Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника. Страница 21

ВУЛАН. Но ответственность! Мы ее не вынесем.

БИЙО. Ответственность ляжет на нас. Война разыгрывается между Дантоном и Комитетом общественного спасения. Если у нас ничего не выйдет, крах потерпим мы. Вас не тронут; вы как-никак политическая полиция…

СЕН-ЖЮСТ. …а не узурпаторы монархической власти.

КОМБЕЗ. Что ж, тогда согласны. – Лучше разом покончить. – Ладно, мы выдадим ордер. Сами потом выкручивайтесь.

ВАДЬЕ. Отлично, лезьте под колеса. Я вас не удерживаю.

БИЙО. Давайте, надо выписать ордер.

СЕН-ЖЮСТ (озирается). Где же тут формуляры?

КОЛЛО. Формуляр – чепуха, сойдет и лист бумаги!

Встали, ищут.

СЕН-ЖЮСТ. Без секретаря и шагу нельзя ступить… (Пытается открыть шкаф, ломает ногти.) Ну конечно, заперто.

РОБЕСПЬЕР (оторвав пол-листа от записок Сен-Жюста, протягивает ему). Вот вам листок.

БИЙО (берет его и садится. Сен-Жюст приносит ему чернила и перо со стола секретаря). Диктуйте мне, вы, из Безопасности.

АМАР. Комитеты общей безопасности и общественного спасения постановили, что Дантон – кто еще?

БИЙО (пишет). Делакруа – из департамента Эры и Луары, Камилл Демулен и Филиппо – слушаю…

АМАР. …все эти четверо членов Национального Конвента должны быть арестованы и препровождены в тюрьму в Люксембургском дворце, где их следует поместить порознь в одиночное заключение. Мэру города Парижа поручено немедленно исполнить настоящее постановление. Представители народа… и подписи.

Ордер пускают по кругу.

РОБЕСПЬЕР (конфиденциально). Антуан, три факта тенденциозно искажены. Обвинительный акт должен быть безупречен! Любая погрешность – лазейка для защиты. А голой правды о Дантоне и так более чем достаточно.

СЕН-ЖЮСТ. Коллеги! Мне нужно переработать отчет. Я зачитаю его вам перед сессией, в половине восьмого.

БАРЕР (кривится). Два заседания за одну ночь! Вот спасибо…

БИЙО. Полагаю, возвращаться домой не стоит. У кого есть время, пусть поспит здесь.

Сенар подписывает после Робеспьера и передает ордер Ленде. Тот ставит печать, сворачивает его и звонит в колокольчик.

Эй, Ленде! Ты не подписал!

ЛЕНДЕ. Меня избрали, чтобы я заботился о революционерах, а не убивал их. (Приставу.) В ратушу. В высшей степени срочно! (Встает.) Заседание закрыто. (Уходят группами.)

АМАР (обращаясь к Вадье). Что ж, если завтра в это же время Комитет спасения еще будет существовать…

БАРЕР (обращаясь к Карно). Боже мой, что-то завтра будет в Конвенте! Мороз подирает при одной мысли…

Вечером у Дантона. На столе подсвечник, окна распахнуты настежь: теплая весенняя ночь. Входят Дантон и Делакруа в промокших плащах. Шляп они не снимают. Дантон останавливается посреди комнаты, рассеянно озирается. У Делакруа уже знакомое демонически-заговорщицкое выражение. Стоят словно в чужих сенях; долгое молчание.

ДЕЛАКРУА (с едва уловимым сарказмом). Как бодрит этот внезапный, благоуханный ливень! Сегодня первая по-настоящему весенняя ночь: тихая, но насыщенная. Я ощущаю такой прилив жизненных соков, что хотел бы заключить в объятия весь мир.

Пауза.

ДАНТОН (бросает на него взгляд, словно очнувшись. Через некоторое время). Зачем ты сюда пришел?

ДЕЛАКРУА. Мне приятно твое общество… (Зловещая тишина.) Так что, ты наконец решился?

ДАНТОН. На что?

ДЕЛАКРУА. Да бежать же, черт подери?! (Дантон пожимает плечами и отворачивается. Чуть погодя.) Дантон, где ты витаешь? (Обходит его. Становится лицом к лицу.) Ты хоть сознаешь, каково положение твоих дел… а?

ДАНТОН (мрачно потупившись). Что до характера толпы, то тут я никогда не питал иллюзий.

ДЕЛАКРУА. Точно. Я припоминаю. (Прищурившись.) А что Вестермана арестовали, тебе, конечно, тоже известно?

ДАНТОН (лениво скользит по нему взглядом. Грузно садится). Когда?

ДЕЛАКРУА. Час назад. (Снова пауза. В сильном нетерпении.) Ну так что?!

ДАНТОН (безвольно покачав поникшей головой). Нет.

Поднимается. Стоит у окна, засунув руки в карманы плаща.

ДЕЛАКРУА. Ну, так бывай здоров, братец. Потерял из-за тебя целую ночь… а это уже много значит. Теперь я должен дожидаться пяти утра, не то меня заметят у ворот. (От двери.) Пусть земля тебе будет пухом, Жорж.

Уходит. Дантон его как будто не слышал. Чуть погодя он вновь опускается на стул. Раскидывается, как бы растекается во все стороны. Шляпа его тяготит: машинально снимает ее и бросает на пол. Потом замечает, в каком он состоянии, и тяжело встает.

ДАНТОН. Дантон, не раскисай-ка у меня, дружище!

Снимает плащ и бросает его на спинку стула. Утомленный этим усилием, присаживается на край шезлонга. Потирает лоб; подходит к шкафчику, открывает его, наливает большой бокал и жадно пьет, будто у него жар. Без стука врывается Демулен, вид у него безумный, плащ нараспашку, голова не покрыта. Дантон оглядывается с бокалом в руке.

Ну? А тебе чего нужно?

КАМИЛЛ. Поговорить с тобой, проклятое чудовище!

ДАНТОН (допив, отставляет бокал в сторону). Ого! Начало темпераментное. Буду тебе признателен, если ты меня немножко повеселишь. (Садится.) Прошу, начинай представление. (Камилл оперся о стол и смотрит на него, не говоря ни слова.) Ну?.. Забыл, что дальше?

КАМИЛЛ (медленно). И я в тебя… в тебя верил?!. Да ты же просто отвратителен, Дантон…

ДАНТОН (с несколько горькой улыбкой). Какая проницательность! Ты это и хотел мне сообщить?

Некоторое время смотрят друг на друга, не двигаясь с места.

КАМИЛЛ (внезапно). Дантон, я сказал тебе, что ты велик и что я хочу за тебя умереть. Теперь я не колеблясь беру назад каждое слово.

ДАНТОН. Твои слова! Да разве я когда-нибудь воспринимал тебя всерьез, сосунок?

КАМИЛЛ. С моих глаз сорвали пелену. Несколько неожиданно… но я это пережил. Я был слеп, слеп как крот… Вас, жалких мерзавцев, я почитал за героев! Зато теперь… О, теперь-то я прозрел.

Ты меня погубил, бездушный изверг. Ты отравил мой разум. Расточил мои силы. Ради тебя я замарал свой талант в журналистской клоаке. Знай же по крайней мере, что я – использованный, уничтоженный, испачканный – еще могу плюнуть тебе в лицо. (Выпрямляется, готовый идти.)

ДАНТОН (заинтересован). А, значит, Робеспьер соизволил-таки пошевелить пальцем?

КАМИЛЛ (трясясь). Не смей его упоминать! (Наклоняется к нему через стол.) Я всю жизнь провел на коленях перед вами. Растратил всего себя у вас на службе. И вы ловко пользовались моей слепотой… Отныне я человек свободный. Мне все равно, что теперь со мной будет: с вами, прогнившие идолы, я порвал навеки. (Отворачивается,)

ДАНТОН (сидит спокойно). Камилл!

КАМИЛЛ (через плечо). Чего тебе надо?

ДАНТОН. Вернись. (Камилл остановился.) Что ты, собственно, мелешь? Что это за нагромождение метафор?

КАМИЛЛ. Какое твое дело?

ДАНТОН. И что значит это «вы»? Ты что, опять оскорбил Робеспьера?!.

КАМИЛЛ. Оскорбил! Я увидел эту гадину насквозь. Он меня снова чуть было не опутал!

ДАНТОН. Как это… Ты был у него?

КАМИЛЛ. Я?! Это он имел наглость переступить мой порог – и весь вечер лебезил передо мной самым бесстыжим образом! Но я дал ему отповедь. До того внятную, что уж теперь-то он больше не посмеет ко мне приблизиться.

ДАНТОН. Ты… ты что, умом тронулся, дуралей несчастный! Как?! Ты, значит, узнаешь наверняка, что мы пропали… а через четверть часа отталкиваешь единственное, невероятное, чудесное спасение?!..

КАМИЛЛ (зажмуривается, силится скрыть испуг). Как – мы – пропали?..

ДАНТОН. Ты разве не слышал нашего разговора из-за двери?

КАМИЛЛ. Но ведь ты же победил его…

ДАНТОН (откидывается). Я его… Камилл, от твоей глупости меня прямо трясет. Пойми же: я принял этого маньяка, этого дьявольски хитрого сумасшедшего за человека – и, как последний дурак, признался ему во всех своих ересях, я осыпал его доказательствами против самого себя, в буквальнейшем смысле подписал себе смертный приговор!

Пауза, тяжелое дыхание.

КАМИЛЛ (придя в себя). Ну да ты сумеешь себя защитить! За тебя народ! Он знает, что с тобой ему не справиться: иначе зачем бы ему к нам подольщаться?