Алексей Арбузов - Иркутская история Страница 2

Некоторое молчание.

Виктор. Ай да сменный… Валечку у нас смутить – это суметь надо.

К магазину подходит девочка лет тринадцати, закутанная в платок.

Девочка. Ой, тетеньки… Что же вы закрыли магазин-то?

Валя. По-твоему, нам вечно в нем сидеть? Поверти-ка ручку с мое…

Девочка. Мне только булку белую – за шестьдесят копеек. Нам для котлет надо.

Лариса (в сердцах). Ну ты смотри… Только закроешь магазин, а они уж тут – пожалуйте.

Девочка. Бабушка ужинать к нам придет. Мне только одну булку-то…

Валя. На, бери, горе мое. (Вынимает из авоськи булку и протягивает ее девочке.) Свою отдаю.

Девочка. А вы как же?

Валя. Мне толстеть нельзя, а то мальчики разлюбят. Поняла?

Девочка. Поняла. (Берет булку.) Шестьдесят копеек-то возьмете?

Валя. А ты думала! Как-никак – две газировки.

Девочка (протягивает ей рубль). Мне сорок копеек сдачи.

Валя. Бери тридцать… Нету больше. Десять копеек – комиссионные. (Обернулась к Виктору.) Видали, как кооперация наживается?

Девочка. Спасибо, тетенька… (Убегает.)

Валя (вдогонку). Сама ты тетенька!… (Сергею.) Значит, вы самый старший на экскаваторе?

Сергей. Нет, самый старший у нас батя, Сердюк… Он начальник всего экипажа. А я начальник смены. Старший машинист.

Лариса. На старшего-то вы не смахиваете.

Сергей. А вы наш шагающий «Е-Ша-75» вблизи видели? Заходите поглядеть… Он у нас симпатичный, десятикубовый…

Лариса. Я вижу, он вам нравится?

Сергей. Он всем нравится.

Виктор. Работяга. Четырнадцать тысяч человек заменяет.

Валя. Говорят, старшие машинисты на шагающем большие тысячи зашибают.

Сергей (помолчав). Отчасти.

Валя. А вы, извините, еще не женаты?

Сергей. Нет.

Валя. Чепе, Лариска, богатый жених прибыл! (Напевает и танцует.) Разрешите вам понравиться.

Сергей (смотрит на нее). Вы, наверное, любите танцевать?

Валя. А что?

Сергей. У вас это выходит.

Валя. Может, я вам приглянулась? Витенька, отойди, я тебя, кажется, разлюбила.

Виктор (смеется). Нужна ты ему больно! Он у нас парень дорогой. Лучше на всем свете нет.

Сергей. Ладно, пойдем. До свиданья, девушки.

Валя (лихо). Будь здоров – расти большой.

Виктор (Вале, негромко). Приходи на танцы. А оттуда в кино пойдем – на последний сеанс…

Валя (подмигнув). Ладно.

Сергей и Виктор уходят.

(Помолчав.) Пошли и мы. (Оглянулась на магазин.) Прощай до утра, лавочка! Ой, голова кружится, Лариска… (Прислонилась к дереву.) Шумный сегодня день был с этой воблой… Устала я.

Лариса. Треплешься много.

Валя. А тебе жалко? Девичий век короткий. (Улыбнулась.) А он смешной, этот машинист…

Лариса. Смотри не влюбись.

Валя. Очень надо. Я своего Витечку ни на кого не променяю.

Лариса. Он у тебя красавчик.

Валя, Лариса, магазинчик, деревья – все исчезает.

Хор. А вон идет Родик, гидравлик с шагающего… Славный малый.

– Об чем задумался, Родик? По Москве скучаешь?

Родик. Случается… Родной городок, как-никак. У меня там мама и две сестренки. Ох и заботились они обо мне – я даже поэтому удрал из Москвы! Научиться жить по-своему – это ведь увлекательнейшая задача для маменькиного сынка.

Хор. Ты скажешь!…

Родик. Я отпуск всегда беру под Новый год, а январь в Москве особенный… И я так насмотрюсь за месяц всякого-разного, что целый год потом есть что вспомнить. Зато остальные одиннадцать месяцев сам действую – живу как человек, по-своему. (Оглянулся.) В нашей смене пятеро, а жительствуем мы в одном бараке… Вон он стоит на пригорке над самой Ангарой.

Хор. А это кто развалился на скамейке?

Родик. Сейчас погляжу… (Улыбается.) Это подсобный наш, Лапченко Афанасий… ленив маленько. (Подошел к Лапченко.) И что ты все валяешься, братец?

Лапченко. Охота.

Хора уже нет. Перед бараком двое – Родик и Лапченко. В дверях показывается Виктор.

Виктор. Разошлась погодка-то… (Увидел Лапченко.) Почему лежишь?

Лапченко. Охота.

С улицы идет Денис. В руках его письмо.

Родик. Откуда корреспонденция?

Денис. Из армии. Дружки помнят. (Засмеялся). Смотри-ка, наш капитан майора получил. Вот человек – умнее быть нельзя.

Родик. Ну, это положим. Предела, братец, уму – нет.

Из барака выходит Сергей.

Сергей (увидел Лапченко, подошел). Ну что ты, Афоня, все лежишь и лежишь?

Лапченко. Раздумываю.

Денис. Слышь, Сергей, мой капитан майора получил.

Сергей. Поздравляю… Батя сегодня злой неимоверно, а, Родик?

Родик. Он нам сейчас устроит парад войска.

Денис. Что же Зинка не идет… Вот обрадуется.

Виктор (чистит зубы у рукомойника). Это чему?

Денис. Как же… (Показывает на письмо.) Мой капитан майора получил.

Родик фыркнул.

Зинка у меня все понимает.

Родик. Тебя что спасает, дитя? Живете в разных бараках. А дадут комнату – прощай, семейное счастье.

Сергей. Некультурно как-то ты рассуждаешь, Родион. Говоришь о женщине всякие пошлости. Ты все-таки москвич и вполне интеллигентный человек. Разве тебе это к лицу?

С улицы идет Сердюк, он грозен.

Сердюк. Все в сборе? А Лапченко где? (Увидел его.) Валяешься? А ну – встать!… Не протер еще штаны, на заднице валявшись? (Ударяет кулаком по столу.) Не развиваешься? Тут тебе что – санатория для убогих или стройка коммунизма? Люди тебе честь оказали… Не возражать! А ну, Сергей, кто тот дурак, который его до нашего шагающего привел? Отчего молчишь? Говори, кто тот дурак?

Сергей. Вы… Это вы его привели, батя.

Сердюк (к Лапченко). Слыхал? По твоей милости сменный меня при всем народе дураком объявил.

Сергей. Батя, это же вы сами про себя так выразились.

Сердюк (к Лапченко). Я тебе счастья желаю, и через тебя же меня в дураки записывают? (Переведя дух.) Я почему отчаиваюсь? Мне эта смена дорога – я сам в ней машинистом был… Год назад меня в начальники экипажа выдвинули, а Сергей на мое место у пульта управления заступил. Виктор тогда слесаром-смазчиком работал, однако окончил курсы электриков и в первые помощники вышел. А теперь взглянем на Дениса. Кем он был? Отставным танкистом и не более, а уж через полгода слесарем-смазчиком стал… Взглянул на него, Лапченко? Теперь на себя погляди. Уловил разницу? Ты на какой машине работаешь? Венец человеческого ума… Образец гения!… Следовательно, и сам образцом являться должен. А ты как реагируешь? Курсы проходишь? Лекции слушаешь? Самостоятельно растешь? Ни хрена! Каким был, таким и остался… (Помолчав.) На ус мотаешь?

Лапченко. Стремлюсь.

Сердюк. Тогда переходим к пункту два. Кто находился в десять утра у пульта управления?

Виктор. Я.

Сердюк (Сергею). А ты где был?

Сергей. В комитет выбывали.

Сердюк (Виктору). Значит, это ты, пижон, допустил хулиганство и засыпал землей машиниста Бабкина?

Лапченко не удержался и фыркнул.

Тебе, Лапченко, плакать надо. (Виктору.) Объясняй!

Виктор. Мы соревнуемся с Бабкиным и по всем показаниям его били… И вот этот тип набрался нахальства и начал за нами всячески следить.

Сердюк. Как – следить?… Что врешь?

Виктор. У нас почему высокое выполнение? Наша смена самый короткий цикл экскавации дает. Мы на каждом повороте ковша по нескольку секунд экономим, а в месяц это тысяча кубометров грунта…

Сердюк (прерывая). Что ты мне лекции читаешь, пижон? О деле говори.

Виктор. Вот он и хочет наш почерк работы уловить. Бабкин этот… Ходит вокруг экскаватора, подсматривает – бинокль семикратный купил, змея!… Сел я сегодня за управление, гляжу – опять он в отвале маскируется. Ну я и не донес случайно ковш до назначения – раскрыл над товарищем Бабкиным.

Сердюк (Сергею). Знал об этом?

Сергей (не сразу). Знал.