Жюль Ромэн - Женитьба Ле Труадека Страница 2

Мируэт. Простите, Софи. Вы обо мне доложили?

Софи. Я хотела о вас доложить, но маникюрша вошла вслед за вами. Я доложила о маникюрше.

Мируэт, у которого вырывается невольное движение. Чрезвычайно резонно. Но я должен вам объяснить. У меня есть к мсье Ле Труадеку исключительно спешное сообщение. Будьте добры, скажите это профессору и подчеркните при этом, что мое обращение к нему носит характер такой общественной важности и даже государственной неотложности, — вы слышите? — что я полагал бы возможным попросить маникюршу подождать.

Софи. О, тогда она больше никогда не вернется.

Мируэт. Передайте, как я сказал: «общественной важности и государственной неотложности». Я имею обыкновение взвешивать свои слова.

Те же, кроме Софи.

Мируэт. Послушайте, мой дорогой друг. То, что вы мне сообщили, сенсационно, и вы еще не все рассказали. К сожалению, я не могу этого использовать для «Разведчика». Но было бы преступлением оставить это втуне. Сходите сегодня же от моего имени на улицу Монмартр, дом 30, в редакцию «Скандального Парижа». Спросите мсье Куэриби. И болтайте, не стесняйтесь. Вас никто не назовет, не бойтесь. Мы, знаете, платим. В ваши годы приятно иметь немного карманных денег. Я сам был студентом.

Те же, Софи.

Софи. Господин профессор просит сказать, что он сейчас выйдет. С маникюршей было уже поздно. Она уже начала одну руку.

Мируэт. Хорошо, хорошо, благодарю вас. К тому же я в восторге, что имею случай побеседовать с вами. Не уходите, Софи. Я смотрю на вас, как на представителя бесконечно интересной социальной категории. Какую газету вы читаете?

Софи. Когда как. Обыкновенно вечернюю, когда господин профессор прочтет.

Мируэт. Я не спрашиваю вашего мнения о «Разведчике», но я не удивлюсь, если вы ему сочувствуете. Что бы вы сказали об отделе, посвященном домашней прислуге? Скажем, еженедельном? (Софи, по-видимому, удивлена). О, я не прошу, чтобы вы его вели. У вас столько дела здесь. Я кого-нибудь найду. Нет, я вам говорю о принципе.

Софи. Право, не знаю.

Мируэт. Сейчас возникает столько волнующих вопросов. Вы, конечно, обратили внимание на то, с какой сдержанностью отнесся «Разведчик» к кризису домашней прислуги? Каково ваше личное отношение к вопросу о цветных горничных?

Софи. О цветных горничных?

Мируэт. Да, об антильянках, сиамках, аннамитках, негритянках… Скажите ваше мнение откровенно. Будьте спокойны, я им не злоупотреблю. Ваше имя не будет названо.

Софи. Вы хотите говорить о негритянках?

Мируэт. Да, в числе других.

Софи. Это женщины, которые сильно пахнут.

Мируэт. Скажите! (Студенту). Вам бы пришла такая мысль? А? Действительно, это серьезное возражение, если подумать, особенно для прислуживания за столом и в жаркую погоду.

Студент. По-вашему, они так сильно пахнут?

Мируэт. Хм, пока не доказано обратное. Но, мой дорогой друг, в ваших глазах я читаю возражение. Скажите.

Студент. О, ничего! Я знаю одну негритянку в этих краях, которая совсем не так уж пахнет.

Мируэт, мечтательно. Возможно. (Задумывается). Имейте в виду, что я не беру на себя ответственности за мнение Софи. Не то, чтобы среди читателей «Разведчика» было много негритянок или негров, насколько мне известно. Но я стою за научную истину, а наука означает осторожность. Газета не может необдуманным заявлением восстанавливать против себя совокупность племен, покрывающую значительную часть земного шара. Не бойтесь.

Те же, кроме Софи, Ле Труадек.

Ле Труадек. Дорогой редактор!

Софи удаляется.

Мируэт. Дорогой профессор!

Ле Труадек. Если позволите, то, чтобы не слишком задерживать этого юношу, я займусь им одну минуту. (Студенту). У вас ведь со мной не такой уже длинный разговор?

Студент. Я насчет сочинения.

Ле Труадек. Да, пожалуйста… Я вас слушаю.

Студент. Могу я оставить такое заглавие?

Ле Труадек. Какое заглавие, мой друг?

Студент. То, о котором я вам писал третьего дня.

Ле Труадек. Ну, разумеется.

Студент. Я думал, что первое слово может вам не понравиться.

Ле Труадек. О, не то, чтобы я был от него в восторге.

Студент. Чем бы его заменить?

Ле Труадек. Поищите, поищите!

Студент. А что вы скажете о моей накладной диаграмме?

Ле Труадек. О вашей… Это да, это отлично. Это стоит того, чего стоит. Но ваша заслуга в том, что вы сами это придумали.

Студент. О, я это взял у Хейгельшика. Но как раз вчера я узнал, что какой-то тип из Турина камня на камне не оставил от Хейгельшика.

Ле Труадек. Из Турина? Туринской школы? Это ни два, ни полтора. Турин — это уже юг.

Студент. Итак?

Ле Труадек. Итак, работайте, работайте. Стойте твердо на ваших точках зрения. Не обращайте внимания на трусов и дураков. Я вас поддержу.

Студент уходит.

Мируэт, Ле Труадек.

Ле Труадек. Все это славные юноши. Но им не хватает порыва, идеализма.

Мируэт. Вы, наверное, для них кумир?

Ле Труадек. Они меня уважают. Так ли они меня любят, как это можно думать? Это суховатое поколение. Я как раз собираюсь посвятить первую статью в той серии, о которой вы меня просите, умонастроению нового поколения. Что вы об этом скажете?

Мируэт, неопределенно. Да.

Ле Труадек. Может быть, вы предпочитаете, чтобы я начал с… с чего-нибудь другого?

Мируэт. Нет.

Ле Труадек, помолчав. Заметьте, что для меня это немалый труд. Я и без того настолько поглощен своими научными работами. (Пауза). И даже, если вы не очень настаиваете, я бы охотно отказался от этой серии статей.

Мируэт. Я как раз хотел с вами об этом поговорить. По-видимому, этот проект отпадает.

Ле Труадек. Ах, так? Отлично, отлично.

Мируэт. Нам сейчас нужно не это.

Ле Труадек. Что же, отлично. У вас было мое обещание, у меня — ваше. Но это не важно. (Пауза). Я потратил немало времени на составление плана этих статей (пауза) и даже написал вчерне первые две. Но нечего делать, нечего делать!

Мируэт. Мы имеем на вас, дорогой профессор, гораздо более смелые виды.

Ле Труадек. Ах, вы говорите?.. Вилы… Ах, гораздо более… Ах, так, так.

Мируэт. Я вас умоляю, дорогой профессор: когда вы меня выслушаете, не отказывайтесь сразу. Оставьте себе время подумать, и, может быть, через сутки все это покажется вам не таким безрассудным, как на первый взгляд.

Ле Труадек. Само собой, но я вас прошу…

Мируэт. Никаких предисловий. Я иду напролом. Вам, должно быть, известно, хотя бы уже по статьям в «Разведчике», какое широкое внимание уделяется в настоящее время мысли, которая своим возникновением отчасти обязана мне: мысли об объединении честных людей в партию. Каково? Партия Честных Людей? Вы чувствуете магию этой формулы?

Ле Труадек. Как не чувствовать?

Мируэт. А чувствуете вы, каким чудовищным рычагом становится такая мысль, когда приближаются выборы?

Ле Труадек. Чувствую.

Мируэт. Может ли честный человек отказаться идти с нами?

Ле Труадек. Не может.

Мируэт. Человек, который отказывается идти с нами, не признает ли тем самым, что его стесняет эпитет Честного Человека?

Ле Труадек. Очевидно, признает.

Мируэт. Человек, которого стесняет эпитет Честного Человека, — это человек, который чувствует, что в нем в той или иной степени сидит плут и мошенник?

Ле Труадек. Ясное дело.

Мируэт. Другими словами, единственные люди, которые откажутся идти с нами, — это плуты и мошенники.

Ле Труадек. К сожалению, с этим нельзя не согласиться.

Мируэт. Хорошо. Вчера вечером у баронессы Жантиль-Дюран состоялось решающее собрание. Вопрос ставился так: Честные Люди — это хорошо. Партия Честных Людей — это лучше. Но партия предполагает организацию, комитет, вождя. Организация? Над ней я работаю вот уже полгода. Комитет? Он будет образован завтра, если нужно. Вождь…