Александр Островский - Том 10. Пьесы, написанные совместно Страница 20

Декорация первого действия.

Сандырева, парадно одетая, потом Липочка.

Сандырева (подкрадывается к затворенной двери в зале и прислушивается). Шагов не слышно, почивает! (Отходит.) Не ждать нам добра: сердит, ни с кем и не говорил, только и слов было: «Я хочу часа два отдохнуть!» Мое сокровище даже и встретить не успел. Быть нам нищими, чует мое сердце. Каков чиновник с генералом: новый какой-то, лицо — ничего, доброе; ни злобы, ни ядовитости незаметно, как у этих столичных умников! Он чуть ли не из семинаристов… манеры-то как будто… Что они там с моим дражайшим в канцелярии? Ведь мое золото в состоянии сам на свою голову нагородить с политикой-то своей.

В дверях направо показывается Липочка.

Куда ты, куда ты! Ты и не показывайся, знай свои пироги, да смотри, чтобы миндальное не подгорело.

Липочка. Да ведь это — скучно…

Сандырева. Пироги… пироги!.. Так и умирай над ними!

Липочка уходит, из канцелярии выходят Иванов с делами, Сандырев с книгами.

Иванов, Сандырев и Сандырева.

Сандырева. Пожалуйте! Здесь вам будет отлично. Канцелярия у нас грязна, и посетители там беспокоят; а здесь вы можете вполне углубиться.

Иванов. Да… здесь-с лучше…

Сандырева (указывая на ломберный стол). Вот на этом столе очень удобно; прошу вас.

Иванов усаживается. Сандырев кладет книги, закладывает руки за спину и безмолвно начинает шагать. Иванов разбирает дела и книги.

Сандырева (указывая). Это — входящий, это — исходящий журнал, здесь приходо-расходная, а вот страховой корреспонденции… У нас порядок во всем удивительный! Иван Захарыч сил своих не щадит для службы. (Сквозь слезы.) Это — подвижник. А что касается доносов На него его превосходительству, говорю вам по совести — одна клевета, низкая, гнусная клевета человека недостойного, презренного!

Иванов (углубляясь в бумаги). Я не знаю-с.

Сандырева (дергая мужа). А вы, как будто и не вас касается…. Да что вы, опомнитесь! Ведь нищета грозит.

Сандырев. Я, матушка, тридцать лет прослужил, и финтить мне не приходится! В отставку — так в отставку. А Михаленка я нынче вздую лучшим манером… (Уходит, направо.)

Иванов и Сандырева.

Сандырева (про себя). Вот чадушко-то! (Подходит к Иванову.) Вы рассматриваете страховую?

Иванов. Да-с, здесь нужно кое-что.

Сандырева. Ах, все страховое для Ивана Захарыча — святыня! Он, я не знаю… он меня даже близко не допускает к этим пакетам! Ах, позвольте ваше имя.

Иванов. Петр Степанович-с.

Сандырева. Петр Степаныч, не прикажете ли вам чаю, кофе или покушать что-нибудь?

Иванов. Нет-с, уж я сначала займусь.

Сандырева. Петр Степаныч, а генерал, кажется, не совсем здоров?

Иванов. Нет-с, он ничего…

Сандырева. Или он не в духе?

Иванов (погружаясь в бумаги). Да-с, дорога… беспокойна…

Сандырева. Ах, извините, я вас отрываю от дела.

Иванов. Ничего-с.

Сандырева. Я вам мешать не буду.

Входит Настя, кокетливо одетая. Иванов разбирает бумаги, не замечая ее.

Иванов, Сандырева и Настя.

Сандырева (Насте). Порассей его! Страховую смотрит. Ох!

Настя (кивнув головой). Я свое дело знаю.

Сандырева (Иванову). Я ухожу, вам никто не помешает. (Уходит.)

Иванов (взглянув на Настю). Какая хорошенькая! (Углубляясь в бумаги, несколько раз оглядывается, потом привстает, кланяется и опять нагибается над столом.)

Настя (подходя). Неужели вам не надоели эти дела, бумаги? От них так пахнет гнилью!

Иванов. Нельзя-с, служба. Их превосходительство требует.

Настя. А вы его очень боитесь?

Иванов. Как же-с, помилуйте, начальник.

Настя. Он добрый или сердитый генерал?

Иванов. Нет-с, они очень даже снисходительны к нам.

Настя. К кому к нам?

Иванов. К чиновникам.

Настя. Ну, а к прочим смертным?

Иванов. Я не знаю-с, должно быть, тоже-с.

Настя. А генеральша ваша какая?

Иванов. У нас нет генеральши: они — холостые-с.

Настя. Кто ж у него, мать… сестра?

Иванов. Никого нет-с.

Настя. Так один и живет, ни одной женщины?

Иванов. У них только экономка-с, Амалия Карловна!

Настя. О, немка!.. Старая, в чепце?

Иванов. Нет-с, еще довольно молодая.

Настя. И хорошенькая?

Иванов. Нельзя сказать-с… а ничего-с.

Настя. А вы влюблены в нее?

Иванов. Нет, помилуйте-с, как возможно-с?

Настя. В кого же вы влюблены?

Иванов. Я ни в кого-с… я еще… (Нагибается над бумагами.)

Настя. Как! Еще совсем не были влюблены?

Иванов. Да-с. (Старается заняться делом.)

Настя. Отчего же? Не находили по своему вкусу или, может быть, у вас сердце каменное?

Иванов. Нет, не каменное-с, а не приходилось, еще не было случая-с.

Настя. Неужели вы еще ни в кого не влюблялись? Так-таки ни в кого?

Иванов. Хм… нет-с… еще я… я… не приходилось, не было случая-с.

Настя. И я еще ни в кого не влюблена, тоже не приходилось, да здесь и не в кого… А мне ужасно хочется полюбить кого-нибудь: это, должно быть, очень интересно. А так, без любви, скучно жить.

Иванов. Да-с, это конечно, вы еще так молоды… и здесь, в глуши…

Настя. А музыку, театр, общество вы любите?

Иванов. Да-с, в свободное от службы время очень приятно.

Настя. Как я танцовать люблю… Ах, доупаду! А у нас и танцоров нет; если пойдешь с кем, так измучаешься, поворачивая своего кавалера! Давайте танцовать сейчас!

Иванов. Ах, как же можно-с! Мне надо дело делать..

Настя. Ничего… Давайте, пожалуйста, ну, немножко!

Иванов. А ну как генерал услышит, мне как же тогда? Это ведь неприлично… чиновнику-с…

Настя. Мы тихонько… Да вы, может быть, не умеете?

Иванов (вставая). Нет-с, я умею, и если вам угодно-с… только что могут быть неприятности.

Настя напевает; они танцуют польку.

Иванов (останавливаясь). Позвольте — довольно-с. (Садится к столу.)

Настя. Ух, как хорошо! Вот наслажденье-то! Вот и представьте мое положение! Ну хоть бы раза два-три в год потанцевать как следует! А то ведь это ужас что за кавалеры!

Иванов (нагнувшись). Да-с, такой барышне, можно сказать… такому (шопотом) ангелу.

Настя (с притворной строгостью). Что, что? Что вы сказали? Кто вам позволил? Разве это можно?

Иванов. Я ничего-с: это вам так послышалось.

Настя. Не отпирайтесь! Нет, я слышала. Извольте сейчас же писать стихи мне в свое оправдание.

Иванов. Я бы с удовольствием, да мне некогда-с; сейчас генерал спросит, а у меня еще ничего-с…

Настя. Пишите, пишите стихи, а то не прощу.

Звонок, входит Сандырева.

Иванов, Настя и Сандырева.

Сандырева. Кажется, звонок?

Иванов. Да-с, генерал…

Сандырева. Ах, скорей прислугу, Настя!

Настя. Как мы мило время провели; как мы танцевали, мама, сейчас здесь с ними… (Убегает.)

Сандырева. Извините, она — шалунья у меня; она вас обеспокоила?

Иванов. Нет, напротив, очень приятно-с…

Сандырева. Ребенок она у меня, чистый ребенок! (Уходит.)

Иванов. Какая прелесть!.. Талия, ножка… да вся, что уж! И в губернском у нас еще поищешь!.. (Разбирает дела.) Все из головы выскочило теперь… Где-то тут что-то нужно было поверить! Ах ты, пропасть! Ничего не помню. Даже в озноб и жар бросает! А сейчас генерал… беда.

Двери из залы распахиваются, входит Шургин; Иванов привстает и, снова уткнувшись, садится.

Иванов и Шургин.