Владимир Гуркин - Любовь и голуби (сборник) Страница 3

Пауза.

Долин. Отпусти! (Рванувшись.) Отпусти, я сказал!

Танов. Старик, я против кровопусканий, даже для разрядки.

Долин (спокойнее). Отпусти.

Танов отпускает Долина. Все трое тяжело дышат.

Танов. Есть повод еще разок сделать баню.

Байков. Ольгу… (Смеясь.) Ох, гад! Долин, ты жуткий мальчик.

Танов (Байкову). Подожди.

Долин. Правильно, Паша. (Байкову.) Дослушай, наберись терпения. Есть еще повод, и не один (усмехнувшись) разгневаться. Паш, глянь какие выразительные, сверкающие глаза. На студии я буду для тебя глицерином. Или альбуцидом? (Танову.) Что там в глаза закапывают кинозвезды, чтобы не тускнели? (Байкову.) Если ты, конечно, не откажешь мне в благодетельстве.

Байков (Танову). Давай его утопим?

Долин. Лучше опарышам на съедение. Братцы, какие у вас опарыши будут! Что там короля, владыку моря хапнете… на желтую удочку. (Преувеличенно успокаивая Байкова.) Не пойду-у я на студию. Не пойду-у. И не надо не-ервничать. (Танову.) Соломатину скажу, не наше-ел я вас. Словом – отдыхайте. (Направляется к выходу.)

Танов. Куда?

Долин (остановившись, Байкову). Я не просто гад, а гад «в законе». Смежная специальность. Не пропаду, выгадаю. (Танову.) Во сколько первый катер?

Танов. Утром. В пять тридцать.

Долин смотрит на часы.

Еще не скоро.

Долин уходит.

Танов (кричит). Маэстро!

Долин вернулся.

Держите тон! Вы интеллигентный человек.

Долин. А? Ну да-а. Мое последнее слово.

Танов. Нет, так у нас ничего не получится.

Долин. Когда говорили вы, я вас слушал. Нервно, но слушал. Вы же, как всегда, предпочитаете только судить.

Танов, Байков ждут.

Ффу. (Со слезами в голосе, смеясь.) Довели. Спасибо, Паша. Надо же… Думаешь я не замечал, как ты стал избегать меня? Сегодня немного прояснилось, в связи с чем, но раньше, клянусь, понять было трудно. А почему? Обидеть, оскорбить боялся? Или у самого рыльце… Берег камешек для лучших дней? Как удобно дать в лоб, ничем не рискуя, когда от тебя и не ждут, да еще попутно в праведности своей укрепиться. А пока нет случая – ходи, молчи, никуда не ввязывайся?

Танов. Интересно.

Долин (яростно, вот-вот заплачет). Вспомни, кто начал хлестаться с нашими зубрами, как только пришли из университета? Кто вступился за Пикуляса, когда отдел образования на него петицию в обком состряпал? Парня чуть ли не с дисквалификацией вышвырнули из редакции за статью о девятой школе. Знаешь, что Сахненко мне сказал? Если я не брошу это дело, я буду догонять Пикуляса. Ты меня поддержал, когда я тебе все выложил? Сказал: да, дела – и все. Опять отмолчался. Молчать ты, Паша, умеешь, честное слово. А это, как я, в конце концов, заметил, выгодней. Сейчас я, по сравнению с вами, мелкая сошка и, в общем-то, несостоявшийся ни в чем! Ни в карьере, ни в литературе. (Кричит.) Что я, бездарнее всех или глупее?!

Небольшая пауза. Выходит Люба.

Люба. Вы до утра решили просидеть?

Все молчат.

О господи, все разбираетесь. (Села в кресло.) Пошли ты их, Андрюша, подальше. Нашел, кому довериться.

Байков. Люба, что с тобой?

Люба. Знаю я вашу братию. Пока водку глушете да по бабам шляетесь – друзья, а коснись до дела…

Долин быстро уходит.

Люба. Андрей, ты куда? А вы чего сидите? Что случилось, Байков?!

Байков. Что, Люба? Не вовремя ты влезла и неумно.

Люба. Да?

Байков. Да.

Пауза.

Танов. Саня, посмотри, куда он.

Байков ушел.

Танов. Иногда мне хочется задрать тебе юбку, снять штаны и выдрать, как рыбаки дерут на пирсе изменивших жен.

Люба. Не обольщайся. То же самое и с большим правом я могла бы проделать с тобой.

Танов. У тебя нет желания перебраться к матери?

Люба. Нет. Квартира у меня есть… Переезжай ты.

Танов. Куда?

Люба. Твоей голове болеть. Можешь хоть всю жизнь здесь проторчать. Любуйся природой, пока не налюбуешься.

Танов. Глупее, чем привезти тебя сюда, я придумать не мог.

Люба. Да уж. Спасибо, отдохнула.

Танов. Теперь молчи и слушай, моя ненаглядная. В город я сейчас не поеду, лечу в Братск. Дома буду одиннадцатого. Ключ у меня есть. Пока ты будешь на работе, соберу свои вещи. Ума у тебя, надеюсь, хватит не бегать по начальству?

Люба молчит.

Настене ничего не говори, сам объяснюсь.

Люба (показав фигу, сразу). Вот ты ее увидишь.

Пауза.

Всю жизнь мне перековеркал, а теперь улизнуть хочешь?

Танов молчит.

Я не для того замуж выходила, чтобы смотреть, как ты со своими охламонами в загулы ходишь да гонорары пропиваешь. (Передразнивая.) Хорошие ребята, не везет, духовные ценности… Дура, уши развесила. Лучше бы подумал, как жене твоей живется, чем эту пьянь кормить да поить.

Танов. Мадам, мои представления о жене не совпадают с вашими.

Люба. Правильно, жена плохая. Тебе собачку надо, чтоб от радости визжала, Пашеньку увидев.

Танов. Все, уймись.

Люба. Чтоб кроме горшков и работы ничего не знала… Вот тогда хорошей будешь. А муж пусть на гитаре бренчит, нервные напряжения сбрасывает, соплюшек покоряет.

Танов. Завидуешь, что ли?

Люба. Ты меня еще не знаешь.

Танов. Да, девочка нам себя еще покажет.

Люба. Посмотрим, будут ли тебя читать года через три?

Танов. Оставь эту заботу мне. Полторы сотни в месяц тебя устроит?

Пауза. Люба заплакала.

Люба. Ты не должен так делать. Не должен. У меня совсем нет сил. Не жизнь, а каторга. За что? Поверь, не такое уж удовольствие быть твоей женой.

Танов. Есть перспектива пожить в довольстве.

Люба. Ну зачем ты так говоришь? С тобой правда очень трудно. Очень. То со своей компанией шатаешься, то неделю как сыч дома сидишь молчком… И есть ты и нет тебя. Так ведь тоже нельзя. Все на меня свалил: дом на мне, с Настеной замоталась, на работу иду как на голгофу…. Чем я хуже других? Мне тоже пожить хочется, благо не старуха.

Танов. Живи.

Люба. Я не дам развода. Если надо будет – скандал подниму. Насте осенью уже в школу. Через этот ад я одна не пойду.

Пауза. Танов подошел к Любе, присел на корточки и внимательно стал ее разглядывать.

Танов. Удивительно.

Люба склонила голову ему на плечо.

Танов (отстраняясь). Иди-ка спать.

Люба. Ну перестань, Паша, ну не сердись. Ну, дурра я, гусыня, баба – все что хочешь. (Пытаясь обнять.) Посмотри на меня. Нет, ты посмотри. Я все равно люблю тебя…

Танов (высвобождаясь из объятий, смеясь). Люба, не подличай.

Люба. Я не подличаю. Я правда. Как мы без тебя будем? Настенька тебя так любит, и я не смогу. Пашенька, ну не убегай, подожди. Я больше ни во что не буду вмешиваться. Честное слово. Прости, пожалуйста. Поцелуй меня, не отворачивайся. Пашенька, родной мой. Мы ведь родные люди. Разве можно нам быть отдельно? Ну подожди, ну прости.

Танов. Остынь, Люба.

Люба. Нет. Нет. Приходи ко мне спать. Скорее только, ладно? Придешь? Пусть они на веранде, а мы с тобой. Хорошо? Ну скажи, хорошо!

Танов. Плохо.

Люба. Хулиган мой. (Шепотом.) Я правда больше не буду. Придешь?

Танов молчит.

А? (Целует Танова.) Приходи, пожалуйста. (Уходит в дом.)

Вбегает Байков.

Байков. Я не знаю, где он. Как в воду провалился.

Танов. А на пристани?

Байков. Нигде нет.

Танов. Фонарь возьму. (Убегает в дом.)

Байков (один). Ох, чучело, ну чучело.

Возвращается Танов.

Это надо же быть таким чучелом.

Танов. Все мы с одного огорода. Идем скорее. (Убегает.)

Байков. Куда?

Танов. К обрыву!

Затемнение

Картина вторая

Эпизод первый

Телестудия. На сцене друг против друга кресла. В центре на высокой подставке пепельница. Чуть глубже стол. В одном из кресел сидит Людмила, в другом Ширяев.

Ширяев (помечая что-то в бумагах). Так… Ясненько… Вот здесь сократить. На седьмой.

Людмила. У меня там помечено.

Ширяев. В общем, пойдет. (Расписывается.) Ну, как жизнь?

Людмила. Лучше не придумаешь.

Ширяев. А думала?

Людмила. Голова болит.

Ширяев. Стой, это воскресный? Тю-тю-тю-тю… (Решив.) Пойдет. Значит, голова. Хочешь средство?

Людмила (смеясь). Не поможет, Роман Дмитриевич.

Ширяев. Ты ведь не знаешь?

Людмила. Знаю, не поможет.

Ширяев. Ну а вдруг? Обаятельной, симпатичной, о-дино-кой женщине…

Людмила. Что вы говорите, Роман Дмитриевич? Я старуха, какой из меня толк.

Ширяев. У, лиса. Уволю.

Людмила. Старая лиса, ста-ра-я.

Ширяев. Я тоже лис, но не такой старый, как ты думаешь. Все вижу.