Илья Щербинин - Старый Тогур. Повесть о соскользнувшем селе Страница 2

Свет становился все ближе, ближе, он рос, разгорался, задрожали ветки и расступились… Костя было вскочил, но тут увидел, что это был тот самый старик

– Этого еще не хватало, то корова, то теперь ты… Ты что здесь делаешь, а? – сурово спросил старик

– Я… Я корову ищу…– несвязно лопотал Костя.

– Тебя тоже все ищут.

– Я… Я…

– Да ладно ты, я так…, – сказал старик и улыбнулся,– пойдем.

Мальчик вцепился в рубаху старика и точно хвостик шел за ним, не отпуская ни на минуту. Долго плутали они по тропинкам, бесшумно ступая по земле. Наконец старик подвел Костю к озеру, зашел в воду и позвал к себе:

– Ну что же ты иди сюда,– приговаривал он,– ну смелей, давай, давай.

– Я здесь постою,– еле слышно шептал Костя.

– Ну что же ты, а? А вроде смелый,– покачал головой старик.

– Да смелый я,– чуть громче сказал мальчик,– смелый.

– Ну так иди же,– протянул старик к нему руки.

И Костя пошел. Вода теплая, как парное молоко, зашептала ему что-то неразборчиво, но потом успокоилась и благосклонно приняла в свои ласковые объятья. Он подошел к старику, тот сбрызнул его лицо водой и сказал:

– Запомни все, что сегодня произошло.

– Хорошо, запомню,– сказал мальчик.

Наконец они вышли на какую-то дорожку, вилявшую, точно змея огромной величины её проложила, и пошли на огонек вдалеке, светивший еле заметно сквозь ветки маленькой звездочкой. Огонек оказался фонарем, горевшим над крыльцом старого, полуразвалившегося дома, около этого самого крыльца смирно стояла Буренка.

Старик проводил их до окраины деревни и сказал Косте на прощанье только:

– Запомни хорошенько!

– Запомню, – еле слышно отозвался мальчик.

Костя прошел два шага и вспомнил, что не поблагодарил старика, повернулся, но того уже не было… И только утренний густой туман стелился по земле покрывалом.

Когда Костя вернулся домой, бабушка задала ему трепку и спросила, где это он был. На что мальчик поведал ей о ночных приключениях. Бабушка только удивилась, как старик нашел его в темноте на озерах.

– Не знаю,– сказал Костя,– а как старичка то этого зовут, ты случаем не знаешь?

– С Мартой-то который? Пал Палыч Алехин, по-моему. Ух, Костик, да кто ж тебя просил в эти озера лезть, да черт бы с ней с этой коровой. Гиблое это место, внучек, гиблое…

– Не гиблое, запретное,– сказал Костя и отвернулся к стенке.

В печке трещали поленья и засыпать под их треск было одно удовольствие…

– Помню… Помню…,– еле заметно губами шепчет Костя… И медленно, успокоенный лунным светом, погружается в глубокий сон. А ночная хозяйка направляется к следующему окну.

III

Эта история началась в одна тысяча девятьсот девяносто первом году. Только что пришедшие к власти демократы, желая показать всем в селе, что и они не лыком шиты и горазды, выполнять обещания, решили воплотить в жизнь один из проектов двенадцатилетней давности. На реке Кеть, которая омывает Тогур, чуть выше по теченью, между селом и устьем Анги, построить рыбозавод.

Первым делом надо было построить дорогу к месту будущего предприятия, но ее необходимо было проложить по озерам, где рыбачило население и жили древние легенды, и, чтобы избежать проблем, заместитель председателя сельсовета Владимир Петрович Волков решил замаскировать это строительством дамбы. Чтобы, мол, защитить Тогур от весеннего паводка. Они тихо оформили документы по строительству, договорились со строительной бригадой, только-только собрались приступать, как вдруг в селе нашлись те, кто всерьез забеспокоился за судьбу озер. Этим человеком оказался Матвей Митрохин, в это самое утро он пулей ворвался в кабинет Волкова:

– Ты Что! Ты Что!– кричал Матвей,– Ты с ума сошел! Ты знаешь, что этого делать нельзя!

– Чего нельзя,– невозмутимо спрашивал Владимир Петрович.

– Закапывать озера.

– И что будет? Рыбачить вы там все равно не рыбачите.

– В том-то и дело! А ты знаешь почему?– Матвей почти перешел на истерию,– Потому что они запретные, потому что там похоронены наши предки!

– Чушь, это легенды, на которые я не намерен обращать внимания. Предрассудки.

– Прошу тебя,– почти молил Матвей,– не делай этого, одумайся.

– Ну, во-первых, ты мне не указ, а во-вторых, уже поздно, поезд ушел, документы подписаны.

– Но мы же росли с тобой в одном дворе, я знаю тебя полвека. Почему, почему ты мне не веришь?

– А на чем основана твоя вера? На словах сумасшедшего старика, который умер, даже не додумавшись оставить приемника. Матвей, мы живем в конце двадцатого века. Сегодня природу надо усмирять во благо общества.

– Какого общества?

– Нашего демократического,– кричал уже Волков,– плотина нужнее и она будет построена. Все иди отсюда, у меня разболелась голова от твоих бредней, иди, иди,– и он выставил Матвея за дверь.

Матвей шел по улицам Тогура и психовал, он знал, что ничего не сможет сделать, но не мог не пойти, не сказать Петровичу, предупредить, а его, как собаку выставили за дверь. «Все, – сказал он сам себе, – больше этим не занимаюсь!» Если бы он знал, что демократическая стройка растянется почти на тринадцать лет и завод будет запущен лишь в 2004—м году и что после этого произойдет. Он бы попытался еще, и не раз. Но он не знал. Голова болела, он шел домой спать.

IV

Костя уже двенадцать лет не был в деревне. И вот по стечению обстоятельств был куплен билет и Костик примчался к бабушке в Тогур.

Стояло знойное лето, большая редкость для северной Сибири, и все вокруг жило лишь одной мечтой, мечтой о воде. Пыль на дорогах стояла столбом. И вот на одной из таких дорог из маленькой дребезжащей рейсовой «Газели» вышел Костя и… ошалел. Казалось, что за двенадцать лет мир перевернулся вверх ногами: везде, где когда-то были роскошные поляны, теперь росли кусты и деревья. С трудом отыскав среди них тропинку Костик пошел в деревню

Он знал, что вся деревня сейчас на реке, встречает коров, и, решив сделать бабушке сюрприз, Костя свернул к Анге.

С горы он наконец увидел то, что оставалось в его памяти с детства: зеленый гладкий, точно шелковый, луг, уходящий в даль, полоска серебрящейся в лучах солнца реки, берег усыпанный народом, за рекой сверкающий зеленью лес, и, надо всем этим праздником природы: солнце, медленно садившееся за деревья.

– Ну вот я и дома,– сказал Костик и побежал к реке

И он летел упоенный блаженством счастья созерцать все это великолепие, близкое его сердцу.

Еще на подходе к реке Костя понял, что коров еще не было, и потому быстро стал искать бабушку, попутно здороваясь со всеми подряд, но естественно, что мало кто мог его вспомнить. Наконец, поздоровавшись со всеми по третьему разу, он понял, что бабушки среди них нет.

«Видимо еще не пришла», – подумал Костя и присел на лодку…

Его неожиданно кто-то схватил за плечо так резко, что он аж вскочил и закричал. Это оказался старик. Он нисколько не изменился за двенадцать лет: все те же молодые глаза и странная улыбка.

– Здравствуйте, – сказал Костя.

– Помнишь? – спросил старик.

– Помню, – ответил Костя и обнял старика крепко. Тут его окликнули, он сказал старику: «Я сейчас!»,– и отошел.

– С кем это ты говорил,– спросил малый лет восемнадцати, Паша Митрохин

– Ну ты даешь! – удивился Костя, – с Пал Палычем.

– Не знаю я никакого Пал Палыча,– настаивал Паша.

– Дак ты ж всю жизнь здесь живешь, и что Пал Палыча не знаешь? – спросил Костя и повернулся в сторону старика, старика не было,– Но…, он же был…

– Да не было там никого,– настаивал Митрохин, и добавил,– а бабушку свою не жди, иди домой скорей, она сегодня тебя ждала, и потому корову не выгоняла.

Ошарашенный произошедшим, Костик пошел в деревню. Бабушка Антонина Васильевна сама вышла его встречать на улицу. За год, который они не виделись, после того как она гостила у них в городе, она сильно постарела. Что-то было особое в её старческих глазах, что-то вечное и верное.

– Ну здравствуй, внучек.

– Здравствуй, баба.

Бабушка повела его в дом:

– Вот здесь будешь спать, а здесь раскладывай свои вещи.

– Баб, я сейчас на реке был…,– начал было Костик.

– А что это ты там делал?

– Ну, думал, что ты за коровой пойдешь.

– А, ну конечно, понятно.

– Баб, а что стало с тем стариком, который меня с Буренкой с озер вывел?

– С пал Палычем – то?

– Да…

– Дак умер он двенадцать лет назад, как ты уехал, так он дней через девять и умер.

– Я видел его сегодня на реке,– сказал Костя.

– Да не может быть, померещилось.

– Не знаю, не знаю, может и померещилось, но как-то уж все было очень по настоящему, особенно его вечное «Помнишь».

– Да…,– только и смогла выговорить бабушка и пошла собирать внуку на стол поесть после долгой дороги.

Дни летели за днями, по-летнему беззаботно и весело, и к разговору о старике больше не возвращались. По-деревенски безмятежно просыпался он поутру, потягивался, и шлепая голыми ногами по деревянному полу подходил к холодильнику, доставал банку ледяного молока, надоенного бабушкой вчера, и пил пока не насытится. Вечером же когда жара начинала спадать и солнце уже не так пекло, как в полдень, а лишь щадящее дарило свои теплые лучики, с ордой деревенских мальчишек бегал он купаться на Ангу.