Карло Гольдони - Карло Гольдони. Комедии_Карло Гоцци. Сказки для театра_Витторио Альфьери. Трагедии Страница 3

Гоцци, если и не признает, как Вольтер, полной победы Гольдони «над Арлекинами», то есть над комедией дель арте, то, во всяком случае, не отрицает большого его успеха. «Я полагаю и, думается, не без оснований, — пишет Гоцци далее, — что причина успеха многих его произведений заключалась скорее в новизне театрального жанра, чем в их внутренних достоинствах». Прямо противоположное утверждал Вольтер. Залог победы Гольдони он усматривал прежде всего во «внутренних достоинствах» комедий.

В 1750 году, «Земную жизнь пройдя до половины», Гольдони сочиняет пьесу под названием «Комический театр». В какой-то степени ее можно рассматривать, по замечанию итальянского литературоведа профессора Франческо Флора, как «идеальное предисловие и послесловие» ко всей театральной деятельности Гольдони.

Ход рассуждения там таков: зритель устал от импровизированной комедии, где из спектакля в спектакль кочуют одни и те же слова и шутки; не успевает Арлекин открыть рот, как зритель готов уже подсказать, что будет дальше. Новая манера исполнять комедии характеров — введенная Гольдони — изменила требования, предъявляемые к актерам. Теперь уже надо не только знать текст, но и учиться его понимать, поскольку комедии характеров извлекаются из mare magnum[8] жизни. Неграмотный актер не может постичь ни один характер. Сегодня нужен актер «просвещенный». Декламация по старинке, полная антитез и риторики, уже не годится для исполнения комедий нового типа, «Французы строили свои комедии вокруг одного характера (делая это с большим искусством;, но итальянцы (то есть Гольдони. — Н. Т.) хотят видеть в комедии множество характеров. Они хотят, чтобы центральный характер был четко очерченным, новым и понятным зрителю и чтобы другие эпизодические персонажи также были наделены характерами». Действие не следует перегружать случайностями и неожиданностями. Мораль должна быть посыпана солью шуток и сдобрена комическими эпизодами. Концовку желательно делать неожиданной, но хорошо подготовленной. Долой характеры, оскорбляющие нравы! Долой всякие аллегории и намеки! Все это отнюдь не значит, впрочем, что «следует полностью отказаться от импровизированных комедий», учитывая, что в Италии существуют еще замечательные мастера этого театра, «которые по изяществу словесного своего умения не уступают сочинителям стихов». Еще не время полностью отменять маски, сперва следует научиться вводить их в общее течение комедийного действия сообразно с характерным их назначением. Такие «приноровленные» к общему комедийному действию маски не будут разрушать гармонии целого. Далее Гольдони весьма тактично замечает, что изобретенная им новая манера сочинять комедии очень трудна и выражает надежду на скорое «появление плодоносных талантов, которые усовершенствуют ее». Вместо того чтобы выходить на сцену и рассказывать зрителям, — как это делали все комики импровизированной комедии, — где они были и куда собираются дальше, актер обязан выступить с текстом, способным «разбудить самые сокровенные сердечные чувства, помочь зрителю осознать собственный характер». Этому требованию Гольдони придавал, видимо, серьезное значение, кладя его в основу лирических монологов. Комедии нельзя сочинять «без длительного изучения, постоянной практики и пристального наблюдения сцены, обычаев и народной психологии». Пора покончить с «грязными выражениями, непристойными намеками, двусмысленными разговорами, неприличными жестами, сладострастными сценками, подающими дурной пример». Актеры должны произносить сценический текст с той же естественностью, с какой говорят в жизни. Жесты должны соответствовать смыслу произносимого. На сцене могут появляться одновременно не три персонажа, что повелось со времени ошибочного толкования слов Горация «Nec quarta loqui persona laboret»[9], «но восемь и десять, лишь бы они были разумно введены».

Нет смысла задерживаться на многих соображениях и рекомендациях Гольдони по более частным поводам, вроде того, что: «публика не должна плевать с балконов в партер… не должна шуметь и свистеть» и тому подобное. Важнее отметить одно из существеннейших положений этой «драматизованной» поэтики: «Критическое жало комедии должно быть направлено на порок, а не на носителя порока. Критика не должна превращаться в сатиру».

Девизом поэтики Гольдони мог бы стать афористический заголовок сборника одного испанского драматурга XVII века «Развлекай, поучая» («Deleitar aprovechando»). В основе комедийной системы Гольдони лежат: природа («естественный» человек, которым руководит разум и природное чувство), mare magnum жизни и сценические законы. Существо же ее — понимание комедии как совокупности характеров, как «оркестра, а не солиста» (выражение профессора Франческо Флора). Тут главное, в чем расходится Гольдони и с комедией масок, и с классической французской комедией вольтеровского типа.

На Мольера часто ссылаются, как на одного из предшественников Гольдони по части создания комедии характеров. Это верно. Сам Гольдони неоднократно говорит об этом. И тем не менее разница между их комедиями не только значительная, но и принципиальная.

Возьмем одну из известнейших мольеровских комедий «Скупой». Основной задачей комедии является, согласно ее названию, изображение скупости с ее смешных сторон. Герой ее, Гарпагон — сгущенная скупость; он соединяет в себе все характерные черты этого порока, доведенные до комического предела. Интрига имеет второстепенное значение. Она развивается так, чтобы поставить Гарпагона в положение, обнаруживающее смешную сторону его страсти. Вся комедия построена так, что зрители приглашаются быть судьями одного Гарпагона. Поэтому по отношению к нему, как всегда бывает в подобного рода произведениях, позволено все: «ни в одном положении он не вызывает сочувствия»; он только смешон. Морализация в широком смысле не входила в задание автора. Как смешная комедия она и имела успех у зрителей, несмотря на карикатурность положения и механичность развязки.

Какая-то доля карикатурности, сгущения различных черт характера вокруг центральной страсти или слабости присутствует во всех главных комических персонажах Мольера: такова была комическая система его времени, им развитая и доведенная до совершенства; но из всех больших созданий Мольера тип Гарпагона в наибольшей степени воплотил в себе этот прием карикатурного сгущения.

Однако новое понимание театральной естественности, возникшее в XVIII веке, заставило рассматривать такую систему концентрации характера как погрешность против его подлинного изображения. Именно тогда «Скупой» Мольера встретил новое к себе отношение, весьма показательное для эпохи Просвещения. В своем письме к Даламберу о театре Жан-Жак Руссо остановился на этой комедии. В его оценке получило наглядное отражение противоречие между литературной системой Мольера и этическими нормами, присущими Руссо. Доказывая безнравственность пьесы, он остановился на конфликте между Гарпагоном и его детьми, в котором, естественно, симпатии зрителей привлекаются на сторону детей, несмотря на их более чем презрительное отношение к отцу. Руссо усмотрел в этом разрушение семейного начала: особенно он обрушился на одну сцену, в которой Гарпагон проклинает сына, а тот отвечает ему насмешливыми каламбурами.

Точка зрения Руссо отражает не только разницу между двумя этическими системами — классиков XVII века и радикальной философии XVIII века, но и удельный вес моральных норм в применении к оценкам литературных явлений. Гольдони, например, так говорит об этом в «Комическом театре»: «Если центральный персонаж порочен, то он либо должен исправиться, либо сама комедия дурна… Коли хочешь вывести характер порочный… то сделай его эпизодическим, дабы оттенить характер добродетельный и тем пуще восхвалить добродетель и посрамить порок». К слову сказать, Гольдони в полном согласии с этим положением в абсолютном большинстве случаев предпочитает делать главными героями своих комедий положительные характеры. Выводя отрицательных героев, Гольдони предпочитает не доводить их до должного наказания, а по ходу действия привести к раскаянью и наставить на путь исправления.

Моральная озабоченность Гольдони не подлежит сомнению. Иногда эта озабоченность даже вредит: концовки некоторых его комедий бывают «розовыми», как «сказки с хорошим концом». Интерес уже удовлетворен, и басенное моралите в конце портит впечатление. Когда Гольдони выводит порочный характер, то порой он как бы спохватывается, словно не верит своим глазам, и начинает поспешно его «исправлять» без достаточной внутренней мотивировки. Гольдони слишком верил в добро, что побуждало его иногда быть непоследовательным и грешить против художественной правды. Однако в лучших пьесах он подводил героя к исправлению виртуозно. В качестве примера можно указать на блистательное разрешение кавалера Рипафратта от порока женоненавистничества («Трактирщица»).