Александр Амфитеатров - Отравленная совесть (пьеса) Страница 2

Людмила Александровна. Пожалуйста.

Голосъ Мити, поющаго куплеты изъ «Карменъ».

Олимпіада Алексѣевна. Что же ты?

Синевъ. Юношество грядетъ, учащаяся молодежь. При ней не дерзаю.

Митя входить бойко и весело, но, увидавъ Олимпіаду Алексѣевну, конфузится.

Митя. Здравствуй, мама.

Робко кланяется Олимпіаде Алексѣевнѣ.

Людмила Александровна. Здравствуй. Отчего такъ рано?

Митя. Физика не пришла. Распустили послѣ большой перемѣны.

Олимпіада Алексѣевна. Какой Митя y тебя хорошенькій становится, Мила.

Синевъ. А вамъ нельзя не замѣтить? О, неисправимая тетушка! (Митѣ). И ты тоже хорошъ! Такая, можно сказать, неподражаемая со всѣхъ сторонъ дама тебя хвалить, а ты краснѣешь, конфузишься… Стыдись! «Мужчина долженъ быть свирѣпъ», говоритъ испанская пословица.

Людмила Александровна. Оставьте Митю в покоѣ.

Синевъ. Уму-разуму учу: я буду тлѣть, а онъ цвѣсти. Ты, Митя, не стѣсняйся: тетушка тебѣ слово, а ты ей – двадцать; она тебѣ: ахъ! хорошенькій! – а ты ей: смотрите и страдайте.

Людмила Александровна. Какіе вы оба с Олимпіадою несносные пустословы!.. Липа! пойдемъ ко мнѣ… Я покажу тебѣ новые мои туалеты: это по твоей части.

Олимпіада Алексѣевна. Еще бы не по моей! Не иду – лечу! (проходя мимо Мити). А ты все дичишься меня, волчекъ?

Синевъ. В самомъ дѣлѣ, Митька, зачѣмъ ты глядишь на тетушку такимъ сконфуженнымъ быкомъ?

Митя. Ну ее!..

Синевъ. Глупо. Подобныхъ дамъ юноша твоего возраста долженъ цѣнить на вѣсъ золота. День для нихъ прошелъ, вечеръ не наступилъ, а развлеченія сердце дамское требуетъ.

Митя. Не люблю я ее… Говоритъ она какъ-то эдакъ… какъ будто и ничего особеннаго, а покраснѣешь отъ ея разговора… Смотритъ, ухмыляется…

Синевъ. Увы, мой другъ! Отъ своей судьбы не уйдешь. И думается мнѣ, что никто другая, какъ блистательная Олимпіада, и есть твоя судьба. Вашъ братъ, молокососъ, самой природой приспособленъ для сихъ сорокалѣтнихъ пожирательницъ мужчинъ.

Митя. Вѣришь ли, какъ не люблю ее, какъ она мнѣ надоѣла: даже по ночамъ сниться стала.

Синевъ. Даже по ночамъ сниться? Finitа lа comediа: сдавайся на капитуляцію, – и да будетъ надъ тобою благословеніе твоего добраго, стараго дяди. Затѣмъ прощай… Къ обѣду я вернусь, а до тѣхъ поръ мнѣ предстоитъ привести въ совѣсть и чувство одного неблаговоспитаннаго конокрада.

Верховскій и Ревизановъ входятъ.

Верховскій. Пожалуйте сюда, милости просимъ, батюшка Андрей Яковлевичъ. Вотъ гость, такъ гость! Прямо скажу: не жданный, но радостный… Гдѣ Людмила?… А! Митяй! Здравствуй! И ты тутъ, Петенька?… Андрей Яковлевичъ! Вамъ, чай, и не узнать этого молодца?

Ревизановъ. Петръ Дмитріевичъ Синевъ, – не правда ли? Я помню васъ еще мальчикомъ въ курточкѣ. Я памятливъ на лица и имена.

Синевъ. Качество королей.

Верховскій. Служитъ, батюшка Андрей Яковлевичъ, судебный слѣдователь и на отличнѣйшей дорогѣ, Станислава имѣетъ… Анну. Аль Анны-то y тебя, Петя, нѣту?

Синевъ. Hѣту, Степанъ Ильичъ, поторопились. Нѣту.

Верховскій. Hѣтъ такъ будетъ, непремѣнно будетъ, ты не горюй!

Синевъ. С чего мнѣ?! помилуйте!

Верховскій (подводить Митю). А это мой. Видите: весь в мать. Со мною точно на смѣхъ – ни черточки схожей, а мой баловень. Да что же это, Людмила? гдѣ она? Людмила Александровна! Людмила Александровна!

Людмила Александровна и Олимпіада Алексѣевна входятъ.

Ревизановъ кланяется. Людмила Александровна…

Она отвѣчаетъ ему очень холодно.

Ревизановъ. Кого я вижу? Вы ли это, Олимпіада Алексѣевна?

Олимпіада Алексѣевна. Развѣ я такъ перемѣнилась?

Ревизановъ. О, да! – но к лучшему.

Олимпіада Алексѣевна. Какъ и вы. Вы всегда смотрѣли такимъ… джентльменомъ, а теперь стали точно принцъ Уэльскій.

Синевъ. Вошла въ колею… А конокрадъ-то мой дожидается. Сбѣжать подъ шумокъ… (берется за шляпу).

Олимпіада Алексѣевна. Петя, ты на службу?

Синевъ. Да, тетушка, время.

Олимпіада Алексѣевна. Я подвезу тебя: я на своихъ лошадяхъ… Надѣюсь, Андрей Яковлевичъ, что, навѣстивъ одну старую знакомую, вы и другой не забудете, посѣтите меня?

Ревизановъ. Мнѣ остается только просить извиненія, что я раньше не былъ y васъ.

Олимпіада Алексѣевна. Смотрите же, я буду ждать. До свиданія, Мила, до свиданія, Степанъ Ильичъ. Руку, Петя.

Уходятъ, въ сопровожденіи Мити.

Верховскій. Присаживайтесь, Андрей Яковлевичъ… Такъ-то, такъ-то, батюшка. Сколько лѣтъ, сколько зимъ не видались! что воды утекло!

Ревизановъ. Да, перемѣнъ не сосчитать. И въ людяхъ, и въ обстоятельствахъ.

Верховскій. Взять хоть бы васъ, дорогой: куда широко шагнули. Тузъ изъ тузовъ, рукою васъ не достанешь.

Ревизановъ. О, что вы, Степанъ Ильичъ!

Верховскій. А безъ лести скажу: остались такой же милый, непритязательный, простой, какъ были… Давно пожаловали къ намъ въ Белокаменную?

Ревизановъ. Второй мѣсяцъ.

Верховскій. Одни или съ супругою?

Ревизановъ. У меня нѣтъ семьи, Степанъ Ильичъ. Я вдовецъ.

Людмила Александровна. Я слышала, – даже дважды.

Ревизановъ. Совершенно справедливо, Людмила Александровна, дважды.

Верховскій. Ого! Значить, искушены супружескимъ опытомъ вполнѣ?

Ревизановъ. И сытъ этимъ опытомъ по горло.

Верховскій. На третій брачный дебютъ не посягаете?

Ревизановъ. Ни въ какомъ случаѣ. Развѣ ужъ влюблюсь безумно… но это мнѣ не по годамъ.

Людмила Александровна. Къ тому же, безумно любить три раза въ жизни – не слишкомъ ли много счастія для одного человѣка?

Ревизановъ. Вы ошибаетесь: я не любилъ своихъ покойныхъ женъ.

Людмила Александровна. Откровенно.

Ревизановъ. Къ чему же скрывать? Мы люди дѣловые, коммерческіе, и браки y насъ дѣло коммерческое, сдѣлка по договору. У людей обыкновенныхъ душа выходить за душу, тѣло за тѣло, любовь за любовь. А y насъ деньги выходятъ за деньги же, либо за умъ, за распорядительность, дѣловитость. Касса, молъ, ваша велика и обильна, а порядка въ ней нѣтъ: приди володѣти и княжити ею. Моей первой супругѣ былъ нуженъ, по ея огромнымъ, но разстроеннымъ дѣламъ, хороши приказчикъ на отчетъ. Выборъ ея палъ на меня. Она предложила мнѣ, вмѣсто всякаго контракта, свою руку. Я принялъ и не раскаялся. Вторая моя жена крупная пароходовладѣлица, вышла за меня, чтобы объединить въ одномъ дѣлѣ два капитала, мой и свой: до брака мы конкуррировали, а, обвенчавшись, стали не только въ плоть, но и въ кассу едину… и затрещали наши конкурренты.

Людмила Александровна. Вамъ бы ужъ и продолжать въ томъ же духѣ… Зачѣмъ же вы ищете для третьяго брака «безумной любви»? Даже непослѣдовательно.

Ревизановъ. Затѣмъ, что я достаточно богатъ, чтобы позволить себѣ эту маленькую роскошь, и, безъ нея, жениться болѣе не намѣренъ.

Людмила Александровна. Не надѣетесь найти достойную?

Ревизановъ. Если хотите, да.

Верховскій. Ой, батюшка! заѣдятъ васъ за эти слова наши дамы.

Ревизановъ. Женщинъ, стоющихъ любви, очень мало на свѣтѣ. Женщинамъ придаютъ смыслъ и цѣну только тѣ, кто ихъ любитъ. Элоиза хороша потому, что ее любилъ Абеларъ, Манонъ Леско интересна потому, что ее любилъ шевалье де Гріе. Я не охотникъ до женщинъ, чтобы полюбить которыхъ, надо сперва влюбляться въ ихъ мужей и любовниковъ.

Верховскій. Ха-ха-ха! да вы шутникъ, Андрей Яковлевичъ.

Людмила Александровна. А другого типа женщинъ вы не встрѣчали въ своей… бурной жизни

Ревизановъ. Встрѣтилъ… одну. Давно… И – вѣчная исторія о пѣтухѣ и жемчужинѣ! не узналъ ея и оскорбилъ, глупо, безсовѣстно, пошло, по-мальчишески оскорбилъ. И она отвергла меня. Какъ сейчасъ, помню ея негодующій взглядъ – взглядъ ангела въ день судный… Какъ я былъ побѣжденъ тогда! какъ раздавленъ!.. О, больше уже никто, никогда въ жизни не одерживалъ надо мною такой побѣды. Бываютъ моменты, которые остаются жить въ сердцѣ, какъ кровоточныя ранки, которыя заживаютъ лишь тогда, когда расквитаешься за обиду… Я со своею обидчицею такъ и не расквитался.

Горничная подаешь Степану Ильичу пакетъ съ бумагами.

Верховскій. Ага! изъ банка… Простите, Андрей Яковлевичъ, я оставлю васъ на четверть часа, спѣшныя бумаги, требуютъ моей подписи… Милочка! займи нашего гостя. Обѣдаете вы, конечно, y насъ?