Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря Страница 26

Иду нервно озираясь, проверяю телефон. Тридцать пропущенных звонков от матери. Мне pizdec! Сразу же перезваниваю. Она кричит на меня, причём очень сильно. Я бы сказал, у неё даже истерика, но не такая сильная, как могла бы. Благо за свои малые годы я косячил множество раз. В основном забывал позвонить и предупредить, что я буду ночевать не дома. Поэтому до инфаркта у моей любимейшей матушки не дошло, но нервы она потрепала изрядно. Сразу извиняюсь. На ходу сочиняю историю, как выпил немного лишнего, а затем уснул у друга на кухне. Такого больше не повторится. Приду часа через три, хочу ещё поспать. Да. Целую. Отключаюсь.

Люди с интересом смотрят на меня. Неудивительно. Sopliak в порезах, в грязной одежде, идёт прихрамывая. Кстати. Ощупываю карманы. Позаимствованная пачка сигарет на месте, только сплюснулась. Открываю. Палочки смешно так выглядят. Теперь они похожи на самокрутки. Закуриваю. Курить на сушняк ещё то удовольствие, но что поделать? Пока есть время, нужно сразу получить ответ на главный вопрос. Снова достаю мобильный, набираю номер. На том конце получаю короткий ответ Е.: «Успел. Ближайшую неделю не контачим». Хорошая новость. Интересно, мы не будем «контачить» из соображений безопасности или Е. серьезно погнал на меня? Славно уже то, что мы не в отделении полиции.

Мне всё равно очень страшно. А вдруг меня найдут и посадят? Вдруг где-то камеры сняли наши лица? А внутри магазина? Город маленький. Меня начинает потряхивать, но я сразу же беру себя в руки. Нельзя рассыпаться, случай пока на моей стороне.

Первым делом иду к Р… Ясное дело, приходится очень аккуратно пробираться по своему кварталу, можно наткнуться на любопытные глаза знакомых. Запрыгиваю в подъезд. Уже оттуда звоню Р… Первые три раза zasranec не берёт трубку. На четвёртый слышится заспанный голос. Снова повезло. Братка дома. Говорю, дело срочное, пусти, друг. Ему ничего не остается, как открыть мне дверь. Родители уже на работе.

Р. начинает смеяться надо мной. Он спрашивает, почему я похож на бомжару, которого otpizdili? Обещаю рассказать ему все подробности за чаем, а пока мне нужно сделать парочку важных темок.

Первым делом принимаю душ. Кровь смывается, и я выгляжу уже не так плохо. Царапины небольшие, осколки нигде не застряли. Дальше сбриваю щетину, на всякий случай. Скорее от паранойи, что меня могли видеть и запомнить, нежели от уверенности в этом. Дальше, машинкой отца, сбриваю немного отросшие волосы под единичку. Да, мам, зашел в парикмахерскую по дороге, освежился. Без волос я похожу на уродливого младенца. Да и pohui! Зато теперь точно успокаиваюсь. Выхожу в одних трусах, клянчу одежду, обещая не obsirat’sa.

Ну, другое дело!

Пью чай, делюсь прогулкой. Р. смеется, говоря, что когда-нибудь мне наступит pizdec. Скромно отвечаю, что больше подобного не повторится, так как удача не вечна. Благодарю Р., собираю свой грязный шмот в пакет и выхожу на улицу, где уже наступил полноценный день.

Ещё какое-то время обитаю на улице. Курю и сижу на лавке. Голова болит. Чувствую, что умираю — хочу спать. Захожу домой. Засыпаю.

Меня трясёт чья-то рука. Не успев открыть глаза, слышу чужой голос в коридоре. Мужской. По спине прокатывается холод. Неужели так быстро нашли?! Вскакиваю. У мамы вид спокойный, но сердитый. Она сообщает мне, что пришел В.И. Blyat`, неужели сегодня среда?

Здороваюсь со стариком. Он сразу начинает отрабатывать свою программу по поводу любого изменения в моём внешнем облике. Ничего не ускользает из-под его поля зрения. Каждую мелочь он просто обязан прокомментировать. Славно. Его пустая болтовня меня успокаивает.

Проходим в комнату. Показываю ему свой скетч. Там с десяток набросков фигуры, которые я сделал накануне. Это немного, но сейчас последнее лето перед последним курсом, поэтому В.И. особо не орёт и не давит на меня за то, что я так мало выполняю его допов.

Наши занятия давно мутировали во что-то иное. Мы больше философствуем, ведем дискуссии там. Очень часто дело доходит до ожесточенного спора, где я за неимением опыта всё равно умудряюсь выкрутить ситуацию так, чтобы оказаться правым. В.И. называет меня адвокатом дьявола.

По традиции перебираемся на кухню. Расставляю фигуры на шахматной доске, завариваю кофе и достаю пирожные. Споры продолжаются параллельно партии. В.И. утверждает, что главное — победа. Я же утверждаю, что главное — опыт. Чем больше ты проигрываешь, тем больше ты учишься. Твой мозг откладывает все комбинации противника, занимается подсознательным анализом, чтобы по итогу выработать уникальное мышление, не поддающееся формулам и уловкам тех умников, что учатся играть по книжкам. Для меня шахматы — не игра в заученные комбинации, а способ мышления, где создаётся уникальность проводимых параллелей и умозаключений. Шахматные ходы должны быть как жизнь — непредсказуемыми, резкими; местами опасными, но от этого еще более красивыми.

Без особых проблем выигрываю партию, но говорю, что эта победа не имеет никакого значения. Я не чувствую никакой радости, и не только в данный момент.

5. Ты ведь знал, что так будет

Следующий год пролетел незаметно. Чем больше наваливалось обязанностей, тем меньше часовых отрезков оставалось в запасе. Нужно поспеть везде по максимуму. Е. так и пропал окончательно, походу решив, что общение со мной может довести только до решетки. Р. уехал из города на север. Его женщина не оставила ему выбора, но это к лучшему. Я скучаю по нему, но больше радуюсь. Долой серость и скуку, да здравствуют огни большого города (или как там говорится?)

Есть у нас общий знакомый, который постоянно говорит нам: «Парни, вы живёте здесь и ещё не сторчались. Obaldet’!» Кстати, этот знакомый сам периодически не durak пустить дельфинов стаю.

Смотря со стороны, я понимаю, не город, а люди создают некую атмосферу безнадёжности. Начиная от простого мужика, который в свои тридцать успешно спивается до омерзения, еле передвигаясь по дороге в одежде, на которой узором красуется рыгота; до пиджаков, которые не очень-то и хотят улучшать уровень жизни и самосознание людей. Сплошная деградация. Мы лишь батарейки, готовые идти на любую работу с ужасными условиями, лишь бы хватило на хлеб и воду. А раз мы идём, так зачем что-то менять? С другой стороны, раз человек не борется за себя, то значит он не достоин благ. Дорогу осилят