Антон Чехов - Том 11. Пьесы 1878-1888 Страница 23

Платонов. А что если лавочник уже умер?

Трилецкий. Если умер, то царство ему небесное, а если же еще продолжает борьбу за существование, то напрасно ты говоришь страшные слова… Не пойду я к лавочнику! Мне спать хочется!

Платонов. Пойдешь, скот! Пойдешь! (Толкает его). Я не дам тебе спать! Да что ты в самом деле? Что ты строишь из себя? Отчего ты ничего не делаешь? Ради чего ты здесь проедаешься, проводишь свои лучшие дни и бездельничаешь?

Трилецкий. Пристал… Какой же ты, братец, право… клещ!

Платонов. Что ты за существо, скажи ты мне, пожалуйста? Это ужасно! Для чего ты живешь? Отчего ты не занимаешься наукой? Отчего не продолжаешь своего научного образования? Наукой отчего не занимаешься, животное?

Трилецкий. Об этом интересном предмете поговорим, когда мне не будет спать хотеться, а теперь пусти меня спать… (Чешется.) Черт знает что! Ни с того, ни с сего: вставай, негодяй! Гм… Честные правила… Черт бы их съел, эти честные правила!

Платонов. Какому богу ты служишь, странное существо? Что ты за человек? Нет, не будет из нас толку! Нет, не будет!

Трилецкий. Послушай, Михаил Васильич, кто дал тебе право запускать свои холодные лапищи в чужие сердца? Твоя бесцеремонность выше всяких удивлений, братец!

Платонов. Не выйдет из нас ничего, кроме лишаев земли! Пропащий мы народ! Гроша мы не стоим! (Плачет.) Нет человека, на котором могли бы отдохнуть глаза! Как всё пошло, грязно, истаскано… Поди прочь, Николай! Уйди!

Трилецкий (пожимает плечами). Плачешь?

Пауза.

Я пойду к лавочнику! Слышишь? Я пойду!

Платонов. Как хочешь!

Трилецкий. Пойду! Иду вот…

Платонов (стучит ногами). Пошел прочь!

Трилецкий. Хорошо… Ложись-ка спать, Мишель! Не стоит волноваться! Прощай! (Идет и останавливается.) На прощанье одно слово… Посоветуй всем проповедникам, в том числе и самому себе, чтобы слово проповедническое клеилось с делами проповедника… Если твои глаза не умеют отдохнуть на тебе самом, то не моги требовать от меня отдыха для твоих глаз, которые, à propos[19], очень хороши у тебя при лунном свете! Они блестят у тебя, как зеленые стеклышки… И еще вот что… С тобой бы говорить не следовало… Тебя бы избить страшно, изломать на куски, разорвать бы с тобой навсегда за ту девочку… Сказать бы тебе то, чего ты отродясь не слышал! Но… не умею! Я плохой дуэлист! И это твое счастье!..

Пауза.

Прощай! (Уходит.)

Платонов, Венгерович 2 и Осип.

Платонов (хватает себя за голову). Не один я таков, все таковы! Все! Где же люди, боже мой? Я-то каков! Не ходи к ней! Она не твоя! Это чужое добро! Испортишь ее жизнь, исковеркаешь навсегда! Уйти отсюда! Нет! Буду у ней, буду здесь жить, буду пьянствовать, язычничать… Развратные, глупые, пьяные… Вечно пьяные! Глупая мать родила от пьяного отца! Отец… мать! Отец… О, чтоб у вас там кости так пере-ворочились, как вы спьяна и сдуру переворочили мою бедную жизнь!

Пауза.

Нет… Что я сказал? Бог простит… Царство небесное… (Наталкивается на лежащего Венгеровича.) Это кто?

Венгерович 2 (поднимается на колени). Дикая, безобразная, позорная ночь!

Платонов. Аааа… Пойди и запиши эту дикую ночь в свой дурацкий дневник чернилами из отцовской совести! Прочь отсюда!

Венгерович 2. Да… Запишу! (Уходит.)

Платонов. Что он здесь делал? Подслушивал? (Осипу.) Ты кто? Ты зачем здесь, вольный стрелок? Тоже подслушивал? Прочь отсюда! Или постой… Догони Венгеровича и сними с него цепь!

Осип (встает). Какую цепь?

Платонов. У него на груди висит большая золотая цепь! Догони его и сними! Живей! (Стучит ногами.) Скорей, а то не догонишь! Он бежит теперь к деревне, как сумасшедший!

Осип. А вы к генеральше?

Платонов. Беги скорей, негодяй! Не бей его, а только сними цепь! Пошел! Чего стоишь? Беги!

Осип убегает. (После паузы.) Идти… Идти или не идти? (Вздыхает.) Идти… Пойду затяну длинную, в сущности скучную, безобразную песню… Я же думал, что я хожу в прочной броне! А что же оказывается? Женщина сказала слово, и во мне поднялась буря… У людей мировые вопросы, а у меня женщина! Вся жизнь — женщина! У Цезаря — Рубикон, у меня — женщина… Пустой бабник! Не жалко было бы, если бы не боролся, а то ведь борюсь! Слаб, бесконечно слаб!

Саша (в окно). Миша, ты здесь?

Платонов. Здесь, мое бедное золото!

Саша. Иди в комнату!

Платонов. Нет, Саша! Я хочу побыть на воздухе. У меня голова трещит. Спи, мой ангел!

Саша. Спокойной ночи! (Закрывает окно.)

Платонов. Тяжело надувать того, кто верит безгранично! Я и вспотел и покраснел… Иду! (Идет.)

Навстречу ему идут Катя и Яков.

Платонов, Катя и Яков.

Катя (Якову). Постой здесь… Я сейчас… Только книгу возьму… Не уйди же, смотри! (Идет навстречу Платонову.)

Платонов (увидев Катю). Ты? Что тебе?

Катя (испугавшись). Ах… это вы? Мне вас нужно.

Платонов. Это ты, Катя? Все, начиная с барыни и кончая горничной, все — ночные птицы! Что тебе?

Катя (тихо). Вам барыня письмо прислала.

Платонов. Что?

Катя. Вам барыня письмо прислала!

Платонов. Что врешь? Какая барыня?

Катя (тише). Софья Егоровна…

Платонов. Что? Ты с ума сошла? Окати себя холодной водой! Пошла вон отсюда!

Катя (подает письмо). Вот оно!

Платонов (вырывает письмо). Письмо… письмо… Какое письмо? Нельзя было завтра принести? (Распечатывает.) Как же я его буду читать?

Катя. Просили как можно скорей…

Платонов (зажигает спичку). Черт вас носит! (Читает.) «Я делаю первый шаг. Иди, сделаем его вместе. Я воскресаю. Иди и бери. Твоя». Черт знает… Телеграмма какая-то! «Жду до четырех часов в беседке около четырех столбов. Пьяный муж уехал с молодым Глагольевым на охоту. Вся твоя С.». Этого еще недоставало! Боже мой! Этого еще недоставало! (Кате.) Что смотришь?

Катя. Как же мне не смотреть, если у меня глаза есть?

Платонов. Выколи себе свои глаза! Это ко мне письмо?

Катя. К вам-с…

Платонов. Врешь! Прочь отсюда!

Катя. Слушаю-с.

Уходит с Яковом.

Платонов (один).

Платонов (после паузы). Вот они, последствия… Доигрался малый! Исковеркал женщину, живое существо, так, без толку, без всякой на то надобности… Прроклятый язык! Довел до чего… Что теперь делать? А ну-ка, мудрая ты голова, подумай! Брани себя теперь, рви волосы… (Думает.) Ехать! Сейчас же ехать и не сметь показываться сюда до самого страшного суда! Марш отсюда на все четыре стороны, в ежовые рукавицы нужды, труда! Лучше худшая жизнь, чем эта с этой историей!

Пауза.

Еду… Но… неужели Софья на самом-таки деле любит меня? Да? (Смеется.) За что? Как всё темно и странно на этом свете!

Пауза.

Странно… Неужели эта прекрасная, мраморная женщина с чудными волосами в состоянии полюбить нищего чудака? Неужели любит? Невероятно! (Зажигает спичку и пробегает письмо.) Да… Меня? Софья? (Хохочет.) Любит? (Хватает себя за грудь.) Счастье! Да ведь это счастье! Это мое счастье! Это новая жизнь, с новыми лицами, с новыми декорациями! Иду! Марш в беседку около четырех столбов! Жди, моя Софья! Была ты и будешь моей! (Идет и останавливается.) Не пойду! (Идет обратно.) Разбивать семью? (Кричит.) Саша, идут в комнату! Отворяй! (Хватает себя за голову.) Не пойду, не пойду… не пойду!

Пауза.

Пойду! (Идет.) Иди, разбивай, топчи, оскверняй… (Сталкивается с Войницевым и Глагольевым 2.)

Платонов, Войницев и Глагольев 2.

Войницев и Глагольев 2 вбегают с ружьями через спину.

Войницев. Вот он! Вот он! (Обнимает Платонова.) Ну? На охоту едем!

Платонов. Нет… Постой!