Михаил Кузмин - Комедия о Евдокии из Гелиополя, или Обращенная куртизанка Страница 2

Герман

(за сценой читает)

«Я – хлеб жизни. Приходящий ко Мне алкать не будет, верующий в Меня не будет жаждать никогда. Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, и Я воскрешу его в последний день. Истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную».

Евдокия

Слова ли это странствующего ритора, или сам мозг мой обольщает меня мечтами?

Герман

«…Если не будете есть плоти Сына человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни; ядущий Мою плоть, и пьющий Мою кровь, имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день».

Евдокия

Он из простых чудотворцев для толпы, проповедует кровавое суеверие, но может знать тайны, эликсиры…

Герман

«Когда же придет Сын человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы, и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов».

Евдокия

Я не могу… Не ответ ли судьбы это на мои мысли?… Я должна видеть этого человека. Манто! Манто!

Входит служанка.

Манто

Что прикажешь, госпожа? Тебя мучают виденья?

Евдокия

Кто гостит у Прохора-кожевника? Я должна видеть этого человека.

Манто

Кто же может у него быть? какой-нибудь простолюдин?

Евдокия

Я должна его видеть.

Герман

«И идут праведные в жизнь вечную, а грешники в тьму кромешную, где плач и скрежет зубов».

Ангел

О благодатных слов струи живые!О плен таинственный свободных уз.Легко ярмо твое для кроткой выи,И сладко тягостен любви союз!Едва коснулися слова крылатые —В пустыне алчущей забился ключ.Недавно блудная, грехом богатая,Уж приняла в себя небесный луч!Внимайте, братия, острите уши,Взирайте с трепетом на правый суд.Святых заранее ликуют души,Из рая лилии уж к ней несут.О благодатных слов струи живые!О плен таинственный свободных уз!Легко ярмо твое для кроткой выи,И сладко тягостен любви союз!

Картина третья

Улица; терраса дома Евдокии. Евдокия сидит на террасе. У правитель, служанка, священник. Евдокия в простом платье.

Евдокия

Я прошу тебя, читай список дальше, мы остановились на златотканых одеждах.

Управитель

Итак: златотканых одежд – 160 ларей, украшенных камнями – 150 ларей, шелковых – 275, простых – 123 больших ларя.

Евдокия

Это совершенно совпадает с моею записью, это правильно; читай дальше.

Управитель

2 ларя одежд с надписью: «Антиохия».

Евдокия

Это стоило бы сохранить. Ты помнишь, Манто, наш приезд в Антиохию?

Служанка

У нас сломалась ось, и мы должны были идти версты три пешком…

Евдокия

А была уже почти ночь…

Служанка

И благородный Калликрат предложил нам гостеприимство.

Евдокия

Это было превесело, очаровательно.

Священник

Вам, госпожа, не следует возвращаться мыслию к раз покинутым светским забавам.

Евдокия

Вы правы, мой отец, простите. Я думаю, что Господь Бог простит мое легкомыслие, как извиняют новичкам актерам неискусные жесты.

Священник

Милосердие Божие неисчерпаемо, но нужно быть тверже в раз выбранном пути.

Евдокия

Я тверда, отец мой, я тверда. Читай, прошу тебя, друг, дальше свой список.

Управитель

Я продолжаю, госпожа: ароматов – 20 ларцов, индийского мира, настоящего – 33 ларца, завес шелковых – 132 литра, завес златотканых – 70 литров.

Евдокия

Совершенно справедливо. Ты упомянул о землях и доме с садом?

Управитель

Еще в начале было указано.

Евдокия

Да, точно, я помню. Вы, отец, передадите этот список господину Феодоту, и мой человек выдаст Вам сполна по записи.

Священник

Бог, видящий сердца, Вас наградит, дочь моя.

Евдокия

Не будет ли неприлично, если я запечатаю письмо своим кольцом: там пылающее сердце и два целующиеся голубка?

Священник

Это можно объяснить и христианскими символами. Я думаю, господин Феодот не оскорбится на милые эмблемы.

Евдокия

Ты, Манто, скажи слугам, что я уехала надолго, в далекое путешествие. В уединении и тишине я буду готовиться к новой жизни.

Уходят.

Входит Филострат с музыкантами.

Филострат

Тише, друзья мои: здесь – ее жилище. Играйте настолько нежно, чтобы не оскорбить воздуха, которым она дышит, и настолько, однако, внятно, чтобы вывести ее из царства сновидений. Пусть ваши лютни, ваши скрипки будут, как столько же влюбленных голосов. Начинайте.

(Музыка.)

В урочный час стою я у дома,Молю – моленью внемли.Восстань от сна, любовью влекома,Как солнце для всей земли.

Гелиотроп свой лик обращаетЛишь к солнцу в любви своей.Что мне улыбка твоя обещает?Дождусь ли твоих лучей?Не может небо быть без светила.Смотри: угасла звезда.Пора настала, чтоб ты светилаСегодня, как и всегда.

Служанка

(из слухового окна)

Если, господин, Ваша музыка предназначена для благородной Евдокии, то не трудитесь и не тратьте денег понапрасну: наша хозяйка отсутствует.

Филострат

Евдокии нет, говоришь?

Служанка

Еще до свету она собралась в путь и выехала в сопровождении двух рабов.

Филострат

Надолго ли? куда? тебе известен ее путь?

Служанка

Это никому не известно, господин. Ее нет и не будет долго; вот все, что я могу Вам сказать.

Часть вторая

Ангел

Тринадцать месяцев прошло,Как Евдокия обратилась.Давно уж высохло русло,Где жизнь греховная катилась.В другую сторону влекутЕе желания благие:В святой обители приютСебе находит Евдокия.Есть дев обители; стоятРядком, одна другой напротив;Там скромных келий вьется ряд,К молитве слабых приохотив.Почтенный Герман вождь одной,Другой предводит Харитина;Зимой и летом, в стужу, в зной —Все та же мирная картина.Но Харитина умерла —Служанка смертного удела,И та, что грешницей была,В игуменьи берется смело.Но шумный город не похожНа тишину святой пустыни:Там суета, там грех, там ложьВсегда царили, как и ныне.Не отогнать любви тоски,Свежа недавняя утрата,И все на дальние пескиСтремятся мысли Филострата.О, ослепленье! о, позор!Пути спасенья уж возможны;А все стремит безумный взорК тому, что суетно и ложно.

Картина первая

Перед кельею Германа. Герман читает.

Герман

Солнце еще высоко; скоро надо будет идти на молитву, потом опять за работу. Как тихо, какая сладость во время отдыха братии питать себя словами священных книг, историями о подвигах мучеников, преподобных и блаженных пап!

Входит монах.

Монах

Господин Герман, тебя просит видеть какой-то юноша.

Герман

Кто такой? что за дело ко мне?

Монах

Я не знаю; он ничего не говорит, только просит доступа к Вам. И если бы я не был грешным, я бы подумал, что это ангел Господень, так он прекрасен.

Герман

Введи его: мы должны выслушивать всех, кто имеет нам сказать что-либо.

Монах возвращается, уйдя на время, с Филостратом.

Монах

Вот, авва Герман.

(Уходит.)

Филострат стоит у порога.

Герман

Вы желали меня видеть: вот, я готов Вас слушать. Без сомненья, Вас гнетет какое-нибудь горе, и Вы поступили разумно, обратившись к духовному утешению, – ибо где, как не у Бога, можно найти истинную радость и любовь? Я не знаю, отчего Вы избрали именно меня своим поверенным, но если Вы желаете совета, то я, как врач, должен сначала знать, в чем Ваша болезнь.

Филострат молчит.

Герман

Вы молчите, сын мой? Тяготят ли Вас проступки, которые мы называем грехами? Обременены ли Вы горем или томимы сомненьями? Откройтесь, чтоб я мог быть Вам полезен.

Филострат

Авва, монахом быть хочу!

Герман

Дитя, разными путями приходят к обители, но не все пути равно надежны. Бывает, что отвергнутая любовь, неудовлетворенное честолюбие влечет человека в пустыню; случается, что в монастыре стремятся скрыть опасность быть преследуему мирскими законами. Конечно, и примирение, покорность судьбе, и раскаянье могут быть прочными залогами, но Господу всего милее ясное стремление, добровольное горение к отшельнической жизни.

Филострат

Авва, монахом быть хочу.

Герман

Я не вправе сомневаться в Вашем желании, сын мой, но рассмотрите сами внимательно Вашу душу: не случайно ли это желание? не исчезнет ли оно, как только устранятся обстоятельства, его породившие?