Григорий Горин - Кто есть кто? Страница 3

Щукин (разглядывает фотографию). Кто это?

Щагин. Папаша ваш, Василий Щагин. Как две капли!

Щукин (растерянно). Это все равно… не имеет значения!

Щагин. Конечно! Но согласитесь, что как-то неладно получается: вы на него похожи, а я – вылитый академик Щукин! С чего бы?

Щукин. Ну и плевать на это! У меня есть друг – вылитый Чарли Чаплин, однако он же не лезет к нему в сыновья!

Щагин. Кто знает… может быть, и напрасно… (Встает.) Ладно! Есть еще одно доказательство. У сына Щукиных при рождении была обнаружена крупная родинка на левом боку. Об этом записано в истории родов. Мама знала про нее, но забыла, а вспомнив, данную родинку на теле сына не обнаружила. Она спросила врача, а тот сказал, что родинка, очевидно, сошла… (Многозначительно.) Но родинки не сходят!! Прошу убедиться! (С торжествующим видом поворачивается боком к Щукину и задирает рубашку.)

Щукин разглядывает родинку. Из соседней комнаты выходит Татьяна. Увидев мужа в бороде и усах, а гостя – с задранной рубашкой, она в ужасе замирает.

Татьяна. Что это?!

Щагин. Пардон! (Поспешно приводит себя в порядок.)

Щукин (кричит). Татьяна, уйди!

Татьяна (кричит). Я хочу знать, что здесь происходит!

Щукин. Ничего не происходит. Мы просто беседуем.

Татьяна. Беседуете? А почему ты в таком виде, и почему ты смотришь туда?..

Щукин (снимая усы и бороду). Танюша, милая, иди к себе… Я тебе потом все объясню. У меня очень важный разговор.

Татьяна (всхлипывая). Андрей, что случилось? Кто этот человек? Что ему от нас надо?!

Щукин (выпроваживая ее). Только не надо расстраиваться. Ничего особенного не происходит. Это мой старый друг, у меня с ним деловой разговор.

Татьяна (всхлипывая). Ты врешь!

Щукин. Ну, вру… Ну какая разница? Ну посиди немного у себя в комнате. Я тебя очень прошу…

Татьяна (с ненавистью глядя на Щагина). Если он опять будет раздеваться…

Щукин. Не будет! Зачем ему? Ну что он, ненормальный? Я все тебе потом объясню. (Закрывает за ней дверь.)

Щагин (глядя вслед Татьяне). Бедная женщина. Такое, конечно, может потрясти… А кабы она знала, что впереди…

Щукин. Послушайте, Щагин…

Щагин (поправляя). Щукин!

Щукин (решительно). Нет, Щагин!

Щагин. Господи, да неужели вы все еще не верите?

Щукин. Это не имеет значения, верю я или нет! По паспорту вы – Щагин!

Щагин. Ну предположим.

Щукин. Так вот, Щагин, если даже поверить, что во всем, что вы здесь рассказали и показали, есть хоть десять процентов правды, то вы должны понимать, что это дело не шуточное!

Щагин. Да уж какие тут шуточки!

Щукин. Меня интересует, что вы собираетесь делать.

Щагин. Это вопрос сложный. Я год над ним голову ломал. Не так-то легко в нашем возрасте вдруг узнать, что ты не тот Федот. Папа, оказывается, тебе не папа, мама – не мама, жил ты, оказывается, в чужом доме, а в твоем-то доме вырос чужой мальчик, и твои родители ему варенье на хлеб мазали… Когда эта старушка Куницына мне все рассказала, я ведь чуть умом не тронулся! Убить ее хотел… Ей-богу! А все почему: жизнь свою вспомнил… Жизнь свою, которую прожил по вашей вине…

Щукин. При чем здесь я?

Щагин. Согласен! Вы ни при чем, хотя, родись вы с другим весом или с другой фамилией…

Щукин (перебивая). Вы тоже могли родиться с другой фамилией!

Щагин. Конечно! Наконец, я или вы могли родиться девочкой – и все! Каждый был бы на своем месте! А так вы украли мою биографию и взамен подсунули свою. А ваша судьба, которая на мою долю выпала, была нелегкой. Ох нелегкая это была жизнь, Щагин!

Щукин (жалобно). Не называйте меня Щагиным, умоляю…

Щагин (сердито). Не нравится? А мне-то не приходилось выбирать. Я был Щагин, сын Василия Щагина – и точка! И никаких вариантов! Вася Щагин, ваш уважаемый папаша, был мужчиной свирепым и к тому же алкоголиком. Ух и лупцевал же он меня под пьяную руку! И мамашу вашу терроризировал, прекрасную, между прочим, женщину… Фотографию хотите посмотреть?

Щукин (нерешительно). Покажите…

Щагин (доставая фотографию). Вот тут вся семейка… Вот – я, вот – мама, вот – папаша. Здесь он еще молодой!

Щукин. Ну и физиономия!

Щагин. Да нет, физиономия как физиономия! На вашу похожа.

Щукин. Бросьте! (Подбегает к зеркалу.) Ничего общего!

Щагин. Чего уж тут отказываться, Щагин? Дело не в физиономии! Характер у него был поганый. И меня он не любил, хотя и не чувствовал во мне чужого… «Я, – говорил он мне часто, – шельма! И ты, Олег, шельмой растешь! И я тебя пороть буду, потому как себя мне пороть несподручно!» И ведь порол! Из дому я часто убегал, учился плохо… Да бросьте вы в зеркало-то смотреться! Я ведь вам вашу жизнь рассказываю… Ну вот. Потом работал. Работать приходилось много. Мать болела часто, отец совсем спился… Окончил бухгалтерские курсы, бухгалтером несколько лет штаны просиживал. Потом счет липовый подписал. Судили. Защитник на суде, между прочим, заявил, что я рос в трудных условиях. Все равно два года дали. Вернулся – мама умерла, а отец живуч – на шее сидел. Только три года назад прибрал его господь… А у меня вся жизнь поломана. Ни семьи, ни детей, работаю бухгалтером в домоуправлении… По отцовской линии пошел… (Пауза.) Ну как, нравится?

Щукин. Да, не очень веселая история. Однако я не понимаю: к кому у вас претензии? В конце концов, человек сам кузнец своего счастья!

Щагин. Это верно. Только когда ты жизнь куешь, а не она тебя! (Оглядывает комнату.) Вы-то, я вижу, много себе наковали…

Щукин. Слушайте, Щагин… Щукин, ну, в общем, как хотите, давайте начистоту! Что вам от меня угодно? Я ведь не думаю, чтоб вы пришли просто так, испортить мне день рождения.

Щагин. У меня сегодня тоже день рождения.

Щукин. Я помню! И потому, хотя я по-прежнему не очень верю всему вашему рассказу, но, чтобы не травмировать себя, жену, не дай бог, отца, я готов сделать вам соответствующий подарок… Сумму вы сами назовите!

Щагин. Что вы, я не за деньгами пришел… И к отцу моему не пойду. Хотя была мысль, честное слово! Первое, что в голову пришло: найду отца, упаду ему на грудь, заплачу, закричу: «Папочка!»

Щукин (испуганно). Вы что? Решили убить старика?! Ему скоро семьдесят, у него гипертония – и вдруг такое сообщение! Вы что?

Щагин. Ну-ну, не волнуйтесь! Я говорю – мысль была! Но потом, когда про вас справки навел, подумал: нельзя! Академик, светило, лауреат всех премий, – нельзя! Нельзя убивать: растили вы, мол, Андрей Петрович, подкидыша!

Щукин. Я попросил бы…

Щагин. Я и говорю – нельзя! Да и вас жалко. Молодой ученый, директор научного института, жизнь, можно сказать, как стеклышко – и вдруг!

Щукин. Так какого же черта вы пришли?

Щагин. Обидно стало! Год терпел, а тут обидно сделалось… Сорок лет мне сегодня, а за душой ничего! А у вас сорок лет – и телеграммами стол завален… А ведь это я мог быть! Вот так бы в халате сидел, и жена мне у телефона трубку снимала. А вот нет ничего этого! Почему? За что? Чем я виноват?

Щукин. Ну а я-то чем виноват?

Щагин. Так я вас и не виню. Я справедливости требую. Что ваше – то ваше, а что мое – то мое!

Щукин. Не понимаю!

Щагин. А тут и понимать нечего… Я к вам не за подаянием пришел и жизнь вашу калечить не собираюсь! Оставайтесь тем, кто вы есть, каким к вам люди привыкли… И что вы сами добыли, то пусть с вами и будет, а что уж Щукину принадлежит, то, будьте добры, Щукину и верните!

Щукин. Бред какой-то…

Щагин. Почему бред? Ведь даже на суде наследство законным наследникам возвращается…

Щукин. Какое наследство? Вы сами не знаете, чего хотите…

Щагин. Я хочу разобраться, что здесь ваше, а что мое!

Щукин. Вашего здесь ничего нет!

Щагин. Как так? А мы поищем… (Берет со стола телеграмму.) «Щукину Андрею Андреевичу. Поздравляю славным сорокалетием. Желаю здоровья, счастья, успехов поприще науки. Академик Востряков». Вот видите, мне телеграмма… Да еще от такого человека…