Коллектив авторов - Альманах «Литературная Республика» №2/2013 Страница 2

Слышите слог, который не спутаешь ни с каким другим?

Я бы не приводил для примера это стихотворение, если бы не знал наверняка, что Юрий Кузнецов как истинный мастер гордился своими переводами. Было чем. Но при этом не терял чувство юмора. А так как на титуле стояло: «Перевод с бурятского Владимира Бояринова и Юрия Кузнецова» – целый вечер после выхода книги подначивал в застолье: «Так чьи переводы лучше?»

А застолье состоялось благодаря моему с Кузнецовым пари.

Книга вышла в день зарплаты. Бухгалтерия была готова выписать нам гонорар. Но еще не пришла справка из Книжной палаты, в которой указывалось, какое по счету издание на русском языке имеет то или иное стихотворение. А так как «Сияние в Саянах» было новинкой, то и предоставление этой справки было несложным делом для палаты.

Я договорился с бухгалтерами «Современника» о том, что к вечеру принесу этот желанный документ, а они выдадут гонорар. После чего объявил Юрию Поликарповичу:

– Вечером обмоем наше «Сияние».

– А что, – удивился Кузнецов, – справка пришла?

– Сама сегодня уже не придет, но я ее добуду!

– Слабо! – сказал Кузнецов. И мы ударили по рукам.

Я позвонил в Книжную палату заведующей Конюшовой. Рассказал ей выдуманную на ходу историю о том, что бурятский автор Лопсон Тапхаев сейчас находится в Москве, но завтра улетает в Прагу, а так как у него есть шанс получить в издательстве «Современник» гонорар, то не могли бы Вы выдать справку сегодня.

И пусть нас разделяло расстояние от м. «Молодежное» до м. «Библиотека Ленина», но я увидел, как на другом конце провода заведующая Конюшова широко улыбнулась моей хитрости, а въяве сказала:

– Так пусть Лопсон Тапхаев и придет за справкой сам.

Но меня уже трудно было остановить.

Дядя моей жены по имени Ахмет имел вполне восточный вид, а при галстуке и в шляпе выглядел убедительно и солидно.

Когда мы с Ахметом вошли в огромный зал Книжной палаты, где за тесными столиками сидело не меньше трех десятков женщин, работающих над пресловутыми справками, и где, словно классный руководитель, за столом пошире угадывалась наша заведующая, мы наперебой заговорили с родственником на таком замысловатом языке и так громко, что заведующая Конюшова без проволочки выдала Лопсону-Ахмету желанную справку. Суть моего плана была проста. Я с детства знал наизусть несколько стихотворений на казахском языке, а Ахмета не надо было учить татарскому. Вот мы и разыграли нехитрую сценку.

Ахмет поблагодарил Конюшову на своем родном языке. А я, размахивая руками и как бы объясняя существо происходящего своему спутнику, прочел очередное стихотворение на языке бескрайних степей, выученное еще в семипалатинской средней школе. Собственно, в этом и заключался секрет нашего «толмачества», где бурятским языком даже не пахло.

Справку я принес сначала Кузнецову – в знак того, что пари выиграно. Потом отдал в бухгалтерию. И мы получили гонорар.

А еще через полгода Лопсон Тапхаев за книгу «Сияние в Саянах» получил премию Ленинского комсомола. Но и это еще не все. Наш поход в Книжную палату обрел черты легенды, и татарская родня переименовала дядьку Ахмета в Лопсона и под этим благословенным вторым именем он счастливо прожил до старости.

Не дозрел

Кому-то Кузнецов казался слишком мрачным, кому-то – замкнутым. Когда я начал его понимать, стало очевидным – не только в минуты некой отрешенности, но всегда и везде его не покидала неотвязная и неведомая сосредоточенность. «Простим угрюмость…»

То ли на 23 февраля, то ли на 9 мая наша редакция выпустила серьезную стенгазету. И передовица в ней была серьезная, и стихотворение Юрия Кузнецова тоже:

Бывает у русского в жизниТакая минута, когдаРаздумье его об отчизнеСияет в душе, как звезда…

Такой оборот показался мне декларативным и прямолинейным. Стоя в тесном коридорчике, который одновременно служил для нас курилкой, я решил с «выражением» прочесть эти строки в присутствии других сотрудников. Прочесть так, чтобы они увидели: и на старуху бывает проруха. Я вошел в раж и не заметил, как за моей спиной вырос Кузнецов. Он положил руку на мое плечо и с сожалением произнес:

– Не дозрел!

Но уже через час мы вместе обедали в столовой.

Он не был угрюмым, потому что не помнил и не держал зла.

Песня Бога

В Литературном институте состоялся вечер памяти Юрия Кузнецова. Там же была попытка презентации книги Кузнецова «Крестный путь», которая по какому-то фантастическому недомыслию издателей вышла под названием «Крестный ход». Ошибку они осознали в тот момент, когда весь тираж был уже отпечатан. Поэтому в ходе вечера выступающие несколько раз запинались об этот казус, и когда очередь дошла до выступления редактора, его в зале уже не было. Но вечер получился чинный.

Батима подарила каждому по книжке и диску с записью стихов и песен на стихи Юрия Кузнецова.

Придя домой, я поставил диск на прослушивание. Ко мне присоседился шестилетний внук Артем, и когда очередь дошла до «Колыбельной», отнюдь не оцерковленный мальчик вдруг сказал: «Это любимая песня Бога».

Поэзия

01

Алексеева Анастасия, Москва

Твой жребий

Мы ищем смысла в этой жизни,Стремительный водоворотОт колыбели и до тризныБез остановки нас несет.Мы верим, любим, знаем, плачем,Святой надеждою живем.С подругой ветреной, удачейИдем по жизни мы вдвоем.Жизнь всех ломает, проверяяНа прочность каждого из нас,И все мы ходим тут по краю,Сорваться можем хоть сейчас.Во что я верю? Верю в Бога.И эта вера мне даетИ смысл, и силы на дорогу,Что за собой ведет вперед.И мне не страшно обернутьсяИ с прошлым встретиться опять,Воспоминания очнутся,Но время не вернется вспять.Что ищем мы по этой жизни?У каждого ответ есть свой.Итог подводится на тризне.Творить судьбу – вот жребий твой!

02

Алёшин Сергей, Москва

* * *

Скользит луч света меж иконами,Под сводами коснулся росписей,Вошел проемами оконнымиИ осветил жилище Господа.

Повсюду свечи, запах ладана,Спасенья ищем мы и истины.На сердце заживают ссадины,Готовы к исповеди искренней.

Мы нашей молимся Заступнице,Ждем чудо от святых подвижников,Что их усердием искупятсяСтрадания и боль униженных.

Надежды чаша не осушится,Взойдут, зазеленеют саженцы,И вещая душа-послушницаСвой крестный путь пройти отважится.

Незримо дни вращает мельницаОт Пасхи к Рождеству и Сретенью,Мы верим, среди нас поселятсяИ доброта, и милосердие.

И чувствуем своими душами,Что мы в пути найдем пристанище,И общая судьба грядущаяПридет, продлится и останется.

* * *

Ночь, звезды вновь на небосклоне,Покойно, тихо на земле,И ранний месяц заостренныйМеж звезд плывет на корабле.

И насладится невозможно,Ни слушай сколько, ни смотри!Мне кажется, что придорожныйСад что-то затаил внутри.

Что там, разгадывать не надо.Окутала собою даль,Скрывает от чужого взглядаНочь тайную свою печаль.

Но словно вижу я воочьюТо, что теряю в свете дня,Надежды полон темной ночьюИ веры в вечность бытия.

* * *

В мире тишина. Закат погас.Россыпи на небе тысяч глаз.Звезды смотрят, ожидая дня,Как глаза покинувших меня.

* * *

Все, что ни есть: зеленый лес,Торжественные звуки мессСквозь шелуху и пыль словес,Что нам нашептывает бес,Откроют тайный мир чудес.И мы себе наперерез,Отдернув темноту завес,Увидим вечный свет небес.

* * *

И диск луны, и звездный мост,Все было в мире до меня,И я случайный странный гостьБьюсь над разгадкой бытия.

Не все ли было мне равно,Когда дано немного лет,В какой цепи мое звено,Куда мой путь, и где мой след.

Но столько встретил я чудес,Что ветра чистая струяНа сердце сделала надрез,Задав загадку бытия.

И чувствуя ее в себе,И каждой клеткой ощутив,Я обретаю смысл в судьбе,Пред высшей тайною застыв.

Инаугурация

Когда страданиями чашаПереполнялась в годы бед,Взывали, что спасенье нашеВ царе, – народ молчал в ответ.

Не зря чрез многие мытарстваПрошли правители след в след,Венчаясь, претендент на царствоСтоит один – народа нет.

* * *

Настолько счастлив человек,Насколько слеп, что он несчастен,Талантом будет слыть свой век,Пока не скажет слова мастер.

Он издает победный клич,Не понимая поражений,И в край, куда погонит бич,Пойдет с улыбкою блаженной.

Какая ночь зимой!