Уильям Шекспир - Двенадцатая ночь, или Что угодно Страница 20

Нельзя сказать, что круг сэра Тоби — это дно жизни, ее подонки. Конечно, респектабельностью здесь даже не пахнет, но это не мир зла. Если романтические герои комедии живут в царстве любви, то компания сэра Тоби живет в царстве веселья, и только ханжи да пуритане откажут этому миру в моральном праве на существование. Правда, люди этого мира сами о морали не помышляют, но для нравственного здоровья человечества смех и веселье необходимы, и в этом оправдание веселых домочадцев графини Оливии.

Есть у этих людей враг — дворецкий Мальволио. Положение он занимает невысокое, но окружающим может принести достаточно вреда. Он враг не только им, но и приятной жизни вообще. Мальволио — сухой, чопорный, суровый человек, и есть в нем нечто пуританское. Он охотно поддерживает Оливию в ее стремлении соблюдать траур и жить, отгородившись от сует жизни. С неудовольствием смотрит он на благосклонность Оливии к Цезарио. Его возмущает уже одно то, что люди хотят и могут веселиться, предаваться развлечениям и любить. Сам он имеет одну страсть — честолюбие. Положение дворецкого дает ему малую, но ощутимую власть над домочадцами Оливии. Правда, они весьма непокорны и ему постоянно приходится воевать с ними, но он не теряет надежды укротить их.

Веселая компания сэра Тоби решает проучить Мальволио. Как это сделать, придумывает хохотушка Мария. Этот эпизод слишком известен, и нет нужды пересказывать его. Остановимся на характере его.

Поначалу розыгрыш, заставляющий Мальволио поверить, что Оливия влюблена в него, кажется просто смешным и безобидным. Постепенно, однако, шутники доходят до того, что издеваются над Мальволио не без ожесточения и злости. Современному читателю и особенно зрителю шутка начинает казаться слишком грубой и жестокой, и она уже не доставляет удовольствия. Но не следует забывать, что сэр Тоби и его компания — люди в самом деле грубоватые, любящие на английский манер самые беспощадные «практические шутки» — розыгрыши, от которых человек может иногда серьезно пострадать. Публика шекспировского театра, для которой и казни были интересным зрелищем, смотрела на подобные шутки иначе, чем мы. Одна из шуток — появление шута в облачении священника и исповедь Мальволио (IV, 2)представляет собой пародию на католическую обрядность (над католицизмом в протестантской Англии разрешалось потешаться).

Образ Мальволио, вначале комический, постепенно приобретает иную окраску. В нем появляется нечто вызывающее жалость. Это с одной стороны. А с другой — фигура его становится зловещей. И хотя в этом мире веселья и любви он бессилен, мрачная тень, отбрасываемая им, напоминает о зле, которое существует в реальном мире, ибо, пусть в приуменьшенном виде, он все же обладает такими чертами, которые омрачали ренессансные идеалы. Его честолюбие, злобность, ханжество и мстительность были теми пороками, которые Шекспир видел и показывал как источники трагического в жизни.

Но здесь Мальволио только угрожает. В мире сказки он немощен. Поэтому даже его герцог велит «уговорить на мир». Мальволио, однако, покидает сцену непримиренным и непримиримым врагом радости и веселья. Они торжествуют победу в серии браков, завершающих комедию. А у нас остается ощущение, что хотя все кончается благополучно, но где-то за пределами этого сказочного мира таятся страшные угрозы человеку и человечности.

Шекспир остается верен себе в том, что даже этот зловещий образ не превратил в ходульное воплощение злодейства. Прежде всего это своеобразный человеческий характер, пусть неприятный, но безусловно реальный. Сэр Тоби, Мария и остальные правы, воюя против Мальволио. Но не вся правда на их стороне. Выше та правда, которая воплощена в душевном благородстве Виолы, Орсино и Оливии. Но в общем люди этих двух миров — союзники в отрицании ханжества и утверждении радости жизни. При этом счастье благородной любви выше тех примитивных удовольствий, ради которых живут Тоби и иже с ним.

Кроме Мальволио, все персонажи комедии добры, жизнерадостны, отзывчивы и веселы. Но есть еще один персонаж, выделяющийся среди них. Это шут Фесте. Мы видим его в числе участников веселого розыгрыша, учиняемого над Мальволио, слышим его дерзкие шутки над теми, кому он обязан повиноваться. Он один из самых остроумных шекспировских шутов. Но есть в нем черта, отличающая его от всех предшественников в комедиях Шекспира.

Фесте меланхоличен, в нем ощущается некоторая усталость от веселья, которым другие так непринужденно наслаждаются. Он выступает в комедии как выразитель настроений, расходящихся с общим тоном ее. В меланхолии Фесте критика давно уже увидела предвестие будущего трагизма Шекспира.

Между тем образ Фесте, каким мы его теперь знаем, — результат изменений, внесенных в комедию в процессе ее сценической истории на шекспировском театре. Открытием этого мы обязаны трем исследователям — Флэйю, Ноблу и Дж. Доверу Уилсону.

Чтобы понять суть дела, надо вспомнить начало комедии. Виола говорит, что она умеет петь и играть на музыкальных инструментах. В качестве музыканта она и поступает ко двору Орсино. Но в нынешнем тексте она нигде не поет и не музицирует. Что это — «забывчивость» Шекспира? Нет. Первоначально роль Виолы исполнял мальчик-актер, умевший красиво петь и игравший на музыкальных инструментах. Нетрудно представить себе, что именно Виола исполняла грустную песню «Поспеши ко мне, смерть, поспеши…», которая так понравилась Орсино. Она соответствовала и его печальному настроению, вызванному неразделенной любовью, и чувствам самой Виолы.

Но прошло время, мальчик-актер утратил данные, необходимые для этой роли, и песня должна была выпасть из пьесы. Но тут помогло новое обстоятельство. В труппу Бербеджа — Шекспира вступил замечательный комик Роберт Армин, превосходный музыкант, обладавший хорошим голосом. Песня была передана ему. Вчитываясь внимательно в текст, нетрудно увидеть, как была переделана сцена для того, чтобы Фесте был призван ко двору Орсино и исполнил лирическую песню. По-видимому, заодно была добавлена и заключительная песенка, также исполняемая Фесте и носящая иронически-меланхолический характер.

Именно таким путем, по-видимому, проникли в комедию те меланхолические мотивы, которые не только придали новую окраску образу Фесте, но и наложили печать на всю пьесу в целом. Переделка эта относилась уже к тому времени, когда Шекспир создавал свои великие трагедии и «мрачные комедии». Отсюда можно сделать вывод о том, что внесение новых мотивов в комедию не было случайностью. Но не следует преувеличивать их значение. «Двенадцатая ночь» остается одной из самых жизнерадостных, оптимистических комедий Шекспира. Создавая ее в первоначальном виде, Шекспир и не подозревал ни о каком «прощании с веселостью». Лишь потом оказалось, что он никогда уже больше не смог написать ни одной такой веселой и очаровательной комедии, как эта.

А. Аникст

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ДВЕНАДЦАТОЙ НОЧИ»

Действующие лица:

Герцог Иллирийский. — Иллирия — восточный берег Адриатического моря. Здесь это название дано воображаемой стране.

Некоторые персонажи носят смысловые имена; Белч значит — отрыжка. Эгьючик — имеющий бледные щеки (от английского «aique» — лихорадка и «cheek» — щеки); имя Мальволио образовано от итальянского «mala voglia» — злая воля, злонамеренность.

…печень, мозг и сердце… — Отражение доктрины Платона, считавшего эти три органа носителями трех видов душевной деятельности — страсти, мышления и воли.

Элизий, или Элизиум, Елисейские поля (миф.) — обитель доблестных душ.

…как на спине дельфина — Арион. — Согласно античному мифу, дельфин, очарованный пением Ариона, спас его во время кораблекрушения, вынеся на своей спине на берег из бушующих волн.

Шепни ему, что я не я, а евнух… — Кастраты ценились как певцы — исполнители дискантовых партий.

Вы евнух, я немой… — В турецких гаремах наряду с евнухами были и немые прислужники.

На народном испанском языке! (Исп., искаж.)

…подкрепись-ка скорее стаканчиком канарского. — Крепкое канарское вино (с Канарских островов) очень ценилось в Англии.

Почему? (франц.)

…так же боятся пыли, как портреты миссис Молл. — Миссис Молл — известная лондонская куртизанка времени Шекспира. Портрет ее завешивался под предлогом предохранения от пыли, но в действительности оттого, что оригинал пользовался дурной славой.