Бернард Шоу - Майор Барбара Страница 22

Казенс. ...обращает их мысли к небесам...

Андершафт. А не к социализму и тред-юнионизму. Превос­ходно.

Казенс (возмущенно). Вот уж действительно продувной старый плут!

Андершафт (указывая на Питера Шерли, который только что вышел из убежища и в унынии бродит по двору). А вот это честный человек?

Шерли. Да. А какая мне польза от моей честности? (Прохо­дит мимо и угрюмо садится на скамью под навесом.)

Снобби Прайс, сияя лицемерной улыбкой, и Дженни Хилл с тамбурином, полным медяков, выходят из убе­жища и подходят к барабану. Дженни отсчитывает на нем деньги.

Андершафт (отвечая Шерли). Зато вашим хозяевам от этого была большая польза! (Садится на стол, ставит ногу на боковую скамью.)

Казенс, подавленный, садится на ту же скамью, ближе к убежищу. Барбара выходит из убежища на середину двора; она взволнована и выглядит несколько утомленной.

Барбара. У нас только что состоялся замечательный митинг у ворот, выходящих на Крипс-лейн. Кажется, я еще ни­когда не видела, чтобы публика была так растрогана, как после вашей проповеди, мистер Прайс.

Прайс. Я бы радовался тому, что до сих пор вел греховную жизнь, если бы мог поверить, что это поможет другим избежать стези порока.

Барбара. Поможет, Снобби, поможет. Сколько, Дженни?

Дженни. Четыре шиллинга десять пенсов, майор.

Барбара. Ах, Снобби, если б вы дали вашей несчастной ма­тери еще одну затрещину, мы собрали бы целых пять Шиллингов!

Прайс. Если б она слышала вас, мисс, она бы тоже об это пожалела. Но до чего же я счастлив! Какая это будет для нее радость, когда она узнает, что я спасен!

Андершафт. Могу я внести недостающие два пенса, Барба­ра? Лепта миллионера, а? (Достает из кармана два медяка.)

Барбара. Как вы заработали эти деньги?

Андершафт. Как и всегда, продажей пушек, торпед, под­водных лодок и моих новых патентованных ручных гра­нат «великий герцог».

Барбара. Положите их обратно в карман. Здесь вы не купи­те себе спасение за два пенса; вы должны заработать его.

Андершафт. Разве двух пенсов мало? Я могу прибавить, если ты настаиваешь.

Барбара. Даже двух миллионов было бы мало. Ваши руки в крови, и омыть их может только чистая кровь. Деньги здесь бесполезны. Возьмите их обратно. (Оборачиваясь к Казенсу.) Долли, напишите для меня еще одно письмо в газеты.

Казенс делает гримасу.

Да, я знаю, что вам не хочется, а все-таки придется напи­сать. Этой зимой мы не в силах помочь голодающим: все сидят без работы. Генерал говорит, что, если мы не достанем денег, придется закрыть убежище. На митингах я так клянчу у публики, что самой делается совестно. Правда, Снобби?

Прайс. Смотреть на вашу работу, мисс, одно удовольствие. Как вы этим гимном подняли сбор с трех шиллингов ше­сти пенсов до четырех шиллингов десяти — пенни за пен­ни, стих за стихом, просто удивительно! Никакому тор­гашу за вами не угнаться!

Барбара. Да, но все же лучше было бы обойтись без этого. Я, в конце концов, начинаю больше заботиться о сборе, чем о душах человеческих. Что нам эти медяки, со­бранные в шляпу? Нам нужны тысячи, десятки тысяч, со­тни тысяч! Я хочу обращать людей ко Христу, а не про­сить милостыню для Армии. Ведь я не стала бы просить для себя, скорее умерла бы.

Андершафт (с глубочайшей иронией). Подлинный аль­труизм способен на все, милая моя.

Барбара (собирает медяки с барабана в мешок; простосер­дечно). Да, не правда ди?

Андершафт иронически смотрит на Казенса.

Казенс (тихо Андершафту). Мефистофель! Макиавелли!

Барбара (со слезами на глазах завязывает мешок и кладет его в карман). Чем их кормить? Не могу же я говорить о вере человеку с голодными глазами? (Чуть не плача.) Это ужасно.

Дженни (подбегает к ней). Майор, милочка моя...

Барбара (выпрямляясь). Нет, не утешайте меня. Это ничего. Мы достанем денег.

Андершафт. Каким образом?

Дженни. Молитвой, конечно. Миссис Бэйнс говорит, что она молилась о деньгах вчера вечером, а она еще никогда не молилась напрасно, ни единого разу. (Подходит к воро­там и выглядывает на улицу.)

Барбара (которая тем временем вытерла глаза и успокои­лась). Кстати, папа, миссис Бэйнс здесь, она пойдет с на­ми на большой митинг и очень хочет с вами познако­миться, уж не знаю почему. Может быть, она вас обратит.

Андершафт. Я буду в восторге, милая.

Дженни (у ворот, возбужденно). Майор, майор! Этот чело­век опять здесь!

Барбара. Какой человек?

Дженни. Тот, который меня ударил. Ах, может быть, он для того и вернулся, чтобы вступить в Армию.

Билл Уокер входит в ворота, глубоко засунув руки в карманы и повесив голову, с видом игрока, проигравшего­ся дочиста; куртка его в снегу. Он останавливается ме­жду Барбарой и барабаном.

Барбара. Ага, Билл! Уже вернулись?

Билл (язвительно). А вы все болтаете, а?

Барбара. Да, почти все время. Ну что же, отплатил вам Тоджер за скулу бедной Дженни?

Билл. Нет, не отплатил!

Барбара. Мне показалось, что куртка у вас в снегу.

Билл. Ну да, в снегу. А вам так-таки нужно знать, откуда взялся снег?

Барбара. Да.

Билл. Ну так вот: с мостовой в Кеннингтауне. Я его унес на своей спине, понятно?

Барбара. Жаль, что вы не унесли его на своих коленях. Это принесло бы вам больше поль­зы.

Билл (невесело шутит). Я старался уберечь чужие колени. Он, знаете ли, стал коленями на мою голову.

Дженни. Кто?

Билл. Да Тоджер. Он за меня молился — с удобством молил­ся: я ему был вместо ковра. И Мэг тоже молилась. И все это чертово сборище. Мэг говорит: «Господи, сокруши его непокорный дух, но осени благодатью его сердце». Так и сказала: «Осени благодатью его сердце». А ее па­рень — тринадцать стоунов четыре фунта — всей своей тя­жестью в это время давит мне на голову. Смешно, а?

Дженни. Нет, что вы. Нам очень жаль вас, мистер Уокер.

Барбара (не скрывая своего удовольствия). Какой вздор! Разумеется, это смешно. Так вам и надо, Билл! Вы, дол­жно быть, первый к нему пристали.

Билл (упрямо). Я сделал то самое, что хотел: плюнул ему в глаза. А он закатил глаза и говорит: «Вот я удостоился того, что меня оплевали во имя твое!» —так и сказал. А Мэг сказала: «Аллилуйя, слава тебе боже»; а Тоджер назвал меня братом, набросился на меня, как будто я мальчишка, а он — моя мать и моет меня по субботам. И я с ним вовсе не дрался. Половина народу на улице молилась, а другая половина животики надрывала от смеху. (Барбаре.) Ну вот! Довольны вы теперь?

Барбара (глаза ее блестят от радости). Жаль, что меня там не было, Билл.

Билл. Ну да, вы бы лишний раз поговорили на мой счет.

Дженни. Мне очень жаль, мистер Уокер.

Билл (свирепо). Нечего вам жалеть. Никто вас не просит. Слушайте-ка! Ведь я разбил вам губу.

Дженни. Ничего, мне не было больно; право, не было боль­но, разве какую-нибудь минутку. Я только испугалась.

Билл. Не желаю я вашего прощения и ничего не желаю. Я за­плачу за то, что сделал. Я хотел было подставить соб­ственную челюсть, чтобы расквитаться с вами...

Дженни (в отчаянии). Нет, нет...

Билл (нетерпеливо). А я вам говорю — подставил. Слушайте, что вам говорят. А вышло, что за мои старания надо мной же все потешались на улице. Что же, если этим способом не удалось с вами расквитаться, можно и по- другому. Послушайте-ка! У меня было отложено два фунта на черный день, и фунт еще цел. Один мой при­ятель на прошлой неделе поссорился с бабенкой, на кото­рой собирался жениться, задал ей хорошую трепку; и его оштрафовали на пятнадцать шиллингов. Он имел право ее бить, раз они собирались пожениться, а я не имел пра­ва вас бить, — значит, накинем еще пять шиллингов, и пу­скай будет ровно фунт. (Достает деньги.) Вот, возьмите, и чтоб не было больше этих молитв и прощений и чтоб ваш майор не приставал ко мне больше. Что я сделал, то сделал; заплатил — и делу конец.

Дженни. О, я не могу взять эти деньги, мистер Уокер! Но если бы вы дали шиллинг или два бедной Ромми Митченс! Вы ее очень больно побили, а ведь она старая женщина.

Билл (презрительно). Ну уж нет. Я ее и еще стукну, попадись только мне на глаза. Пускай судится со мной, как грози­лась. Она-то меня не простила; непохоже, знаете ли. Я про нее и думать забыл. Чтоб из-за нее совесть меня мучила, как вот она говорит (указывая на Барбару), — да ничего подобного, это все равно что свинью приколоть. А вы бросьте эти ваши поповские штучки: всякие там прощения, да уговоры, да приставания — прямо хоть ве­шайся! Не желаю я этого, говорят вам! Берите вы ваши деньги и отвяжитесь от меня с вашей подбитой губой.