Алексей Толстой - Насильники (Лентяй) Страница 3

Нина (отходит). Ах, подождите.

Квашнева. Подожду, не каплет. Подумайте, душенька, в эту вашу страховку все равно никто не поверит.

Никитай (входит). Барыня!

Квашнева. Что тебе?

Никитай. Муха лошадей заела.

Квашнева. Сейчас побегу твоих мух отгонять! Иди, иди прочь, сорви ветку, отмахивайся.

Никитай стоит.

Пошел!

Никитай. Не пойду я, меня там Володька срамит.

Квашнева. Какой Володька?

Никитай. Ихний кучер.

Квашнева. И срамит, верно, за дело.

Никитай. Не за дело срамит; в ноги кланяется: прости, пожалуйста, говорит, ты меня конокрадом обозвал.

Квашнева. Ах, батюшки, он моих лошадей украдет! (Встает, торопливо идет в кусты и под кручу.) Разиня!

Нина (стоит, страшно задумавшись; потом бежит к кустам). Владимир, Володька, ямщик! Ну что, можно ехать? Как-нибудь? А верхом? Что? Ну, а села нет поблизости? (Отходит.)

Голос Сонечки (вдали). Ау!

Голос Артамона (поближе). Ау!

Так несколько раз. Голос Артамона все ближе, Сонечкин удаляется.

Нина (вслушивается со страхом). Знакомый голос.

Артамон (входит). Соня, где ты? (Увидал Нину.)

Нина горько усмехается.

Что за черт?.. Неужто ты? Нина! (Засмеялся.)

Нина отвернулась.

Ведь это прямо анекдот, вдруг ты – в нашей глуши. Да каким же ветром?.. Ведь ты же в Москве живешь?

Нина. Нет, здесь.

Артамон. Голубушка моя, но ведь ты чертовски похорошела!..

Нина. Ах, что там.

Артамон. Нет, прямо красавица!

Нина. Что вам нужно?

Артамон. Значит, сердишься?

Нина. На что? Просто странно…

Артамон. А разве ты забыла?.. Ведь хорошо было… посмотри, совсем, как тогда, в Царицыне.

Нина. Что в Царицыне? О чем вы говорите, опомнитесь, пожалуйста. Вы шли куда-то, идите, вас звали…

Артамон. Фу, какая злючка… О тебе, Ниночка, я всегда вспоминаю с благодарностью…

Нина (резко смеясь). Я думаю, благодарить было за что.

Артамон. Ага, значит, помнишь. Скажу откровенно, я страшно раскаиваюсь.

Нина. Мне от этого не легче.

Артамон. Я поступил не так, – должен был немедленно жениться…

Нина. Скажите…

Артамон. Подожди. Но ведь мы сделаны не идеально. А мое правило – не раскаиваться и всегда начинать сызнова.

Нина. А мое не такое… Да, вы очень оригинальный тип, Артамон Васильевич.

Артамон. Оригинальный? Я не из обидчивых. Кстати, зачем ты заехала сюда?

Нина. По делу.

Артамон. Неужто все еще уроки и уроки? Я нахожу вообще – учить детей глубоко безнравственно. Учишь, учишь и вдруг какой-нибудь гадости научишь.

Нина. Успокойтесь. Теперь я страховой агент.

Артамон (засвистал). Здорово. Суфражистка?

Нина. Глупо.

Артамон. То-то, смотрю – ты премило одета. Знаешь, что? Тебе все равно придется заехать в Коровино… Останься на неделю – и все там застрахуй… А? Я тебе помогу Клавдия Петровича уговорить.

Нина. Мерси. (Садится.) Вас, кажется, ждут.

Артамон. Да, увы!

Нина. Бедная девушка.

Артамон. Ты про кого?..

Нина. Про ту, кто вас зовет.

Артамон. Откуда ты знаешь?

Нина. Боже мой, – знаю… Мне даже поручено спасти ее.

Артамон. Тебя Квашнева просила меня отбить… (Смеется.) Милая моя, она всех молодых женщин об этом просит. Тебе, конечно, все равно, но клянусь, девочка влюбилась, но я почти как брат, ухаживаю для тренировки.

Нина. Успешно идет эта ваша тренировка?

Артамон. Ах, Нина, ты немножко только войди в мое положение… После тебя – никто, поверь, никто не может понравиться.

Нина. Даже певичка от Яра.

Артамон. Фи! Это было под пьяную руку, ты слишком нетерпима… И притом совершенно недооцениваешь себя… Ведь ты чертовская женщина! И я люблю эту твою дьявольскую ревность.

Нина. Пожалуйста, я ни к кому не ревную…

Артамон. Нина… приходи вечерком в сад… По некоторым причинам я удираю сию минуту и не явлюсь до вечера… Родная моя, на минутку забудь, попробуй, приди… Я должен рассказать невероятно много…

Нина (после молчания). А если приду?

Артамон. Ты же знаешь, что!.. Мне здесь смертельно скучно… Я понял, что без тебя нет жизни нигде. Ну, приди… Если нужно – ругай меня, поколоти, только приди…

Голос Сонечки. Ау!

Нина. Зовет, идите.

Артамон. Милая, согласись… (Хватает ее, целует.) Родная моя, как я тосковал.

Нина. Пусти…

Квашнева (глядит на них из-за кустов.) Ох, батюшки, запыхалась…

Артамон исчезает. Квашнева входит.

Как воз везу, разорвет меня как-нибудь в одночасье.

Входит Сонечка с охапкой листьев.

Сонечка. Это не вы аукали, нет?

Нина не отвечает.

В лесу то там, то здесь аукнется. Смотрите, какие листья. (Вздыхает.)

Квашнева. Нилку этого посылать, как за смертью… (Соне.) Кто аукался?

Сонечка. Я почем знаю. Ходят в лесу по грибы и аукаются… Мама, кого мы ждем? Пойдемте…

Квашнева. Уйдешь, а без хозяйского глаза коляску рычагами разворочают… Отсырела я, вот что… Чаю хочу.

Вдали голоса.

Идут, никак, слава богу… Софья, покричи!

Сонечка (идет и аукает). Ау! Мы здесь!

Голоса приближаются – откликаются ближе.

Квашнева. Мать за дуру почитает – знаем мы, какие в лесу грибы аукаются, отвернись на минутку. (Быстро перекинулась к Нине.) Ну что, красавица, надумали? Видела, все видела, время не теряли, спасибо, – так-то лучше, сразу быка за рога. Чем могу, отблагодарю – брата моего уговорю страховаться… Согласны… значит?

Нина (с трудом). Хорошо. Согласна.

Сонечка. Мужики пришли.

Квашнева. Спасибо вам, милая. Заварим с вами кашу – только ложку припасай.

Уходят.

Занавес

Действие второе

Зал в доме Коровина. Под вечер. Три высоких окна прямо; убранство залы старое, перед окном кресло с большой спинкой, скрывающей Клавдия Петровича. Направо дверь, налево ступени, арка и видна столовая.

На ступеньках стоит Нил, повыше – Катерина.

Катерина. Ну что, Нил?

Нил (шепотом). Я уж распорядился, побежали выручать; приказал, чтобы рычаги захватили беспременно. Спит наш?

Катерина. Бог его знает, голубчика, спит али так глазки закрыл. Давно чего-то не шевелился.

Нил. Сказать надо бы, что гости-то.

Катерина. Да как сказать, сама не знаю, что надо; помутилось в глупой моей голове. Нил, ведь срок завтра моему аттестату.

Нил. Катерина, любезная моя, воздержитесь, время не такое; дайте молодых окрутим, тогда пейте на здоровье.

Катерина. Пропадущая моя голова; за что, за что Господь наслал такую скверность…

Нил. Без толку не пошлет, была, стало быть, к тому причина; ведь вы не без яду, Катерина Ивановна…

Катерина вздыхает.

Гостям приготовили покушать?

Катерина. Петуха велела зарезать, с кашей его сварю.

Нил. Что это вы, Катерина Ивановна: с кашей только бедные едят…

Катерина. Так с чем же, петух ведь лиловый.

Нил. Изрубить его мелко и в котлету.

Катерина. И то надоумил – обеспамятела я, обестолковела.

Нил. А вы погромче, может, наш-то проснется…

Катерина. Ох, боюсь, – вдруг раскроет глазки и огорчится…

Нил. Что же нам делать? Приедет Квашнева, кинется к нему сразу – хуже будет.

Катерина. Ты сам постучи.

Нил. И то, постучать да прибрать, пока гости не наехали. А вдруг возьмут да наедут. Долго ли до беды. (Сходит в залу, будто прибирает, двигает кресла, роняет вещи.) Артамон Василич, вот уж хлюст, боюсь я его до смерти.

Катерина. Насилу его после чая в сад прогнала; вчера говорил, говорил, говорил, говорил – птица и та помолчит в свое время; наш-то совсем затосковал; что делать будем?

Нил. Чего ему у нас нужно, никак не добьюсь.

Катерина. Барину паровик свой продает. У нас паровиков и без его достаточно; а он: ты, говорит, Клавдий Петрович, купи все-таки, по крайности ездить на нем будешь.