Лев Славин - Интервенция Страница 2

Женя. Плевал я на это!

Ксидиас. Ты хочешь, чтобы тебя повесили?

Женя. Мне нравится быть повешенным. Робеспьер погиб на плахе. Демулену отрубили голову. Наполеон умер в неволе. Даже в самой их гибели есть нечто великое.

Ксидиас. Сморкач!

Мадам Ксидиас и Воронов уходят.

Женя (вслед). Буржуйка!

Появляется Филька-анархист.

Филипп. Напрасно вы отказались стать банкиром, напрасно. Для такого субчика, как вы, это прекрасная карьера.

Женя. В чем дело? Кто вы такой?

Филипп. Свободный анархист.

Женя. Ах, я слышал про вас. Вы…

Филипп. Смелей, малютка, больше жизни.

Женя…бандит…

Филипп. Среди мещан, ханжей и ростовщиков именно так называется моя скромная профессия. Я неизбежное зло капиталистического строя.

Женя. О, я вижу, вы бандит с философией.

Филипп. Это не моя философия… Это философия Прудона, Бакунина, Кропоткина…

Женя. Вы интеллектуальны!

Филипп. Да, я кумекаю малость (с жестами) в анатомии и в клептомании.

Женя. Бросьте этот маскарад. Вы кончили университет?

Филипп. Нет, но я прочел всего энциклопедического словаря.

Женя. Вы подслушали мой разговор с матерью. Это подло!

Филипп. Вы по природе валет. Зачем вы сопротивляетесь природе?

Женя. Я не валет! Я революционер!

Филипп. Вам забивает голову этот большевистский фанатик Мишель Бродский.

Женя. Я не знаю никакого Бродского. Послушайте… Ах! Значит, это он? Ах! Откуда вы знаете?

Филипп. Я знаю все. Знать все – входит в мою профессию. Я знаю, например, что вы на днях проиграли в железку восемь тысяч рублей. Я даже знаю, чьи эти восемь тысяч рублей. Скажите, малютка: как вы думаете выпутаться из этого положения?

Женя. Дайте мне эти деньги!

Филипп. Пожалуйста.

Женя. Я правду говорю.

Филипп. За одну небольшую услугу.

Женя. Именно?

Филипп. Разнюхай, когда в мамашином банке ляжет приличный куш, и сообщи мне. Тебе гарантирована десятая часть. Мы предпримем небольшой экс.

Женя. Довольно шуток! Я не бандит. Я революционер!

Филипп. Мне жаль твоей молодой жизни. Ты погибнешь, как свинья, вместе с твоим ненормальным Бродским и всей его оперой.

Женя. Пусть я погибну. Робеспьер погиб на плахе, Демулену…

Филипп. Ша! Заткнись! Я уже слышал эту муру. Это хорошо, чтобы заливать калоши Бродскому. Я тебя знаю лучше.

Женя. А ты не боишься, что я на тебя донесу?

Филипп. Кому?

Женя. Полиции.

Филипп. Она у меня на жалованье. Прощай, малютка! Подумай о моем предложении. Дух разрушающий есть дух созидающий. Десять процентов с оборота! (Уходит.)

Женя. Слушайте! Подождите! (Бежит за Филиппом.)

Входят мадам Ксидиас и Воронов,

Ксидиас. Окружите его мальчиками и девочками из лучших семей.

Воронов. Будьте покойны. При моих связях…

Ксидиас. Я хотела бы, чтобы он приобрел аристократические манеры.

Воронов. Он станет принцем.

Ксидиас. Вышибите ему из головы политику.

Воронов. Я всажу ему туда арифметику.

Дама. Идут! Идут!

Другая дама. Я вижу голубые шинели! Я вижу черные усики! Я вижу множество черных усиков!

Белый офицер. Как прекрасна регулярная армия!

1-й господин петербургской наружности. Вы слышите шаги? Это шагают союзники. Они прошли весь мир. Ничто не устояло перед ними.

2-й господин. Франками интересуетесь? Три рубля шестьдесят копеек. Долларами интересуетесь?

1-й господин. Бальзаки! Вольтеры! Жорж Санды!

Белый офицер. Гаубицы! Бомбометы! Танки!

2-й господин. Аспирином интересуетесь? Есть два вагона аспирина.

Ксидиас. Мсье Мишель, смотрите. Сила!

Воронов (бормочет). Славные парни… Очень усталые…

1-й господин. Ну, берегитесь! Ну, берегитесь, все голоштанники, захотевшие стать хозяевами. Все языкатые студентики, подстрекающие народ. Все бабы, начавшие заниматься мужскими делами. Все недострелянные каторжники в рваных штанах, вообразившие себя государственными деятелями. Ну, теперь берегитесь!

Идет армия союзников.

Картина вторая. СОЛДАТЫ

Казарма. Зуавы. Снят. Читают. Чинят одежду. Жуют. Играют. Чистят винтовки.

У очага разговаривают трое. 1. Капрал Барбару, старый армейский служака. 2. Селестен, задира, весельчак. 3. Франтоватый, беспрерывно охорашивающийся Марсиаль.

Неподалеку молча лежит Жув. В нем более всего отразились черты послеверсальской армии союзников, могущественной по внешности, овеянной славой победы, усталой, озлобленной, тоскующей

по родине.

Марсиаль. Среди русских есть хорошенькие…

Барбару. Они слишком холодные.

Марсиаль. Капрал, я не могу пожаловаться на холодность русских. Одна девчонка на бульваре поцеловала меня так, что я до сих пор дрожу. И при этом сунула мне в карман какую-то бумажку.

Барбару. Ну, разворачивай свое любовное письмо, хвастун.

Марсиаль (вынимая). Жаль, что я не читаю по-иностранному.

Барбару. Корова… Это по-нашему.

Марсиаль. Ах, по-нашему? Жаль, что я не читаю по-нашему.

Селестен. Мальчики, спокойствие. Странное письмо… Оно не написано.

Марсиаль. Оно нарисовано?

Селестен. Дурак. Оно напечатано. Твоя возлюбленная издает свои любовные записки. (Читает.) «Иностранным солдатам и матросам. Товарищи, что вы здесь делаете? Вас снова обманули, как в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Вы снова выступаете против своих же братьев…» Значит, она тебя поцеловала как брата?

Барбару. У одних любовь кончается триппером. У тебя она может кончиться петлей.

Жув. Покажи. (Берет листовку.) Такая же, как и моя! Тебе дал эту штуку высокий худой малый, славный парень? По имени Мишель.

Селестен. Ах, у вас одна возлюбленная, и та в штанах.

Марсиаль. Девушка мне дала это! Между нами, она моя невеста.

Селестен. Она тоже так думает?

Барбару. Быстро – имя!

Марсиаль. Мадемуазель… (Вспоминает.) Эти русские имена… Я тебе сейчас скажу. (Достает записную книжку.) Она мне записала.

Селестен (читает). Мадемуазель Фекла.

Все. Ого! Это – имя! Фекла? Да!…

Селестен. Может быть, это часть тела?

Марсиаль. Надо понимать. Это – русское аристократическое имя.

Селестен. Рот до ушей. Ноги как спаржа. И лет восьмидесяти пяти.

Марсиаль. Глаза как у черта. Талия акробатки. Нежный голос. Нет, это девчонка.

Селестен. Но все-таки – как ты ее зовешь? Каждый раз берешь с собой в кровать записную книжку?

Марсиаль. О, для любви не нужно имен. Моя маленькая! Моя миленькая! Моя беленькая невеста номер пять! (Поспешно.) Считайте сами: номер один – в Марселе, номер два – в Салониках, номер три – в Галлиполи, номер четыре – в Яссах, номер пять – в Одессе. Весь путь союзной армии.

Барбару. О, хвастовство! Итак, пока мы побеждали немцев, ты побеждал девочек. Это гораздо легче.

Марсиаль. И гораздо приятней.

Селестен. Но у тебя было больше Седанов, чем Верденов.

Марсиаль. Нет! Моя мадемуазель… (Лезет за записной книжкой.)

Селестен…Фекла.

Марсиаль. Мерси.

Жмут друг другу руки.

Фекла ко мне благосклонна.

Барбару. Значит, ты с ней уже…

Марсиаль. Нет еще, но я надеюсь.

Барбару. Спеши, спеши. Генеральный штаб дает тебе для этого одну неделю срока.

Селестен. Да, если ты в течение недели не уговоришь свою Феклу, что ты красавец, умница и буржуа, будет поздно. Через неделю мы покидаем Россию!

Жув. Кто тебе сказал?

Селестен. Мой грустный Жув, это было объявлено в приказе: «…на две недели в Россию для несения караульной службы».

Жув. Подотрись своим приказом.

Барбару. Без свинства!

Жув. Где ты видел, чтобы война кончалась в две недели?

Барбару. Корова! Какая война?

Селестен. Жув болен.

Марсиаль. У него бред.

Селестен. Я предлагаю поставить ему клизму.

Все (окружая Жува). Поставим ему клизму!

Жув. Я буду стрелять!

Барбару. Оставьте припадочного.

Жув. Это у тебя припадок глупости! Вы все знаете Гастона.

Селестен. Из сто семьдесят шестого пехотного?

Марсиаль. Мы знаем Гастона.

Жув. Три дня тому назад Гастон был в бою возле Одессы. Вот Гастон, спросите его.

Входят двое. 1. Гастон – солдат, как другие. 2. Некий сапер -малый лет тридцати, лицо насмешливое, сильное, говорит мало, предпочитает посмеиваться.

Барбару. Гастон, с начала кампании этот парень не перестает врать. Он изоврался. Разоблачи его. Последняя его выдумка: ты был позавчера в бою под Одессой.

Гастон. Ну да.

Барбару. Как, в бою?!

Mарсиаль. Мы прибыли для караульной службы.

Селестен. С кем? Из-за чего?

Барбару. Тише! Настоящий бой?

Гастон. Десять раненых, четыре убитых.

Селестен. Какое свинство!

Марсиаль. А где же Версальский мир?

Жув. Они мне не верили. Ну-ка, вынимай свою лопату, Барбару, рой землю, рой глубже, падай в грязь – родная грязь, мы лежали в ней четыре года… Она – наша семья!… Всю жизнь – рыть, чесаться, блиндажи, проволока, снаряд… Он твердый, я мягкий. Он меня ударит – я потеку… Я не хочу быть лужей! Я человек! Я человек! Я человек!