Федор Сологуб - Собрание пьес. Книга 2 Страница 2

Кн. Болконская (развертывая свой ридикюль). Я захватила работу. Смотрите, Annette, не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.

Развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкой лентой.

Анна Павловна. Будьте спокойны, Лиза, вы все будете самая хорошенькая.

Кн. Ипполит. Вы — самая обворожительная женщина в Петербурге.

Кн. Болконская (обращаясь к генералу). Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. (Князю Василию.) Скажите, зачем эта гадкая война? (Не дожидаясь ответа, обращается к Элен.)

Кн. Василий (тихо Анне Павловне). Что за прелестная особа, эта маленькая княгиня.

Вскоре после маленькой княгини вошел Пьер, толстый, выше обыкновенного роста неуклюжий молодой человек с огромными красными руками, со стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Умный и вместе робкий наблюдательный и естественный взгляд отличал его от всех в этой гостиной.

Анна Павловна. Это очень любезно с вашей стороны, месье Пьер, что вы посетили больную. (Пьер пробурлил что-то непонятное и продолжал отыскивать что-то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой.) Вы знаете аббата Морио? Он очень интересный человек…

Пьер. Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…

Анна Павловна. Вы думаете?

Пьер (нагнув голову и расставив большие ноги). Я думаю, что план аббата — совершенная химера. Вечный мир, конечно, возможен, и народы наконец пожелают его, но те средства…

Анна Павловна (улыбаясь). Мы после поговорим.

Анна Павловна, прохаживаясь по гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, — княжна Элен и княгиня Болконская. В третьем — Мортемар и Анна Павловна.

Анна Павловна. Какое ужасное злодеяние — убийство несчастного герцога Энгиенского…

Мортемар. Герцог Энгиенский погиб от своего великодушия. Были особенные причины озлобления Бонапарте.

Анна Павловна. Ah, voyons. Расскажите нам это, виконт. (Мортемар поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ. Шепнула одному.) Виконт был лично знаком с герцогом. (Другому.) Виконт — прекрасный рассказчик. (Третьему.) Как сейчас виден человек хорошего общества… (Элен, которая сидела поодаль.) Переходите сюда, милая Элен.

Княжна Элен поднялась с тою же неизменяющейся улыбкой, с которой она вошла в гостиную. Она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь, подошла к Анне Павловне села перед виконтом.

Мортемар (наклоняя с улыбкой голову). Мадам, я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой.

Элен облокотила свою открытую, полную руку на столик и не нашла нужным что-либо сказать. Во все время рассказа сидела прямо. Перешла и княгиня Волконская от чайного стола.

Кн. Болконская. Подождите, я возьму мою работу. (К князю Ипполиту.) О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль. (Улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.) Теперь мне хорошо. Пожалуйста, начинайте.

Князь Ипполит перенес ей ридикюль и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.

Кн. Ипполит (торопливо пристроив к глазам свой лорнет). Это не история о привидениях?

Мортемар (пожимая плечами). Вовсе нет.

Кн. Ипполит. Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях.

Мортемар (с изящной грустью в голосе, оглядывая слушателей). Когда я имел счастье видеть в последний раз печальной памяти герцога Энгиенского, монсиньор в самых лестных выражениях говорил о красоте и гениальности великой Жорж. Кто не знает этой гениальной и прелестной женщины? Я выразил свое удивление, каким образом герцог мог узнать ее, не быв в Париже эти последние годы. Герцог улыбнулся и сказал мне, что Париж не так далек от Мангейма, как это кажется. Я ужаснулся и высказал его высочеству свой страх при мысли о посещении им Парижа. «Монсиньор, — сказал я, — Бог знает, не окружены ли мы здесь изменниками и предателями и не будет ли ваше присутствие в Париже, как бы оно тайно ни было, известно Бонапарте?» Но герцог только улыбнулся на мои слова с этим рыцарством и отважностью, составляющими отличительную черту его фамилии.

Кн. Василий (монотонно, как будто бы диктовал какому-то невидимому писцу). Род Конде — ветка лавра, привитая к дереву Бурбонов, как говорил недавно Питт.

Кн. Ипполит (решительно поворачиваясь на кресле туловищем в одну, а ногами в противоположную сторону, торопливо поймав лорнетку и устремив сквозь нее свои взгляды на родителя). Питт очень хорошо сказал.

Мортемар (обращаясь преимущественно к Элен, которая не спускала с него глаз). Итак, я должен был оставить Этенгейм и узнал уже потом, что герцог, увлеченный своей отвагой, ездил в Париж, делал честь мадемуазель Жорж не только восхищаться ею, но и посещать ее.

Анна Павловна (видимо, напуганная будущим содержанием рассказа, который ей казался слишком вольным в присутствии молодой девушки). Но у него была сердечная привязанность к принцессе Шарлотте Роган Рошфор. Говорили, что он тайно был женат на ней.

Мортемар (тонко улыбаясь). Одна привязанность не мешает другой. Но дело в том, что мадемуазель Жорж прежде своего сближения с герцогом пользовалась сближением с другим человеком. (Помолчал. С улыбкой оглянул слушателей.) Человека этого звали Буонапарте. (Анна Павловна оглянулась беспокойно.) И вот, новый султан из тысячи и одной ночи не пренебрегал частенько проводить вечера у самой красивой и самой приятной женщины Франции. И мадемуазель Жорж… (пожав выразительно плечами) должна была превратить необходимость в добродетель. Счастливец Буонапарте приезжал обыкновенно по вечерам, не назначая своих дней.

Кн. Болконская (пожимая полными и гибкими плечиками). Ах, я предвижу, я дрожу.

Кн. Друбецкая. Это ужасно, не правда ли?

Кн. Ипполит (быстро и громко). Жорж в роли Клитемнестры — превосходно…

Мортемар (оглядывая слушателей и оживляясь). В один вечер Клитемнестра эта, прельстив весь театр своею удивительною передачей Расина, возвратилась домой и думала одна отдохнуть от усталости и волнения. Она не ждала султана. (Анна Павловна вздрогнула при слове «султан». Элен опустила глаза и перестала улыбаться.) Как вдруг служанка доложила, что виконт де Рокруа желает видеть великую актрису. Рокруа — так называл себя герцог. Он был принят. (Помолчав несколько секунд, чтобы дать понять, что он не все рассказывает, что знает.) Стол блестел хрусталем, эмалью, серебром и фарфором. Стояли два прибора, время летело незаметно, и наслаждение…

Князь Ипполит произвел странный громкий звук, который одни приняли за кашель, другие за сморканье, мычанье или смех, и стал торопливо ловить упущенный лорнет. Рассказчик удивленно остановился. Анна Павловна испуганно перебила описания наслаждений.

Анна Павловна. Не томите нас, виконт.

Мортемар (улыбнулся). Наслаждение превращало часы в минуты, как вдруг послышался звонок, и испуганная горничная, дрожа, прибежала объяснять, что звонит страшный мамелюк Бонапарта и что ужасный господин его уже стоит у подъезда… Мадемуазель Жорж умоляла герцога спрятаться. Герцог сказал, что он никогда ни перед кем не прятался. Мадемуазель Жорж сказала ему: «Монсиньор, ваша шпага принадлежит королю Франции». Герцог спрятался под белье в другой комнате. Наполеону сделалось дурно, — он подвержен обморокам. Тогда герцог вышел из-под белья и увидал перед собой Бонапарте. Враг дома, узурпатор трона, принадлежавшего главе его рода, был тут, перед ним, распростертый на земле, недвижимый, быть может, умирающий. Герцог Энгиемский достал из кармана флакон горного хрусталя, обделанный в золото, в котором были жизненные капли, подаренные его отцу графом Сен-Жерменом. Капли эти, как известно, имели свойства оживлять мертвого или почти мертвого, но их не надо было давать никому, кроме членов дома Конде. Посторонние лица, отведавшие капель, исцелялись, так же как и Конде, но делались непримиримыми врагами герцогского дома. Доказательством тому служит то, что отец герцога, желая исцелить умирающего коня, дал ему этих капель. Конь ожил, но покушался потом несколько раз погубить седока и раз понес было его во время битвы в лагерь республиканцев. Отец герцога убил любимую лошадь. Несмотря на то, молодой и рыцарский герцог Энгиенский влил несколько капель в рот своего врага Бонапарте, и изверг ожил.