Эдвард Олби - Все кончено Страница 2

Дочь (упрямо, но без внутреннего убеждения). Нет, так нельзя.

Сын (спокойно). Что ты сказала?

Дочь (с презрением). Не лезь!

Жена. Когда я была у него в больнице в последний раз перед тем, как… его перевезли сюда, я сказала… (Поворачивается к Любовнице.) Вас не было. Вы пошли за покупками, а может быть, отдыхали… (Ко всем.) Когда я увидела его в этих проволоках… Я стояла у него в ногах — о пустяках мы с ним перестали говорить уже давно, много лет назад, — я покачала головой и, боюсь, даже пощелкала языком — ц-ц-ц-. Он приоткрыл глаза, ему, верно, показалось, что я смотрю на него со злобой, хотя я смотрела просто… объективно. «Так нельзя, — сказала я. — Увезти тебя отсюда? Или хочешь остаться здесь?» Он посмотрел на меня, а потом закрыл глаза и кивнул. Очень медленно… «Что же из двух?» — спросила я. Ведь я задала сразу два вопроса и кивок мог означать и да, и нет. «Что же из двух? — спрашиваю. — Хочешь остаться здесь?» Он медленно покачал головой. «Хочешь уехать?» Глаза открылись и закрылись дважды, я знаю издавна, с доисторических времен, что это у него знак нетерпения, затем… кивок. «Что ж, конечно, — сказала я бодрым деловым тоном, — конечно, ты не хочешь здесь оставаться. Хочешь вернуться домой?» Никакого ответа, глаза горят. «К себе домой, — говорю я, — конечно, не ко мне. Или к ней? Ты, наверно, хочешь к ней? Устроить это?» Глаза на мне, но никакого ответа. «Хочешь, чтобы она устроила это?» Опять глаза, опять никакого движения. «А может быть, все уже устроено? Она обо всем позаботилась?» Глаза просветлели; честное слово, в них промелькнула улыбка. Значит, она позаботилась. Что ж, хорошо. Раз все устроено, прекрасно. Мне только важно, чтобы это было сделано. Я совершенно не претендую… уже давно не претендую… А глаза потухли — он их не закрыл, а просто выключил, как, бывало, делал когда-то… Так часто, так давно. (Любовнице.) По этому признаку я всегда понимала, что…

Дочь (ревниво, очень по-женски). Мама!

Жена. Не отвлекай меня.

Дочь (жалобно, но так, словно хочет ее защитить). Мама!

Жена (как можно холоднее). Да? (Пауза.) Выключил. Не закрыл, но выключил.

Любовница. Да, это случалось часто.

Жена (мирно, с любопытством стороннего наблюдателя). Правда?

Любовница. Да-да!.. Да.

Жена. Странно, я этого не помню. Как он их открывал и закрывал… конечно, и… нетерпение, но… как он их выключал?

Любовница (мягко). Возможно, вам следовало бы знать. Ведь это случалось и при вас.

Жена (чуть улыбаясь). Да, пожалуй, надо бы. Конечно, случалось.

Любовница. Для меня это когда-то… было знаком…

Дочь. Когда-то? Почему же в прошедшем времени? А теперь уже нет?

Любовница (не отвечает на вызов, спокойно). Потому что в последнее время этого не бывало. Вы тогда были маленькой девочкой. Так и не выросли?

Дочь отворачивается.

Жена (с легким смешком). За понимание три с минусом?

Сын (тихо). Оставь ее.

Жена (не резко). А разве не такие отметки она получала в школе? Три с минусом, и на том спасибо. Да и ты был немногим лучше.

Любовница. Для меня это когда-то было… признаком того, что…

Врач (ровным голосом). Сиделка!

Все оборачиваются; не паника, но темп несколько убыстряется.

Жена (дрогнувшим голосом). Случилось… что-нибудь?

Врач (поворачивается, смотрит на них, с мягкой улыбкой, немного удивленно). Что?.. Нет, нет. Просто… надо кое-что сделать.

Небольшая пауза.

Любовница (не навязчиво, продолжая свою мысль)… признаком того, что… что-то ушло… что-то изменилось и… нет уже полной отдачи. Или хотя бы предупреждением, что это может вот-вот случиться.

Жена (с улыбкой). А, тогда я знаю, о чем вы говорите. Может быть, я не отдавала себе отчета, но… я это чувствовала.

Друг. Я тоже.

Жена (имеет в виду мужа). В нем?

Друг. Нет. В себе.

Жена (с легкой усмешкой). В себе?

Друг (улыбаясь). Да.

Жена (тоже улыбаясь). Как удивительно. (Задумывается.) Когда?

Друг (Жене). Чувствовал по отношению к моей жене, когда я колебался насчет развода, в то время, когда мы с тобой — как это говорится? — искали утешения друг у друга. В то тайное время, которое, боюсь, ни для кого не было тайной.

Любовница. Он ничего не знал. Я знала, но ему не говорила.

Жена (печально, с улыбкой). И говорить-то особенно было нечего.

Друг. Да, пожалуй что и нечего. Вернее, совсем немного; двух слов хватило бы. Это было, когда я решил не подавать на развод, перед тем как я… отвез ее в лечебницу. Каждый раз, когда она… то вырвала все розы и расцарапала себе руки в кровь, то… передушила голубей и зябликов… подожгла себе волосы… и после каждого такого поступка, достойного, я понимаю, жалости, но не осуждения, я отдалялся от нее, уходил в себя, закрывал какую-то часть своего я…

Любовница. А-а, но это не совсем то.

Жена (мягко, как бы со стороны). Да, совсем не то. Ведь она была сумасшедшей… твоя жена.

Любовница. А мы говорим о другом.

Жена. Да, совсем о другом.

Друг. Нет, вы говорите об этом.

Любовница (с коротким смешком, печально). Нет. Мы говорили о том, когда это происходит спокойно, когда человек полностью владеет собой. О маленьком, но все же предательстве. Не о катастрофе, когда человек лжет и упорствует во лжи, невзирая на факты, и не о какой-то мелочи, как посторонняя мысль в миг любви, а о чем-то среднем — это может быть все, что угодно, или почти ничего, — только ты в результате уходишь все дальше в себя, понимая, что вся ваша общность была…

Жена. …произвольной…

Любовница. …случайной, и не было ничего неизбежного… или даже необходимого. Когда глаза закрываются; выключаются…

Сын (напряженно). Отец умирает!

Жена (помолчав мгновение). Да. Умирает.

Врач. Если кто-нибудь из вас хочет пока спуститься вниз…

Дочь. К фотографам? Ко всем этим репортерам? Я только ступила на лестницу, как они окружили меня: «Уже?.. Он уже?.. Можно нам подняться?» Так и рвутся. Голоса тихие, но рвутся изо всех сил.

Жена (успокаивает ее). Что ж, у них ведь тоже есть семья… жены, любовницы.

Дочь (не обращаясь ни к кому в отдельности). Благодарю, я останусь здесь. Буду ждать до конца.

Жена (сморщив нос). Ну, конечно, мы любим порядок.

Дочь (удивленно). Ты сказала: порядок?

Любовница. Да.

Дочь (Матери). Потому что я сказала: буду здесь до конца?

Жена (без выражения, словно выжидая). У-гу.

Дочь (вдруг кричит). А ТЫ-ТО ЧТО ТУТ ДЕЛАЕШЬ?!

Жена (смотрит на нее со смутной улыбкой, отвечает тихо). Я жду конца супружества, которому пятьдесят лет. Жду смерти своего мужа. И думаю… о том, какой я была девочкой, когда он ко мне пришел. Я думаю… — ты что, хочешь, чтобы я замолчала?.. — думаю обо всем на свете, только не о вас — не о тебе и о твоем… недотепе братце. (Легко, Сыну.) Прости, пожалуйста… (Снова Дочери.) Да, я жду конца. Я… жду конца. (Дочери.) А ты?

Дочь. А я… во всяком случае, получаю от этого гораздо меньше удовольствия, чем ты.

Любовница (Дочери спокойно, словно только сейчас поняла). Вы не очень добрая женщина.

Жена (не придавая этому особого значения). Выросла у мамы под крылышком.

Дочь (Любовнице). Вы что, воображаете, будто я ваша дочь?

Любовница. Боже избави.

Дочь. Вы так много на себя берете…

Жена (словно предлагает тему для обсуждения). Какой я была девочкой, когда он пришел ко мне.

Любовница (Дочери). Так ли уж много? (Жене.) Интересно, ведь только мать точно знает, чей у нее ребенок. Мужу известно лишь, что родила жена…

Жена (весело смеется). Однажды он отвел меня в сторону — это было еще до того, как появились вы, но дети уже выросли, — и виновато спросил, глядя куда-то в сторону: «Неужели это и вправду мои дети? Неужели мы с тобой произвели их на свет? Ты и я, и никто больше?» Я засмеялась радостно; хотя дело и шло к концу, но тогда мы еще разговаривали и не избегали друг друга, молчание и исчезновения начались потом. Исполины еще были за работой. И я сказала: «О да, любимый. Ты и я, и никто больше». (Тихонько смеется.)