Эльфрида Елинек - Гора мертвецов Страница 2

Тотенауберг (Будьте здоровы!)

На экране горнолыжники в разноцветных костюмах зигзагами катаются по склону горы. Пожилой мужчина сидит на полу и обматывает свое тело бесконечным эластичным бинтом. Появляется молодая женщина в летнем платье, этакая румяная официантка, у нее на руках младенец-кукла. К тому же, она кормит его детским питанием, роняя его с ложки на лицо ребенка, до тех пор, пока перед ней не оказывается неаппетитная жижа, капающая с нее и куклы на пол.

Молодая женщина

(нагибается и слизывает языком немного стекающего пюре):

Я здорова. Воспоминание посреди леса. Я — уверенное в себе существо! Только тот, кто далеко видит, в состоянии сделать ребенка. Но нынешнее поколение чувствует на языке разве что вкус позавчерашнего и обоняет только послезавтрашнее. Но я стремлюсь не только к собственному Я, но и к своей цельности. Я — целостна. Я — целиком Я. Я рассудительно опорожняюсь в траву и сразу же снова насыщаюсь. Передо мной лес не обнажает своих пустот, потому что их я тоже заполняю собой и себе подобными. Природа в нашем распоряжении, и теперь мы хотим обставить ее в лучшем виде. Путешествие, которое уже с самого начала завершено. Я пользуюсь привилегией рода рассудительно спариваться. Ничего не оставлено на волю случая. Только желанные дети и их старшие братья, деревья! Нужно быть не топором, а деревом! Я планирую развить себя и своего ребенка до высшей точки, чтобы обращаться с миром рассудительнее, чем стрелка с часами. Так, пойдем дальше, я на дружеской ноге с земным миром! Мой потомок должен делать все так же хорошо, как я! Лучше! Что было, того больше нет. Воспоминания я вырываю из своего тела, потому что я вся сегодня, я уже скрыта в прошлом и отдана в долг будущему. Я всегда есть, я всегда обеспечена товарами. Теперь я не буду цитировать Гёльдерлина, по меньшей мере, ближайшие лет пять. У Природы есть основания бояться нас, мы же ее не боимся. Мы понимаем ее, погружаем ее в наши неудобренные, неорошенные тела! Мы соответствуем тому, что мы говорим! Животное не разговаривает, но оно соответствует нам. Вообще-то, всем, кому дана речь, дано и знание о своей смерти. Разве я не права? С землей мы потеряли бы почву, на которой стоим. Я никогда не мечтаю тайно, я говорю открыто: Я не позволяю себе пренебрегать своим собственным Я. Этот ребенок рожден не из прихоти, он — то, чем я живу. Этот ребенок был запланирован, я тщательно выбирала отца для него, это, наверное, самое меньшее, что я для него сделала. Ответственность перед Природой! Только полноценные женщины могут что-то подарить миру. Я в хорошем настроении, я хороших кровей! Ценность наших личностей постоянно растет, мы расчищаем наше пространство! Мы славно себя чувствуем! Тогда наша сущность говорит в окружающую тишину на своем языке, что стоит ей величайших усилий. Но оно того стоит! Я кое-чего хочу от будущего, однако я уже не боюсь вступить и во владение настоящим. Пока у моего ребенка все в порядке, ему можно жить. Подождите только, пока он повиснет на лямке своего портфеля и каждому предоставит возможность заглянуть в себя! Фирмы уже делают на него заказы, все движется само собой. Пока дитя мечтает о будущем, ему можно быть здесь и сейчас. Оно может снова проснуться, быть громче любых событий, заполнять мою жизнь. Так, в конце концов, исполняются наши надежды. Дитя имеет полное право требовать от меня пропитания, я отдала бы ему еще и самое сокровенное — мой подвижный язык. Он так звучен, что любое пространство знает — я иду — и освобождает само себя. Этого ребенка я искусно сделала для крепости спорта, для твердыни погоды. Он может подняться, словно легкий ветерок, и стать сильнее. Он здоров. Я — его. Я — его Я. Ему можно стоять вплотную ко мне, как к стене и, напиваясь языком из цветных бутылок, весело набираться опыта. Этот ребенок всегда сможет сказать, почему мир принадлежит ему и как он должен быть перекроен по его плану. Он пожелает стать клиентом, покупающим только доброкачественный товар. Я основательно обдумала свое отношение к нему. Под этой крышей есть место только для тех, кто хочет продаваться за полную цену! Оставаться здоровым! Этим мы обязаны миру, чтобы он не остался в долгу перед нами. Я хочу, чтобы этот ребенок был мной. Это называется любовь? Я хочу, чтобы этот ребенок был мной! Мир может думать, что покончил с нами, но это лишь означает, что мы готовы! Если убить улитку или новорожденного младенца щепоткой морфия, то этим не перечеркнуть их желаний. Ведь у этих животных нет желаний. Если бы этот ребенок был больным, несформировавшейся личностью, ничего не знающей о себе, то он тоже больше не нуждался бы в утешении. Он же ничего не понял бы. Эти новорожденные инвалиды пытаются найти свое Я, хотя бы позаимствовать его. Оно не может ни удивиться себе, ни испугаться себя. Они просто стоят возле дороги. Форма, не приспособленная к жизни и жизнью не так уж желанная. К счастью, они стали рождаться реже. Медицина мне очень нравится. Если бы у моего ребенка не было желания однажды застыть перед кинорекламой, с едой в руках, с криво намотанными на ноги спортивными бинтами, без интереса к человечеству, я бы уже давно его перечеркнула. Я же купила его в себе. Здоровье — это его и мое право. Я же не случайна! Я не просто так запихиваю грубую, веселую пищу в это чужое существо, что неистово бьется о мою опору! Подмывает ее. Да! Я бы убила его! Ведь это существо не извлекло бы пользы из своего благородного происхождения, то есть из меня! Оно не было бы священным, потому что, несмотря на мою огромную любовь к нему, я не смогла бы узнать в нем свое собственное Я. Только в этом скрывается благословение. Как я! Точно, как я! Он разговаривает с будущим точно так же, как я. Ваше здоровье! Будь по-другому, я не дала бы ему ни гроша за его верность. Если бы ему не было комфортно дома у себя и у моего честолюбивого сознания, в том смысле, что он захотел бы оказаться как можно скорее где-то в другом месте, например, улететь на самолете, я оборвала бы его путь еще до того, как он бы начал бегать по спортивной площадке и петь национальные гимны. Так как он был бы слишком занят своим Не-Бытием. Это ничего не принесет. Ведь он даже не распознал бы эмблему значимости на своем спортивном костюме! В этом не было бы никакого смысла. Он не узнавал бы и дорожные знаки, мелькающие на табло. Он не смог бы прочитать их, вывески остающихся, невыросших вещей — они селятся в человеке, как в гостинице, и растут в нем дольше, чем он сам. Товар поддерживает порядок на земном шаре. У меня было на это право, потому что я здорова! Я требую здоровья и для ребенка. Я хочу подчинить его порядку. Каждый сегодняшний плодовосочный идиот имеет право слышать разумный язык! Ребенок должен учиться понимать меня уже в своих околоплодных водах! Был бы он тупой, это было бы другое дело. Теперь в дремучем лесу моей сущности появляется любовь. Она просыпается, как Природа.

Типичный профессиональный спортсмен

(входит и говорит, сквозь телевизионный экран):

В случае убийства человека ущемление его интересов, конечно, налицо. Но совсем другое дело, если я, например, путешествую по засушливой местности, останавливаюсь, чтобы утолить жажду, и вынужден констатировать, что в моей фляжке дыра. В этом случае, я испытываю желание, которое я не могу исполнить, и чувствую фрустрацию и дискомфорт, поскольку неудовлетворенное желание сохраняется. Напротив, если меня убьют, то мои желания после смерти не сохранятся в будущем, и я не буду страдать от того, что они не исполнятся.

(Прим.: Благодарю за этику Петера Зингера![3])

Спортсмен уходит. Ставит экран на место.

Молодая женщина

(продолжает кормить ребенка, а на экране теперь прыгают лыжники-экстремалы, их трюки становятся все сложнее и зрелищнее):

Без путешествий нет жизни! Нет. Этот ребенок спокоен и уверен в себе, настолько уверен, что он, если бы только захотел, смог бы переплыть океан по волнам, которые я бессмысленно гоню. Он в любой момент может стать хозяином чужой страны. К порядку, как и к чужбине, нужно приспособиться, потом выступить вперед, ответить свой урок, получить отметку и спеть победную песню. Иначе человек будет наказан! Только это — жизнь! Переживание! Досужее приключение! У него есть желание. Никогда боязливо не озираться! Мы — Самые Интересные. Время от времени мы что-нибудь упускаем. Никто не посмотрит на нас за это холодным взглядом. Этот ребенок принадлежит мне. Я хочу услышать мое собственное существо! Оно кричит. Я могу упаковать его и взять с собой — вонючую мягкую сосиску для моей булочки. Отлично! Усердию, с которым я заворачиваю его в себя, дивятся остальные туристы. Я вознесла сама себя до простоты, до кажущейся простоты — до спокойного блеска, с которым мы оба становимся важными. Этот ребенок однажды захочет уйти из моей жизни. Я могу предложить ему послеполуденное солнце и теплый дольный ветер, но все же — это дойдет до чужих ушей! И это хорошо. Не было бы у него себя, он весь был бы МОЙ. Я ловлю его и увеличиваю его счастье. Таким маленьким ребенок еще не уйдет из моего жилища! Я уже стою перед дверью и преданно сопровождаю его, я преграждаю ему дорогу. Скатерть уже постелена, сейчас появится и столовый прибор, с помощью которого ребенок сможет поглощать свою жизнь из жестяных банок и пенополистирола, под воинственное бряцание гербов, товарных знаков. Я здесь, я хотела бы быть рядом с ним каждое мгновенье, но — на днях я наконец-то приобрела себе новую мебель! — оставаться с собой. Только бы он не убежал от меня до того, как я исполню в отношении него свои служебные обязанности! Точно! Только бы он сохранил для кассы свой чек на все, что перед ним. Иначе я развернусь за его спиной и, задрав юбку выше колен, дам такого пинка, что он вылетит из своего существования. Это дитя должно держать наготове свой входной билет для мест, где хранятся святыни: священное лыжное снаряжение, священное снаряжение для серфинга, священное снаряжение для сафари, священное снаряжение для опыта. Оно должно научиться защищаться на своей территории, потому что я могу убить любую личность, которую я сделала сама! Эта личность даже не поняла бы еще, что ей нужно знать о себе. Это просто полный стеллаж, захватывающий спуск на лыжах, бессознательно расплывающаяся белизна на страстном влечении к большему! Больше! Так же бессознательно, как зима покрывает все вокруг. Я — пастушка своего ребенка, я его мегаслужанка. Но вместе с тем, я вырастаю с ним до величия. Может быть, не нужно было дарить его мне? Теперь я добавляю его к себе. Довольствуюсь наибольшим, что есть, тем, что виляет по склонам, дует в руки, и смотришь, появляются знаки собственности — печать дискотеки, где могут арестовывать людей. Или билет на лифт, жалкий сверток на нашей груди. В желе. Пейзаж отражается в этом фантике-билетике, дающем нам право входа. Так же, как ночное небо — это, в общем-то, ничто. Только отражаясь в воде, ночь становится осязаемой. Я добавляю к себе этого ребенка. Я дополняю себя им. С ним я становлюсь больше. Все реальное теперь помещено в эту морозильную камеру и одновременно — хорошо описано снаружи на ее крышке. Только в том, что на ней изображено, проявляется его и наше настоящее лицо: маленькая цветная картинка, на которой человек в отличной форме видит, что поднимается внутри — нечто ужасное, без четких очертаний, во мгле, и это напрочь сносит ему крышу.