой напоследок,Я этим покрывалом привяжуТебя покрепче.

Кухулин

Не испорть его.Оно ведь шито золотою нитью.

Айфа

Старухам красоваться ни к чему.

(Она обертывает его своим покрывалом.)

Кухулин

Но нет нужды и портить покрывало.Я слишком много крови потерялИ ослабел безмерно.

Айфа

Я боялась.Теперь, когда ты связан, не боюсь.Ну, отвечай мне: как мой сын сражался?

Кухулин

У зрелых опыт, а у юных доблесть.

Айфа

Мне рассказали: ты не знал, кто он,И не хотел сражаться, видя сходствоЕго со мной; но Конхобар велел.

Кухулин

Хотя в тот день и был я связан клятвой,Но, пораженный этим чудным сходством,Я б отказался, если бы не толкиО колдовстве. Тогда я вышел битьсяИ победил его. Потом… потомЯ обезумел и сражался с морем.

Айфа

Когда-то я слыла неуязвимой.Ты вырвал меч мой, бросил меня наземь,А сам ушел. В тот день я отыскалаНочлег твой и легла с тобою рядом.Я думала убить тебя во снеИз ненависти – но зачала сынаВ ту ночь, между двумя кустами терна.

Кухулин

Не понимаю…

Айфа

Ты сейчас умрешь!..Сюда идут… Какой-то оборванец.Он ужаснется, увидав тебяВ крови – без помощи и без защиты.Покуда скроюсь, ибо я должнаСпросить тебя еще о чем-то прежде,Чем умертвить.

(Уходит.)

Появляется Слепой из пьесы «На берегу Байле». Он шарит своей палкой, пока не обнаруживает камня, к которому привязан Кухулин. Тогда он откладывает палку, наклоняется и нащупывает его ноги.

Слепой

О! О!

Кухулин

Я вижу: ты – слепой старик.

Слепой

Убогий и слепой… Как твое имя?

Кухулин

Меня зовут Кухулин.

Слепой

Мне сказали,Что ты ослаб от ран… Я был тогдаНа Байльском берегу, когда ты, спятив,Сражался с морем. Чем ты по рукамТак спутан? А! Какой-то женской тряпкой.Все утро брел я наугад и вдругУслышал голоса. Я начал клянчить.Сказали мне, что я в шатре у Мэйв,И кто-то властный там пообещал мне:За голову Кухулина в мешкеЯ получу двенадцать пенсов. ДалиМешок мне в руки и растолковали,Как это место отыскать. Я думал,Что до ночи плутать мне; но сегодня,Видать, счастливый день.

Кухулин

Двенадцать пенсов!

Слепой

Я б не пошел, но королева МэйвСама мне повторила обещанье,

Кухулин

Двенадцать пенсов! Славная ценаЗа человечью жизнь! Твой нож наточен?

Слепой

Мой нож востер: ведь я им режу хлеб.

(Кладет мешок на землю и принимается ощупывать тело Кухулина, медленно поднимаясь вверх.)

Кухулин

Ты, верно, знаешь все, Слепой. Мне в детствеМать или нянька говорили, будтоСлепые знают все.

Слепой

Нет, но ониУмеют мыслить здраво. Как иначеЯ мог бы получить двенадцать пенсов,Когда б не здравый смысл?

Кухулин

Уже я вижуТот образ, что приму я после смерти:Пернатый, птичий образ, осенившийМое рожденье, – странный для душиСуровой и воинственной.

Слепой

…Плечо, –А вот и горло. Ты готов, Кухулин?

Кухулин

Сейчас она и запоет.

Сцена темнеет.

Слепой

О! О!

Волынка и барабан, занавес падает. Музыка стихает, и снова поднимается занавес над пустой сценой. На ней – никого, кроме женщины с вороньей головой. Это Морриган. Она стоит спиной к залу и держит в руке черный параллелограмм величиной с мужскую голову. Еще шесть параллелограммов укреплены перед задником.

Морриган

Я говорю для мертвых: да услышат.Вот эта голова принадлежалаВеликому Кухулину; а эти –Шесть нанесли ему смертельных ран.Вот первый: задержавшаяся юность,Любезная для женщин; вот второй,Неукротимый воин, спавший с МэйвВ последний раз; вот сыновья ее,Ударившие третьим и четвертым.Об этих же и говорить не стоит:Увидев изнемогшего от ран,Они подкрались, чтоб еще ударить,Вот этот – пятым, а вот тот – шестым.Им Конал отомстил. Смотрите танец.

Входит Эмер. Морриган кладет голову Кухулина на землю и покидает сцену. Эмер начинает танцевать. В ее движениях – ненависть к головам тех, что нанесли Кухулину раны. Может быть, она замахивается, чтобы их ударить, трижды обходя по кругу. Затем она приближается к голове Кухулина, возможно поднятой выше других на какой-то подставке. В ее танце – преклонение и торжество. Она чуть не простирается перед ним, а может быть, и в самом деле простирается ниц, потом поднимается, как бы прислушиваясь к чему-то. Она в нерешительности: уйти ей или остаться; наконец замирает неподвижно. В тишине слышны несколько слабых птичьих трелей.

Сцена медленно темнеет. И вновь раздается громкая музыка, но теперь совершенно другая. Это музыка ирландской ярмарки наших дней. Светлеет. Ни Эмер, ни отрубленных голов на сцене нет. Никого, кроме трех уличных музыкантов в драной одежде. Двое из них наяривают на волынке и барабане. Потом они стихают, и Уличная Певица начинает петь.

Певица

Так пела девка из пивнойБродяге на углу:Кухулин, Конал, храбрый Финн –Вот те, кого люблю.Каких мужей ласкала Мэйв –Царей, вождей, вояк!Я вижу их, но приласкатьНе дотянусь никак.Я слышу въявь их голосаИ храп коней лихих –И вспоминаю, сколько летУже их нет в живых.К теперешним я жадно льнуИ тешу плотью плоть;Но отвращенья не могуИ в страсти побороть.Волынка и барабан.Неужто эти мозгляки –Наследие Земли?А с кем же Коннолли и ПирсТогда на смерть пошли?Кто думал о Кухулине,Пока не грянул шквалИ средь руин ПочтамтаОн внезапно не воспрял?В наш дряхлый век под стать емуНе сыщешь никого;Не зря старик в своей тоскеВоображал его –И Шеппард статую воздвигГерою в похвалу:Так спела девка из пивнойБродяге на углу.

Музыка волынки и барабана.