Александр Островский - Том 5. Пьесы 1867-1870 Страница 25

Турусина. Вспомните, вспомните.

Городулин. Да, да… Глумов.

Турусина. Хороший человек?

Городулин. Честный человек, я больше ничего не знаю. Кроме шуток, отличный человек.

Турусина. Постойте, как вы назвали? (Вынимает бумагу из кармана.)

Городулин. Глумов.

Турусина. Егор Дмитрич?

Городулин. Да.

Турусина. Вот и Крутицкий мне про него же говорил.

Городулин. Ну, значит, ему и быть, так у него на лбу, то есть на роду, написано. Прощайте. (Кланяется и уходит.)

Турусина. Что это за Глумов? В другой раз сегодня я слышу имя этого человека. И хотя я не верю ни Крутицкому, ни Городулину, но все-таки тут что-нибудь да есть, коли его хвалят люди совершенно противоположных убеждений. (Звонит.)

Входит Григорий.

Зови барышню и скажи, чтобы все шли сюда.

Григорий уходит.

Какая потеря для Москвы, что умер Иван Яковлич! Как легко и просто было жить в Москве при нем. Вот теперь я ночи не сплю, все думаю, как пристроить Машеньку: ну, ошибешься как-нибудь, на моей душе грех будет. А будь жив Иван Яковлич, мне бы и думать не о чем: съездила, спросила — и покойна. Вот когда мы узнаем настоящую-то цену человеку, когда его нет! Не знаю, заменит ли его Манефа, а много и от нее сверхъестественного.

Входят Машенька, 1-я приживалка с колодой карт, которую держит перед собой, как книгу, 2-я приживалка, с собачкой на руках.

1-я приживалка садится у стола, 2-я приживалка садится на скамейке у ног Турусиной.

1-я приживалка. Прикажете разложить?

Турусина. Погоди! Ну, Машенька, я говорила о тебе и с Крутицким и с Городулиным.

Машенька (с волнением). Говорите. Продолжайте. Я покорилась вашей воле и теперь с трепетом жду решения.

Турусина. Они оба рекомендовали одного человека, точно сговорились.

Машенька. И прекрасно. Значит, человек достойный. Кто же он?

Турусина. Но я им не верю.

1-я приживалка. Прикажете?

Турусина. Гадай! правду ли они говорили? (Машеньке.) Я им не верю, они могут ошибаться.

Машенька. Почему же, ma tante?

Турусина. Они люди. (2-й приживалке.) Не урони собачку!

Машенька. Кому же вы поверите, ma tante? оракулу? Мне что-то страшно.

Турусина. Очень естественно. Так и надо, и должно быть страшно. Мы не можем, не должны без страха поднимать завесу будущего. Там, за этой завесой, и счастье, и несчастье, и жизнь, и смерть твоя.

Машенька. Кто же нам приподнимет завесу?

Турусина. Тот, кто имеет власть.

Входит Григорий.

Григорий. Манефа-с.

Турусина. Вот кто! (Встает, идет навстречу Манефе, и все за ней).

Входит Манефа.

Те же и Манефа.

Турусина. Милости просим, пожалуйте!

Манефа. И то иду! Пошла шабала и пришла шабала.

1-я приживалка (с умилением). Ох, батюшки мои!

Турусина (грозно). Молчи!

Манефа (садясь). Пришла да села, как квашня.

2-я приживалка (со вздохом). О, о, о, ох! Ах, премудрость!

1-я приживалка. Привел Господь, дожили!

Манефа (тише). Что вы бельмы-то выпучили?

Турусина. Очень рады, что сподобились видеть тебя.

1-я приживалка. Ох, сподобились!

2-я приживалка. Все сподобились.

Турусина. Ждем! что скажешь, мати Манефа.

Манефа. Ждем! ждали в сапогах, а приехали в лаптях.

1-я приживалка. Батюшки, батюшки! Запоминайте, запоминайте хорошенько!

Турусина. Я хотела спросить тебя…

Манефа. Не спрашивай, вперед знаю. Знайка бежит, а незнайка лежит. Девкой меньше, так бабой больше.

2-я приживалка. Так, так, так!

Турусина. Нам человека-то знать нужно. Не скажешь ли чего рабе Марии? Может быть, во сне или в видении тебе…

Манефа. Было видение, было. Идет Егор с высоких гор.

2-я приживалка. Скажите! Егор!

Машенька (тихо Турусиной). Ведь и Курчаев Егор.

Турусина. Погоди. Кто же он такой?

Манефа. А я почем знаю? Увидишь, так узнаешь!

Турусина. Когда же мы его увидим?

Манефа. Желанный гость зову не ждет.

1-я приживалка. Замечайте! Замечайте!

Турусина. Ты нам хоть приметы скажи.

2-я приживалка. Первое дело: надо спросить, волосом каков. Всегда так спрашивают, как это вы не знаете!

Турусина. Ну, уж ты молчи! Волосом каков?

Манефа. К кому бедокур, а к вам белокур.

Машенька. Белокурый. Ведь и Курчаев белокурый. Может быть, он.

Турусина. Да ведь ты слышала — видение было. Разве может гусар благочестивым людям в видениях являться? Какая ты легкомысленная!

1-я приживалка. Ах, даже удивительно! И по картам выходит Егор.

Турусина. Что ты мелешь! Как ты по картам имя увидала?

1-я приживалка. Тьфу ты! Обмолвилась. Язык-то наш… то есть белокурый по картам-то.

Турусина (Манефе). Тебе все известно, а мы грешные люди, мы в сомнении. Егоров много и белокурых тоже довольно.

Манефа. Чуж чуженин далеко, а суженый у ворот.

Турусина и прочие. У ворот?

Манефа. Сряжайтеся, сбирайтеся, гости будут.

Турусина. Когда?

Манефа. В сей час, в сей миг.

Все обращаются к дверям. Входит Григорий.

Приехали с орехами. (Встает.)

Григорий. Нил Федосеич Мамаев.

Турусина. Один?

Григорий. С ними молодой барин, такой белокурый.

1-я приживалка. Ах! Будем ли мы живы?

2-я приживалка. Не во сне ли мы все это видели?

Турусина. Проси! (Обнимая Машеньку.) Ну, Машенька, услышаны мои молитвы! (Садится, нюхает спирт.)

Машенька. Это так необыкновенно, ma tante, я вся дрожу.

Турусина. Поди, успокойся, друг мой: ты после выйдешь.

Машенька уходит.

Манефа. Конец — всему делу венец. (Идет к двери.)

Турусина (приживалкам). Возьмите ее под руки, да чаю ей, чаю.

Манефа. Кто пьет чай, тот отчаянный.

Турусина. Ну, чего только ей угодно.

Приживалки берут под руки Манефу и идут к двери: в дверях останавливаются.

1-я приживалка. Одним бы глазком взглянуть.

2-я приживалка. Умрешь, таких чудес не увидишь.

Входят Мамаев и Глумов.

Турусина, Мамаев, Глумов, Манефа и приживалки.

Мамаев. Софья Игнатьевна, позвольте представить вам моего племянника, Егора Дмитриевича Глумова.

Приживалки (в дверях). Ах, Егор! Ах, белокурый!

Мамаев. Полюбите его.

Турусина (встает). Благодарю вас! Я полюблю его, как родного сына.

Глумов почтительно целует ей руку.

Действие четвертое

Сцена первая

ЛИЦА:

Крутицкий.

Глумов.

Мамаева.

Человек Крутицкого.

Приемная у Крутицкого. Дверь выходная, дверь направо в кабинет, налево — в гостиную. Стол и один стул.

Входит Глумов, человек у двери, потом Крутицкий.

Глумов. Доложи!

Человек (заглядывая в дверь кабинета). Сейчас выдут-с!

Выходит Крутицкий. Человек уходит.

Крутицкий (кивая головой). Готово?

Глумов. Готово, ваше превосходительство. (Подает тетрадь.)

Крутицкий (берет тетрадь). Четко, красиво, отлично. Браво, браво! Трактат, отчего же не прожект?

Глумов. Прожект, ваше превосходительство, когда что-нибудь предлагается новое; у вашего превосходительства, напротив, все новое отвергается… (с заискивающею улыбкой) и совершенно справедливо, ваше превосходительство.

Крутицкий. Так вы думаете, трактат?

Глумов. Трактат лучше-с.

Крутицкий. Трактат? Да, ну пожалуй. «Трактат о вреде реформ вообще». «Вообще»-то не лишнее ли?